Читать интересную книгу Позавчера была война - Юрий Яковлев

— Любимая моя… Красавица моя… Ты все равно будешь рядом со мной… одна-единственная, — одними губами шептал Орлов, и слезы текли по его колючим, небритым щекам.

Слон слушал его запоздалое признание в вечной любви.

Они ушли с берега в сумерках.

2

Что стало с Орловым! Он осунулся, потемнел. Скулы, щеки, подбородок заросли густой щетиной, а волосы на висках торчали в стороны, как два куста. Его глаза раскалились и болезненно блестели. Они не видели, что происходило вокруг, они искали то, что невозможно было найти: черную челку, широкие скулы, грустные и удивленные глаза. Орлов все еще не верил, все ждал, что она появится. Ждал вопреки здравому смыслу… Ждал, хотя в ушах еще стучали железные молотки, вколачивающие пули, вколачивающие гвозди. Орлов переживал не смерть, а бесконечную, безвыходную разлуку.

Все, что было ее жизнью, стало теперь необходимым условием для его существования. Он не мог бросить цирк и уехать к себе, тем более что единственным существом, которое делило с Орловым горе, был Максим. Со слоном творилось что-то неладное. Он перестал есть, а по ночам издавал звук, похожий на стон. Он согнулся. Складки и морщинки на его коже стали глубже. А временами он силился разорвать цепь.

Хотя третий день шла война, уже успевшая перевернуть всю жизнь людей, в цирке еще думали о слоне.

— Что делать с Максимом? Он не притрагивается к пище. Убавился в весе…

Директор цирка сидел на черном клеенчатом диване, упершись локтями в колени и подперев ладонями щеки. У директора большое плоское лицо, крыловидные брови, тонкая переносица, прищепленная пенсне, большие светлые, будто выгоревшие глаза, нижняя губа выступает вперед, нависает над подбородком.

— Что делать со слоном?

— Эвакуировать, — мрачно посоветовал клоун Комов.

— Я подал заявку на вагон. Сказали — ждите. Не представляю себе, сколько придется ждать. А пока…

— Поговорите с Гуро, — посоветовал Комов, — он работает с собаками, но, может, найдет подход к слону.

— Не вытянет Гуро… слона, — пробасил Беленький, тот самый Беленький, который был черненьким и выступал во фраке.

— Теперь время военное, надо вытягивать, — буркнул Комов.

— Этот слон дороже всего нашего цирка, — признался директор. — Его отловили у подножья Килиманджаро. Заплатили золотом.

Дверь кабинета со скрипом отворилась. На пороге стоял Орлов. Директор не сразу узнал его.

— Орлов? Что у тебя, Орлов? — спросил он и поднялся с дивана.

— У меня ничего, — глухо ответил Орлов. — Я к вам с просьбой.

— Может быть, зайдешь позже?

— Я зайду, — согласился Орлов. — Я насчет слона… Максима.

— Что такое со слоном? — крылья взметнулись над стеклышками директорского пенсне.

— Со слоном ничего… Я просто хотел взять его.

— То есть как так взять? — подскочил Комов. — В собственность?

Орлов поморщился.

— Взять на себя… в смысле ухода.

— Он третьи сутки не ест, — сказал директор.

— У меня он ест. Я его кормил хлебом с солью. Он три буханки съел.

Директор оживился.

— Ты кто по образованию, Орлов?

— Механик.

— Механик?

— Да, механик по моторам.

— А откуда ты в слонах-то разбираешься? Ты хоть знаешь, сколько стоит слон?

— Не приценивался…

— А я приценивался. Он куплен на золото. Не дай бог его загубить.

Орлов повел плечом. Ему начинал надоедать этот разговор.

— Со слоном будет все в порядке, — сухо заметил он.

— Только учти, зарплату я тебе не прибавлю. Не имею права.

— Точно, — подтвердил клоун, — не имеет права.

— Мне и не надо, — сказал Орлов, — я был в военкомате, мне сказали, пока нет распоряжения…

Когда дверь за ним затворилась, Комов наклонился к директору.

— Подозрительный тип. Спину под слона подставил.

— Оригинал, — протрубил Беленький.

— Ну, со слоном мы уладили, — вздохнул директор и кончиками пальцев разгладил брови.

Кончились представления. Остановился цирковой конвейер. А на опустевшей базарной площади все еще стоял парусиновый шатер, и клоун, с вызывающим круглым румянцем, по-прежнему улыбался с афиши… Умолкли трубы. Остыли юпитеры. Исчезли мальчишки — вечные спутники цирка.

