Гаранор отходит, чтобы снова наполнить наши бокалы (видимо, решил, что архес вполне может заменить мне антидепрессанты), а я подтягиваю колени к груди и продолжаю:
— Отца обвинили в предательстве. В том, что он в течение нескольких лет сливал какую-то суперважную информацию секретным службам Джоагейта, с которым у Креута всегда были напряжённые отношения. Не знаю, откуда взялся этот бред, но… — Я сглатываю застрявший в горле горький ком подступающих слёз. — И недели не прошло, как его аэрокар разбился. Мне сказали, что папа умер мгновенно, и для меня эта аэрокатастрофа тоже была бредом. Отец был очень осторожным водителем, был слепо предан Креуту… Он не был преступником, но от него избавились, как от лишнего балласта! Уничтожили без всяких разбирательств!
Я прикрываю глаза и чувствую, как по щекам катятся слёзы боли и бессильной злости. Обжигают кожу, но ещё сильнее обжигают тёмные воспоминания, заполнившие моё сознание.
Гаранор стирает эти слёзы, тихо спрашивает:
— Хочешь остановиться?
Отрицательно качаю головой и, вдохнув поглубже, быстро, чтобы скорее выговориться и покончить с этой болью, продолжаю:
— От меня, последней представительницы семьи Мора, тоже отвернулись. Родственники, близкие друзья — я в одночасье для всех умерла. Вместе с родителями, вместе с Летисией. На наше имущество правительство наложило арест, и из дочери состоятельного и всеми уважаемого Светлого я превратилась в безродную студентку, подрабатывающую по вечерам в дешёвой забегаловке, лишь бы сводить концы с концами. Всё произошло настолько быстро, что, наверное, тогда я ещё не верила в реальность случившегося. Мне казалось, я сплю и вот-вот проснусь, но кошмарный сон продолжался, а я всё не просыпалась.
— То есть никто, совершенно никто из твоих родных… — начинает Гаранор.
Но я его перебиваю:
— Никто. От меня отреклись все.
Судя по выражению лица высшего, он сейчас или начнёт громко материться, или сразу примется за проклятия в адрес моей бессердечной родни. Но нам нельзя отвлекаться на проклятия. Я хочу поскорее закончить с «исповедью» и поставить в своём прошлом большую жирную точку. Раз и навсегда.
— Спустя несколько месяцев после смерти отца меня разыскала Летисия. Она уже была на восьмом месяце, беременная от Валара. Всё это время они были вместе и всё это время она прозревала, постепенно осознавая, с каким чудовищем ей не повезло связаться. В конце концов, Летти от него сбежала. Вернее, ей тогда так казалось. Мне пришлось оставить учёбу и уже по-настоящему впрягаться в работу, потому что сестра, понятное дело, работать не могла.
— Почему этот мудак не побеспокоился о том, чтобы избавить дочь от тёмных сил до того, как она родилась? Один укол, одна инъекция, и не было бы двух лет мучений. Ни для неё, ни для тебя.
— В том-то и дело, что он не хотел и не собирался избавлять Литу от своей магии. — Я горько усмехаюсь. — Ему нужен был ребёнок от сильной Светлой, на котором он потом мог бы ставить эксперименты.
Теперь уже глаза мужчины, сидящего напротив меня, не просто темнеют, они напоминают два чёрных омута, опасных и бездонных.
— Продолжай, — напряжённо просит он.
— Лет десять назад ходили слухи (ты, думаю, тоже их слышал) о безумном докторе… кажется, его звали Аддерли. Ещё одном ублюдке Тёмном, экспериментировавшем над своим собственным ребёнком от феи. Вроде бы он был помешан на идее создания новой расы — гибридов, в равной степени владеющих светлой магией и тёмной силой.
— Да, помню, слухи ходили и их старательно старались замять. Кажется, та девочка умерла. Или бесследно исчезла… — Гаранор хмурится, пытаясь вспомнить ту давнюю историю.
А я продолжаю:
— Зачем-то Валар решил пойти по его стопам. Месяц мы с Летти жили в относительном покое. А когда начались схватки, и я отвезла её в клинику… После родов я отлучилась от сестры лишь на несколько минут. Чтобы переговорить с врачом (роды были тяжёлые) и выпить брула. А когда вернулась… Летти с Мариселой уже не было. Он забрал их, просто вывез из больницы и исчез йорг знает где. Так страшно, как в ту ночь, мне никогда не было.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Ты обратилась в полицию?
