Читать интересную книгу #Меня зовут Лис - Ли Виксен

Разнообразием товаров Штольц похвастаться не мог. Большую часть лотков и стеллажей занимали металлические изделия. Оружие, броня, украшения, посуда, даже детские игрушки. Безусловно, я нигде раньше не видела такой искусной гравировки, точеных линий сабель, красивого цвета выплавки, но каких-либо продуктов, простой еды я что-то на лотках не заметила. Вспоминая южные рынки, я ожидала увидеть мешки с пряностями и связками трав-приправ, огромные прилавки с мясом и птицей, молочные бидоны, свежую выпечку, распространяющую такой аромат, что текли слюнки. Но все это оставалось в воспоминаниях. Наконец я набрела на пару лоточников, что продавали муку и крупы, еще двое – живых поросят. И все. «Где же, Войя побери, жители Штольца берут еду?» – мелькнула у меня мысль.

Однако целью моего визита было не желание купить пропитание, а слухи. И в этом мне повезло. Посреди базара стоял глашатай, с выражением смертной скуки читавший с промокшего листа последние новости. По традициям Королевства статус городского глашатая был довольно престижным – нужно было собирать новости у путешественников и чужестранцев, узнавать самые интересные сплетни, обмениваться голубиной почтой с соседними городами. Обычно глашатаи не состояли на особой службе, их кормил, как мог, город, ведь такие люди все равно ему нужны.

«Сплетни – это хлеб для голодных до новостей барышень», – говорил когда-то давно человек, звавший себя моим отцом.

Перед глашатаем Штольца лежала помятая шляпа, и несмотря на то, что утро лишь началось, а народу на площади было совсем немного, кто-то подбросил городским «ушам» пару оллов. Однако заработок, видимо, не радовал глашатая, его голос звучал как из глубокого колодца, а взгляд смотрел сквозь толпу неприветливо, если не злобно.

– …по пожарам это все. Если будут еще известия, я выйду днем, господа.

Я мысленно выругалась. Те известия, которые были важны для меня, глашатай уже отчитал. Ну что ж, он скоро закончит выступление, и надо надеяться, мне удастся узнать у него о пожарах.

– Новости с побережья: в Ларосс прибыла партия тончайшей шерсти с Симма. Качество высокое, так же, как и цена. На мой взгляд, она даже завышена – за три оборота они дерут по сотне оллов. Западные вести: в Кармаке открыт набор на обучение офицерского состава для личной гвардии Совета мудрецов. В течение трех месяцев они ждут юношей от двенадцати до двадцати лет, крепкого телосложения, с покорным нравом и интересом к военной службе.

Толстушка, покупавшая муку, при этих словах встрепенулась, однако глашатай ее осадил:

– Нет, Марта. Роббина не возьмут, он слишком толст для Кармака. Новости с юга: по последним вестям у Переправы Черной гончей произошла самая кровопролитная за последние годы битва. Число убитых идет на тысячи.

Мне показалось, что подо мной пошатнулась мостовая. Битва на юге. Легионы! Однако жители Штольца словно и не слышали этой новости и продолжили заниматься своими делами. Лишь одна я стояла пораженная количеством убитых – тысячи человек. Северяне совсем забыли, что такое война, их не интересовали междоусобицы южных князей. Им было плевать, кто будет править страной, пока те проливали кровь легионов на юге.

– Как я слышал, столкнулись четыре претендента на престол. Кто это был точно, скажу через неделю. Если только и мой дом не спалят. – По толпе прокатились мрачные смешки. – Наибольший урон понес один из шести участвующих легионов. Оказался зажат между рекой и тремя противниками: этих глупых солдат попросту либо резали, либо топили.

У меня начали подрагивать пальцы – верный признак приступа ярости. Где-то там гибли люди, а этот дурак насмехался над ними. Там могла быть и Роза. Кто знает, сколько моих друзей могло погибнуть у Переправы Черной гончей?

– В общем-то пока все. И я и вправду рекомендую съездить за шерстью в Ларосс. – Глашатай начал собирать деньги из своей шляпы, а я подошла к нему, не решаясь задать вопрос. Все мысли о поджогах вылетели из головы. Мне хотелось узнать лишь об Алой Розе. Участвовала ли она в той битве, скольких потеряли, и как получилось, что битва принесла столько смертей.

Но мне не хватило смелости. Бросив на меня презрительный взгляд, глашатай удалился, прихватив свою мокрую шляпу и нахлобучив ее на оттопыренные уши. Что измениться, даже если я узнаю о том, что случилось с легионом? Смогу ли я им помочь? Захочу ли я это делать? Я вычеркнула эту страницу из истории своей жизни. Атос – другое дело. Я видела, как он, задумавшись, может произнести одними губами имя Алайлы или Крамера. Замечала, как он чертил в пыли планы былых битв. Для меня легион был в прошлом, но для него – нет. Если я расскажу ему эти слухи – не потеряю ли я моего крайнийца? Скорее всего, мне придется идти к Белой башне в одиночестве. А ведь это всего лишь слухи. Может, Алой Розы и не было у злосчастной переправы.

