Читать интересную книгу «Вставайте, братья русские!» Быть или не быть - Виктор Карпенко

БОГОМОЛЬЕ

1

Расправа над новгородцами тяготила князя Александра. Скольких детей он осиротил, скольких жен сделал вдовами… Кому они теперь без кормильца нужны, многие по миру пойдут… Но даже осознание необходимости этого шага не ослабляло боли душевной. Перед тем как отдать приказ своим дружинникам, он сказал: «Не жалеть никого! Кровь убиенных на мне, с меня спрос!»

Дружина верила в князя, дружина верила князю и потому действовала сурово, кровью залив бунтовавший город.

Во Владимир ехать не хотелось. Там снова плач, стенания по убиенным на улицах Новгорода дружинникам, а оных легло немало. И Александр решил ехать в Ростов. С женой, сыном и домочадцами весной 1259 года он направился в город, почти не пострадавший от татаро-монгольского нашествия и ставший родовым гнездом для Мономашичей. Здесь жила старшая в роду княгиня Мария Михайловна. Коротали век вдовы князей-страстотерпцев – Василия Константиновича ростовского и Константина Всеволодовича ярославского. Здесь жили верные единомышленники и помощники великого князя Александра в делах его – князья Глеб и Борис Васильковичи. Оба ростовских князя были умны, сдержанны, интересные собеседники, ибо немало времени проводили за книгами и свитками в харатейной – гордости деда князя Константина Всеволодовича и отца князя Василька Константиновича, а главное, открыты и хлебосольны. Там же, в Ростове, окормлял паству епископ Кирилл, с которым Александра немалое связывало. Владыка все поймет, утешит, простит. Именно в утешении нуждался сейчас Александр Невский больше всего.

Великий князь стремился поспеть в Ростов к Вербному воскресенью, но весенняя распутица, хлябь не позволила ему свершить задуманное. Потому приехал позже, о чем немало сожалел.

На суздальской дороге великокняжеское семейство встречали епископ Кирилл с клиром, князья Борис Василькович и Дмитрий Борисович, вдовствующая княгиня Марина, а также любопытствующие ростовчане. Как же, не каждый день посещает Ростов великий князь владимирский!

Встав под благословение, Александр чуть слышно сказал:

– Владыка! Грешен я. Дело миром в Новугороде уладить не удалось. Кровь пролилась немалая.

– Ты молись, княже. Бог великодушен. Он простит.

– Для того и приехал, отче.

– Двери храма для тебя всегда открыты, княже. Иди, возблагодари Господа за то, что жив-здоров, что чада в здравии, что жена при тебе… А о делах потом.

Великий князь устремился в храм Успения Пресвятой Богородицы. За ним направились было князья Борис и Дмитрий, но владыка их остановил:

– Не надо мешать князю Александру говорить с Богом. Молитва в тишине да в одиночестве во благо.

Александр истово молился Спасу и Пресвятой Богородице. Горячие слова жгли душу и изливались слезами. Сколько времени прошло – не ведал, когда же вышел из храма, на дворе стояла ночь. На паперти сидели двое гридей с факелами. Увидев князя, они спешно поднялись, подобрались.

– Давно ждете? – спросил Александр одного из них.

– Не ведаю, государь.

2

На Святую Пасху, 12 апреля 1259 года, князь Александр не остался в Ростове. Шум праздника, ликования, застолья ему были не по душе, и он с княгиней Марией Михайловной, княгиней Мариной, князьями Глебом и Дмитрием, а также княгиней Дарьей Изяславной уехал в село Угожь, где в местной маленькой церкви Богоявления Господня предался молитве.

Лишь 3 мая великий князь с женой и сыном Андреем выехали из Ростова. Перед отъездом он зашел проститься с епископом Кириллом.

– Нашел ли ты облегчение душе своей? – спросил владыка, возложив крест на чело князя.

– Нет, отче! Видно, ношу принял не по силам. Умом понимаю, что иного пути не было и, не сломив норов новгородский силой, навлек бы на Русь новую беду. Хан своеволия новгородцам не простил бы. А они, когда идут походом, все сметают на своем пути. Но душа моя, она не приемлет оправданий… Закрою глаза и вижу новгородцев убиенных…

– Ты, князь Александр, не очерствел душой и боль людскую принимаешь близко к сердцу. Но ты – великий князь и поставлен над всеми управлять землей и людьми, на ней живущими. И не татарами поставлен, родом княжеским, десятками пращуров своих, что сидели на великокняжеском столе до тебя. Потому помни, что пролитая тобой кровь сотен новгородцев во благо тысячам, а суд Господен… Господь, он всеведущ и разберется во всем.

Возложив вторично серебряный крест на чело, владыка сказал:

– Именем Господа нашего благословляю тебя, раб Божий Александр! Будь здрав, живи долго, правь мудро!

С тем и расстались.