С проходящим полком уходил на фронт цирковой оркестр. Музыкантов не успели обмундировать, им выдали только пилотки со звездочками. И они шли через город впереди колонны, в пиджачках и брюках, исполняя марш-галоп, под который обычно на арену выбегали партерные акробаты братья Изюмовы. Теперь под эту музыку шли бойцы…

Проходя мимо цирка «Шапито», музыканты перестали играть. Они прощались с родным домом, тишиной.

Свято место пусто не бывает, и люди нашли новое, военное применение старому шатру. Они превратили его в караван-сарай, в котором на ночь останавливались беженцы, проходившие через город. Люди располагались на узких скамейках амфитеатра, на мягких опилках манежа, в проходах.

Иногда беженцы заходили в шатер вместе с коровами и козами. Тогда животных сгоняли на манеж. И создавалось впечатление, что сейчас выйдет дрессировщик, щелкнет длинным шамберьером и начнется представление. Но дрессировщик не выходил.

Когда в цирке ночевали солдаты, шатер сразу становился похожим на огромную солдатскую палатку. У входа вставал часовой с винтовкой. Клоун с афиши подмигивал ему и скалил меловые зубы.

Фронт с каждым днем приближался к городу, в котором застрял цирк.

Утром шатер пустел. Временные постояльцы покидали его. Оставались только обессилевшие и больные.

В это утро в цирке задержалось человек пять. Старики и женщина с больной девочкой. Беженцы лежали на опилках, а спали они или бодрствовали, никто не знал. Женщина уговаривала больную девочку:

— Ну, сосни… Ну, сосни маленько…

И тут в цирк вошел директор. Он осмотрелся, привыкая к тусклому свету, который просачивался сквозь парусину, и громко сказал:

— Граждане! Прошу освободить помещение!

Никто не откликнулся. Те, кто спал, продолжали спать, а кто бодрствовал, не обратили на него внимания.

— Ну, сосни маленько… — приговаривала мать.

Директор выждал и повторил:

— Прошу вас, освободите помещение.

Один из стариков заворочался и, приподнявшись на локте, спросил:

— Ты чего раскричался? Зачем тебе помещение?

— Оно подлежит уничтожению, — пояснил директор.

— Зачем же уничтожать, если оно людям нужно? — резонно заметил старик.

— Вы хотите, чтобы он достался немцам? Да? — тихо спросил директор. — Вы приказ Верховного Главнокомандующего слышали? Все уничтожать, ничего не оставлять врагу.

— Да кому он нужен, твой балаган, — неожиданно гаркнул рыжебородый мужик с одной рукой. — Ты лучше молока достань. Здесь больные. И транспорт нужен.

— Я транспортом не ведаю. Я — директор цирка… Если вы не уйдете, вынужден буду удалить силой.

Рыжебородый поднялся на ноги. Он был весь в опилках. Даже в бороде нетающими снежинками белели опилки.

— Ты немца силой удаляй, — трубным голосом пробасил он. — Немца, а не старых и малых. Бери винтовку и иди туда… удаляй!

Глаза рыжебородого сверкали из-под нависших бровей, а единственная рука пророческим жестом указывала на запад.

— Может быть, вы немцев здесь поджидаете? — тихо спросил директор.

— Поджидаю, — спокойно ответил рыжебородый, — чтобы драться с ними, когда у таких, как ты, засверкают пятки.

— Тише, тише… она уснула… — шепотом произнесла мать.

В тот же день директор вызвал Орлова.

— Машины не будет. Последний поезд ушел. Возьми винтовку и застрели его, чтобы он не достался немцам.

Орлов ничего не ответил. Он молча взял винтовку и направился к двери.

— Подожди! Ты забыл патроны. Две обоймы хватит? — холодные стеклышки пенсне поблескивали под бровями.

— Хватит, — буркнул Орлов и взял со стола винтовочные патроны.

Они были покрыты смазкой и прилипали к пальцам. Он их сунул в карман, а винтовку надел на плечо, как охотник — стволом вниз.

Во дворе его поджидал Максим. Услышав знакомые шаги, слон отвел в сторону ухо и, поскольку не мог повернуть голову, — для этого надо иметь шею, — повернулся сам.

Орлов, не глядя на слона, прошел мимо.

На улице он столкнулся с Комовым. Клоун остановил его и скороговоркой произнес:

— Слону могилу руками не выроешь. Проси экскаватор.

Он боялся, что его заставят рыть могилу слону.

Орлов отстранил клоуна плечом и зашагал дальше. Весь день ходил он по разным учреждениям и все просил машину для слона. На него смотрели непонимающими глазами и переспрашивали:

— Слон? Какой слон? Зачем слон? Сейчас война, немцы под городом, а он лезет со слоном.