Наконец я решила – расскажу Атосу об этих новостях, как только мы закончим с башней. Пусть выясняет, что произошло, но потом. Вероятно, к тому времени я буду либо мертва, либо счастлива. Это решение меня немного успокоило. Разве могла я догадаться, что последующие события начисто вытеснят у меня из головы утренние сплетни на рынке Штольца.

* * *

Когда я вернулась к гостинице, мой друг уже стоял снаружи. Словно исполинский голем он возвышался над небольшой дверцей. Вид у него был словно он что-то задумал.

– С утра, пока ты гуляла, я пообщался с Кристофером и узнал подробности, – поделился Атос. – Насчет поджогов и прочего.

– С чего ты взял, что я буду зарабатывать охотой? – как можно более невозмутимо ответила я. – Может, я найду более простое задание.

– Брось. Поджоги приютов и церквей? Ты не пройдешь мимо, мой маленький поборник справедливости.

– Это Гардио был поборником, – нахохлилась я. – А я приспешник высокомерного крайнийца. Выкладывай, что узнал.

Мы остановились на маленькой площади, на которую выходили фасады четырех домов. Посредине примерно метра на полтора от земли возвышался фонтан, изображающий русалку. Довольно часто встречающийся фонтанный персонаж. Мой взгляд остановился на ее огромной груди. Мужчины-ремесленники, ну что с них взять…

– За поимку поджигателя объявлена награда в пять сотен оллов, на броню тебе хватит с лихвой. Но надо, чтобы поджигатель сознался – иначе все добропорядочные граждане начали бы доносить друг на друга. И еще кое-что. Сейчас главная подозреваемая – женщина-ока, которая пришла в город шесть дней назад.

Я отвлеклась от русалки и взглянула на Атоса.

– Да, Лис. Та самая, которую ты видела в горах. Ока здесь редкость, она успела лишь погадать паре женщин, но сразу после первого пожара исчезла. Собственно, это единственная причина для подозрений. Ты сама видела, что ворота охраняются – поэтому известно, что город она не покидала.

– А что ты сам думаешь?

– Важно, что думают другие. Сейчас все охотники прочесывают трущобы. Истинное место для отребья, вроде ока. Но другие охотники, в отличие от меня, не знают, как хитер и изворотлив этот народец.

Я скрестила руки на груди, нетерпимость к ока в Атосе из милого недостатка в моих глазах превращалась в отвратительнейший изъян.

– И где ты намерен искать «преступницу»?

– Там, где не подумал бы искать никто другой. Но я хочу услышать твои предложения.

Я задумалась. Вся эта история с ненавистью к ока, которую эта женщина несла за собой, как шлейф, из горной деревни в процветающий город. Чувство зверя, затравленного и забитого, озирающегося в поисках приюта, – о, это чувство было мне знакомо как никому другому. Во мне проснулось новое желание: я хотела начать охоту, чтобы спасти зверя от ловца.

– Я знаю то, чего не знает никто другой в городе, – тихо сказала я. – Включая тебя. С женщиной ока был ребенок. И если она хотя бы на десятую часть женщина, а не демон, каким ты ее рисуешь, она будет искать спасения именно ради ребенка.

Губы Атоса сжались в тонкую линию, точный признак того, что он сердится. Но мой друг молчал, позволяя мне продолжить.

– Мы знаем, что женщина с ребенком, обвиняемая в страшном преступлении, ищет спасения. Кто ее примет? Не трущобы, это ясно – там свои законы, но укрывать ее, рискуя своей шкурой, никто не будет. Ремесленники? Никто в городе с ней не свяжется, себе дороже. В этом деле помогут только женское сострадание и взаимовыручка. Это единственный шанс для ока. В Штольце есть женский монастырь?

– Ха! – Атос улыбнулся, словно подловил меня на чем-то. – Есть. Монастырь Святейшей Сефирь. Его сожгли первым. Монахини сейчас ютятся в уцелевшем левом крыле здания. Ты думаешь, они бы стали прощать того, кто разрушил их храм?

– О, Атос. Как плохо ты знаешь женщин. – Теперь уже я позволила себе улыбнуться. – Показывай дорогу.

* * *

Сгоревший монастырь представлял собой мрачное и гнетущее зрелище. Обломанные зубцы некогда белых башен торчали, словно гнилые зубы изо рта бродяги. С пасмурного неба на пепелище сыпал все тот же моросящий дождь.