Князья же Глеб и Дмитрий проводили князя Александра с семейством по суздальской дороге верст на пять. Прощаясь, Глеб Василькович заверил:

– Будь в надеже, великий князь, и словом, и делом я с тобой. Только позови…

– Я знаю, Глебушко. Отец твой, Василько Константинович, верно служил Руси, и ты в отца.

Обнялись крепко, по-мужски. Наклонившись к самому уху Глеба, князь Александр тихо произнес:

– А за Феодору прости. Так надо…

Александр сел в возок. Княгиня Дарья Изяславна, прижавшись к плечу мужа, со слезливой дрожью в голосе проронила:

– Эти четыре седьмицы были самыми счастливыми в моей жизни. Спасибо тебе!

3

Чего угодно ожидал Александр от Владимира, но только не этого: весь город вышел встречать своего князя. Во главе мирян стоял митрополит Кирилл со всем освященным собором, с черноризцами, боярами, лучшими градскими людьми, державшими в руках иконы, хоругви, под колокольный перезвон. Словно победителя встречали владимирцы великого князя Александра Невского, и от этого ему было еще больней и горше.

Но настоящим испытанием для него стала речь митрополита Кирилла, которую тот произнес после литургии с амвона Спасо-Преображенского собора:

– Слава тебе, великий князь Александр Ярославич! Ты ведь уподобился святому Константину Великому, лесть агарянскую преодолевшему! Не преступай, княже, завета, что положили свои пращуры – святой Владимир, богоизбранный Ярослав, мудрый Владимир Мономах и другие иже с ними добрые отпрыски благородного корня славных Рюриковичей, ибо ты стяжал Константинову доблесть, Владимирову веру, Ярославле мужество. Помни, что заповедал царь Соломон Премудрый: «Золото не в сокровищнице познается, но когда помогает сирому и вдовице, когда хранишь Правду и завет нищелюбия».

Князь Александр понял слова митрополита и решил: «Все силы положу, все серебро, но из полона верну на Русь страдальцев, восполню урон, нанесенный в Новугороде Великом отчине!»

И в очередную поездку в Орду ростовского епископа Кирилла князь передал с ним письмо хану Берке и серебро для выкупа пленных. Впоследствии он это делал при каждом удобном случае, с любой оказией…

ПОСЛЕДНЯЯ КАПЛЯ

1

Прошел год.

Гордая свободолюбивая Русь, что стало с тобой? Вместо песен слышны лишь стоны, вместо детского смеха – крики насилуемых женщин и истязаемых мужчин, вместо радости труда – труд до изнеможения с единственной целью выплатить налог. Не было на Руси еще такого, чтобы отец отдавал своих детей за долги в рабство ханским откупщикам, а жен – на поругание татарским баскакам. Не было на Руси такого, чтобы князь проходил мимо, отворачивая лик от чинимых над подвластными ему людьми издевательств и пыток с целью получения дани. Особо зверствовали хивинские, хорезмские, персидские откупщики-бесермены, что выкупили у баскаков право взимать дань. Они придумали особый порядок закабаления крестьян и ремесленников: уплата налога откладывалась на определенный срок под «резы» [13] . Долг рос, и вскоре крестьянин становился кабальным, зависимым, бесправным. У него забирали все: жену, детей, скотину и в конечном счете самого угоняли на рабские рынки Хорезма, Сарая, Каракорума…

Сотнями на рабских рынках покупались мужчины из Руси египетскими купцами, чтобы потом перепродать их египетским султанам. Самые молодые и сильные из русоволосых и голубоглазых рабов попадали в гвардию и становили воинами. Русские красавицы-полонянки становили наложницами царей, султанов, правителей, купцов и простых воинов… Русские дети стали ходовым товаром на восточных рынках – покупались и продавались за гроши…

В 1262 году чаша народного терпения переполнилась. Загудели сполошные колокола, вызывая народ на улицы и площади городов.

Начали ярославцы. Первой жертвой их гнева пал монах Изосима. Изменивший православной вере, он принял мусульманство, ходил по городу и хулил Христа, но славил пророка Мухаммеда. Возмущенные горожане забили его до смерти, а тело бросили собакам. Всех откупщиков и их слуг выгнали из города, а дворы разорили.

Весть о событиях в Ярославле быстро разлетелась по Северной Руси. Поднялся Ростов. Даже княгиня Мария Михайловна не смогла удержать горожан от кровопролития. Баскак Гази-Бабу был убит, а хивинских и персидских купцов, разорив их дворы, изгнали из города.

Против ханских баскаков и откупщиков поднялись Суздаль, Владимир, Переяславль-Залесский, Великий Устюг…

«Как же так? – недоумевали новгородцы. – Еще два года тому великий князь Александр утопил в крови Великий Новгород лишь за то, что воспротивились новгородцы приезду ханских переписчиков в родные пределы, а ноне половина Руси поднялась супротив ханских баскаков и откупщиков-бесерменов. Мало того, поговаривают, что в Великом Устюге на торгу читали грамоту от великого князя, в которой он призывал народ гнать сборщиков дани с родной земли. Но даже если и не призывал, то уж ничего не делал для усмирения городов, это точно».