Бекки стала, запинаясь, высказывать слова благодарности, смешанной с изумлением, но прервалась на полуслове. Мистер Рэйвиншоу улыбнулся, кивнул ей и покинул библиотеку.
Отправляясь на поиски мисс Крессуэлл, он решил нанять извозчика, поскольку чем меньше его слуги знали о происходящем, тем было бы лучше. Мистер Рэйвиншоу отправился в Сити, надеясь, что к этому времени Джордж Крессуэлл окажется дома, так как не в силах был пережить еще какую-нибудь задержку. Он чувствовал, что Каролайн и без того уже слишком долго находится в обществе мистера Тренча.
Выехав на улицу, где жил Генри Крессуэлл, он заметил извозчика у дверей нужного ему дома. Слуга и светловолосый юноша, в котором он признал по описанию Бекки мистера Джорджа, укладывали в экипаж дорожный сундук и саквояж. Мистер Рэйвиншоу расплатился со своим извозчиком и подошел к Джорджу.
Нервы у Джорджа Крессуэлла, похоже, были взвинчены до предела. Когда его легко, но властно взяли за плечо, он развернулся, чуть не задохнувшись от страха. Свет из открытой двери дома осветил властное смуглое лицо, презрительную складку губ и очень суровый, холодный взгляд серых глаз.
– Мистер Джордж Крессуэлл, как я полагаю? – размеренно, не повышая голоса, произнес джентльмен. – Как удачно, что я приехал вовремя. Мое имя – Гай Рэйвиншоу, и я желаю получить от вас некоторую информацию.
Глава 12
Последствия обмана
Серьезные опасения, с которыми Каролайн приняла приглашение Бартоломью Тренча, отошли в сторону, поскольку за время их поездки тот вел себя более чем пристойно. Говорил на приличные и совсем безобидные темы, демонстрируя такую изрядную долю здравомыслия, что она даже начала задумываться, правильно ли она оценивала раньше этого человека. Ей по-прежнему не слишком нравилось, как все складывалось, но девушка успокаивала себя мыслью, что все это только на короткое время и на следующий же день она сможет отправиться в Брайтстоун-парк.
Но когда они достигли цели поездки, сомнения вновь всколыхнули ее душу с прежней силой. Улица, на который проживала миссис Помфрет, видела лучшие дни. Некоторые здания поражали своим обветшалым, неопрятным видом, над остальными витал дух прежнего благополучия, они сохраняли претензию на прошлую аристократическую жизнь. Жилище миссис Помфрет производило странное, тревожное впечатление. Окна были завешены помятыми и довольно неопрятными шторами, а медный дверной молоток и ступеньки, ведущие к двери, давно требовали чистки. Правда, вокруг дома не толпились грязные ребятишки, как у некоторых соседних зданий, а те, которые подбежали поглазеть на пассажиров экипажа, разбежались в разные стороны при первых же звуках голоса мистера Тренча.
Он отпер входную дверь своим ключом, который достал из кармана, впустил мисс Крессуэлл в темную и узкую прихожую, наполненную благоуханием несвежих ароматов с кухни, и провел в комнату, выходящую окном на улицу. В комнате было очень холодно, и после безрезультатных попыток оживить тлеющий огонь в камине мистер Тренч извинился и отправился искать свою родственницу.
Оставшись одна, Каролайн тревожно огляделась. Комнату когда-то обставили с претензиями на элегантность, но на мебели лежал толстый слой пыли, обивка стульев и дивана замаслилась от долгого пользования, и от вида запустения и одиночества веяло тоской. Каролайн, сдерживая брезгливость, все же напомнила себе, что ей следует благодарить Бога за любое пристанище и что, если бы не мистер Тренч, она вообще оказалась бы без крыши над головой.
Когда он вернулся в комнату, она стояла у камина, пытаясь согреть закоченевшие пальцы над крохотным огоньком пламени, трепетавшим среди углей. Он подошел к ней.
– Миссис Помфрет сейчас придет. Она не ожидала гостей и ушла наверх, чтобы переодеться. Прошу вас, присядьте мисс Крессуэлл, – радушно предложил Бартоломью.
Он придвинул стул поближе к камину, заметив при этом, что в комнате не слишком-то тепло, и взял в руки кочергу. Маленький язычок пламени задрожал и потух.
– Тьфу ты, как неудобно! – разозлился мистер Тренч, возмущенно глядя на черные дымящиеся угли. – Белла никогда не может правильно разжечь огонь. Безрукая дуреха! Мои извинения, сударыня.
– Не беспокойтесь, сударь, – вежливо успокоила его Каролайн. – Я в полном порядке, ручаюсь вам. У меня только немного замерзли руки, и все.
– Нисколько не удивлен, сударыня. Очень холодные вечера в это время года. Вам следует носить муфту. – Он с безмятежным видом овладел ее рукой, сжал ее своими большими и не слишком чистыми пальцами и неодобрительно покачал головой. – Нет, нет, это вообще недопустимо! Вам необходимо иметь муфту. Позвольте мне сделать вам небольшой подарок.
– Конечно нет, сэр! – возмутилась Каролайн, отбирая у него руку. – Вы проявили необыкновенную любезность, решив помочь мне в трудной ситуации, но, прошу вас, не делайте ничего такого, я ведь не могу вас достойно отблагодарить.
– Я никак не хотел вас обидеть, милая леди, прошу прощения, – спокойно возразил он. – Мне было бы приятно оказать внимание такой симпатичной женщине. Что тут плохого – принять небольшой подарок от друга? Ну что в этом ужасного?
– Спасибо, сэр, но у меня уже есть великолепная муфта. – Каролайн была непреклонна. – Мне только пришлось одолжить ее на время подруге, но, без сомнения, она вскоре возвратит ее.
В этот момент перед ее глазами возникла картина, как Агнесс поднимает с пола муфту, в спешке оставленную Дженни в «Шутовском колпаке». Неужели с тех пор минуло всего пять дней? Кажется, целая жизнь прошла.
К ее облегчению, мистер Тренч не стал продолжать обсуждение этой щекотливой темы. Он вместо этого возобновил свои атаки на камин, и спустя некоторое время его усилия были вознаграждены несколькими робкими языками пламени. Каролайн чувствовала себя крайне неловко и села как можно дальше от него, в душе надеясь на скорейшее появление хозяйки дома.
Прошло не меньше пятнадцати минут, прежде чем ее желание исполнилось. Но приход миссис Помфрет не принес с собой того спокойствия, на которое мисс Крессуэлл надеялась.
Миссис Помфрет оказалась высокой, костлявой женщиной лет пятидесяти, без меры молодящейся, одетой в наряд, который больше пристало бы носить даме лет двадцати. Завитые волосы были неестественно интенсивного черного цвета, лицо щедро накрашено, и вокруг нее витал слабый, но безошибочный аромат джина. Она приветствовала Каролайн с назойливым дружелюбием, называла ее милым дитем, выражала ужас от ее затруднительного положения и заверяла в своем неизменном для нее гостеприимстве, пространно предлагала оставаться в стенах этого дома столько, сколько потребуется.