— Я обратилась к бывшему коллеге отца, работавшему вместе с ним в РУКе. В полиции меня бы точно не стали слушать — у Кано везде были друзья. К счастью, мне помогли, и Летисию с Мариселой нашли. — Я останавливаюсь, собираясь с силами, чтобы озвучить финал этого кошмара: — Вовремя, чтобы спасти малышку, но поздно, чтобы уберечь мою сестру. Он убил её. Смертью наказал за то, что посмела от него убежать. Никогда не забуду, что тогда там увидела…
Я вздрагиваю и ёжусь, как наяву видя перед собой распростёртое на полу тело сестры. Кровь растекается по белоснежным мраморным плитам. Если долго в них смотреться, можно поймать своё отражение. Панорамные окна, ведущие в просторную гостиную, приоткрыты. Холодный весенний ветер колышет полупрозрачные занавески, приносит с собой шум прибоя и солёный запах моря.
— Валар даже не пытался прятаться, привёз её и… убил в своей загородной вилле. И от тела не торопился избавляться. Не ожидал, что к нему вдруг нагрянут агенты РУКа и арестуют. Началось расследование, в процессе которого власти узнали и о других его преступлениях. Их было так много, что, несмотря на армию адвокатов, Кано приговорили к пожизненному. Жалко, что не казнили.
— Действительно жалко, — жёстко отвечает высший.
Кажется, он и сам был бы не против сыграть роль палача. А я бы не отказалась поприсутствовать на казни этого мерзавца.
Но пусть уж лучше остаётся там, куда его упрятали.
— Всё тот же друг отца создал для меня новую личность. Новое имя, новый персональный код, который мне вживили взамен старого, а заодно и блокаторы. Поначалу с ними было очень непривычно, меня постоянно тошнило. И с Литой… Я понятия не имела, как растить ребёнка. Пришлось проходить ускоренный курс самоподготовки и в срочном порядке становиться матерью. — Говоря о малышке, я начинаю улыбаться, и тьма в душе как будто расползается, тает. — Лита не позволила мне скатиться в депрессию. Просто нам не было, но с ней связаны самые счастливые мгновения моей жизни. Вместе с дочкой я решила начать жизнь с чистого листа. К счастью, быстро нашла работу в «Фелисидад», обросла знакомыми и стала постепенно обо всём забывать.
— А сегодня я заставил тебя снова всё вспомнить. — Гаранор обнимает меня, губами прижимается к моему виску.
— Рано или поздно мне всё равно пришлось бы тебе рассказать, раз уж мы… — Я замолкаю, потому что сама ещё толком не успела понять, кто мы теперь друг для друга.
— Вместе, — продолжает за меня высший. — И прежде чем об этом узнают другие, мне нужно поговорить с братом. Например, завтра и…
— Это сделаю я. — Я выпрямляюсь и заглядываю ему в глаза. — Это я столько времени морочила ему голову.
— С моей подачи, — напоминает Тёмный.
— Неважно с чьей. Это самое меньшее, что я могу сделать для Ксанора, — поговорить с ним откровенно, а потом уже общайтесь, сколько влезет.
И снова он хмурится, и снова этот недовольный, хищный прищур.
— Мне не нравится эта идея, Ленни.
— А мне не понравится (очень не понравится), если ты будешь принимать решения за меня.
А теперь он закатывает глаза, тем самым как будто говоря, что из нас двоих — это я сложная личность, а он мягкий, белый и пушистый.
— Я серьёзно! Твой брат не кусается. Кого-кого, а Ксана я точно не боюсь.
— А меня? — Гаранор чуть заметно улыбается. — Меня ты больше не боишься?
Кладу ему голову на плечо и тихо шепчу:
— Больше не боюсь, — взамен получая поцелуй в макушку.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Я приставлю к тебе охрану.
— Перестань, — ворчу, прикрывая глаза.
— Это не обсуждается.
И вот как с таким разговаривать?
Глава 17: Эления
Эления
Утром мы возвращаемся к вопросу моей безопасности. Гаранор пытается меня убедить, что мне просто жизненно необходима охрана, везде (возможно, даже в туалете), а я пытаюсь ему объяснить, что его брат не монстр и не чудовище и не сделает мне ничего плохого.