– Как я рада, как рада, что встретила вас! Я так надеялась на это раньше. Мы, из Смольного института, бывали на таких встречах, и я каждый раз смотрю на морских офицеров: нет ли вас среди них? Но увы!
– Надеюсь, что мы будем чаще теперь видеться, – скорее утверждая, чем спрашивая, сказал Ушаков. Музыка заполнила весь зал, хрустальные люстры мерно раскачивались в такт, переливаясь тысячами огоньков. Но еще больше огней отзывалось в драгоценностях статс-дам и фрейлин, жен титулованных вельмож и дипломатов, в орденах князей и графов, камергеров и камер-юнкеров, сенаторов и статс-секретарей. Все сверкало вокруг, сияло, переливалось в лучах свечей и волнах музыки. Бал был в разгаре, светлые чувства переполняли уже немолодого капитана.
– Ну дак когда мы увидимся снова? – настойчиво и радостно спросил он, подходя в очередном пируэте к Полине. Та отступила, развернулась и, приблизившись, негромко сказала:
– Эта дама – моя свекровь. Я недавно просватана.
Свет в зале померк, музыка потеряла мелодию и судорожно забилась под потолком. Ноги не попадали в такт и стали непослушными. Полина, почти не открывая губ, прошептала, скорее бессознательно, не давая отчета в том, что говорит:
– Ждите меня, Федор! Ждите!
Ушаков проводил ее к тому месту, где пригласил на танец. Старая дама с тревогой посмотрела на них.
– На тебе лица нет! Здесь так душно! – И, решительно взяв ее под руку, повела к выходу.
* * *
Было еще не поздно. Ушаков, завернувшись в темный плащ и не замечая ночной прохлады, порывистого ветра с Финского залива, стоял у входа в Зимний – карета еще не подъехала, бал продолжался. Он очнулся, когда из остановившейся кареты к нему склонился светлейший:
– Проветриваешься, капитан? А то давай подвезу, куда хочешь!..
Ушаков покачал головой: кончен бал.
– В море, князь! В море хочу! Там лучше!..
«Чтобы флаг наш везде надлежащим образом уважаем был»
Средиземное море было колыбелью мореходов – торговых и военных. Оно же было и базой для пиратства. Да и неизвестно было порой, кого можно считать «чистым» моряком, «купцом», а кого пиратом, ибо нередко они были триедины. Отправляясь в морское плавание, воевали, торговали, грабили. Пиратское промысловое дело в XVIII веке было едва ли не самое прибыльное. И шагнуло оно далеко за пределы Средиземного моря. Особыми удачами в этом промысле могли похвастаться английские и французские пираты. Центральная власть не только проявляла к ним снисходительность, но и поощряла арматоров (или каперов), то есть частных лиц, на свой страх и риск оснащавших суда и захватывающих иностранные коммерческие корабли, увеличивая торговый флот. Правда, в 1713 году Утрехтский мир, заключенный между Францией, Испанией, Голландией и Англией, узаконил правила, охраняющие интересы морской торговли. И тем не менее в период войн свобода морской торговли нарушалась постоянно. В конце 70-х – начале 80-х годов исполнять свою миссию торговым кораблям было все более и более небезопасно. Развернувшаяся война между Соединенными Американскими Штатами и Великобританией втянула в свою пучину коммерческий флот всех стран. Корабли захватывались и конфисковывались, товары распродавались. Явление это было обычным и наносящим большой урон третьим сторонам. Казалось, что морской силы, противостоящей такому разбою, в мире не было. Франция после Семилетней войны еще не поднялась, Испания и Португалия из числа перворазрядных морских держав выбыли, Швеция, Дания и Голландия перечить «Юнион Джеку» не смели.
В 1778 году английские и американские каперы под разными предлогами стали захватывать коммерческие суда, шедшие в Белое море. К мысу Нордкапу для ограждения торговли России от пиратов была послана эскадра адмирала Хметевского. Разбой прекратился. Но затем испанские крейсера захватили два русских торговых корабля под предлогом того, что они шли в занятый англичанами Гибралтар. Россия прибегла к особой мере. 27 февраля 1780 года была принята Декларация, в которой объявлялось воюющим державам – Англии, Франции, Испании, – что для освобождения морской торговли от притеснения русская императрица «считает обязанностью объявить правила, которым будет следовать и для поддержания которых и покровительства чести Российского флага и безопасности торговли Ея подданных противу кого бы то ни было. Она повелит выступить в море значительной части своих сил». Правила были следующие:
«1) нейтральные корабли могут свободно плавать из одного порта в другой и у берегов воюющих держав; 2) имущество, принадлежащее подданным воюющих держав, свободно на нейтральных судах, за исключением заповедных товаров; 3) заповедными товарами признаются только военные снаряды и другие; 4) блокированным портом почитается только тот порт, войти в который предстоит очевидная опасность по расположению судов атакующей державы, находящихся довольно близко в порту; 5) правила эти будут служить руководством в судах и приговорах о призах».
Декларация послужила основой для создания мощного Союза держав, своеобразных Объединенных Наций того времени. К союзу постепенно присоединились Дания, Швеция, Португалия, Голландия, Пруссия, Австрия, Королевство обеих Сицилии, затем Соединенные Штаты. Воюющие Франция и Испания объявили о готовности принять правила союза. Англия ответила неохотно, что она всегда считала обязанностью оказывать всякое уважение Русскому флагу. Да, не признавать Российский флот было уже нельзя. Он вставал реальностью от Нордкапа до Средиземного моря, от севера Европы до ее юга. Его существование и обеспечило осуществление принципов Декларации, которые не оказались провозглашенными только на бумаге. Солидные расходы, произведенные на флот, обернулись серьезным политическим выигрышем для России, ее возросшим международным авторитетом. Слова, произнесенные в Зимнем дворце, о том, «чтобы флаг наш везде надлежащим образом уважаем был», не остались простым звуком. Гибралтар, Портсмут, Ливорно, Копенгаген, Мессина, Филадельфия и многие другие порты салютовали русским кораблям, вышедшим на широкие морские просторы.
* * *
В начале 1781 года находившийся в составе эскадры контр-адмирал Сухотина 64-пушечник «Виктор» отдал салют, входя в бухту Ливорно.
– Ну вот и свиделись! – повел руками к холмам, рощам и портовым домам его капитан Ушаков. Настроение у него было неровное. За весь переход от Кронштадта в Средиземное море на корабле не было серьезных поломок, никто не потерялся в чужих портах, не покалечился, но болезни заставили одеть многих моряков белый саван, отправили их в последний путь.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});