Толпа все росла, из хижин-трактиров вышли тетушки в фартуках и стали, на всякий случай, раздувать угли под кастрюлями — иностранцы могут быть голодными. Возле одного трактира с брезентовой крышей мы узрели на углях высокий алюминиевый кувшин, в котором, обыкновенно, в арабских странах варят фасолевую кашу «фуль». Мы ткнули пальцем в кувшин и спросили «Фуль»? Хозяйка кивнула. Так же, жестами, выяснили цену — два быра за тарелку фуля и 0,25 быра за кружку чая. Позабыв о языковом барьере, все вшестером уселись за столы, чтобы отпраздновать проникновение в новую страну и окончательное исчезновение «призрака голода». Часть любопытных эфиопов тоже попыталась сесть за наш стол, но те, кто ничего не заказывал, были изгнаны на улицу. Пока мы кушали, слух о нашем появлении все больше будоражил деревню и на улице собралась толпа в несколько сот человек. Интересно, будет ли от них какая-нибудь практическая польза?
После еды решили двигаться на южный выезд из деревни. Улица была одна, на ней нас и поджидали. Я уже не знаю с какого такого учения, но все эфиопские дети поголовно почему то уверенны, что лучший способ выпросить у иностранца денежку, это подбежать ему под ноги, протянуть сложенную лодочкой ладошку и громко крикнуть звук «Ю!». Если иностранец не понимает, что от него хотят, то можно повторить более громко и настойчиво «Ю-ю-ю-ю!» Все твои уверения «ноу мани», равно как и на других языках, не имеют абсолютно никакого эффекта.
Когда мы взвалили рюкзаки и вышли из кафе, то по ушам нам ударил вопль сотен чернокожих подростков «Ю-ю-ю-ю-ю-ю-ю-ю! Ю — Ю-Ю-Ю-Ю….-Ю-ю!!!»
Казалось, кричали все без исключения люди а деревне. Мы начали движение, из хижин и дворов выбегали все новые дети, даже еще скрытые от нас кустами, они уже заранее кричали свой «боевой вопль» и только расширяли глаза, налетев на шестерых белых с огромными рюкзаками. Следом выходили их мамаши, не отрываясь от кормления грудных младенцев.
Казалось, что младенцы отрываю рты от их груди только для того, чтобы присоединиться к общему хору «ю!». Один из нас, чтобы продемонстрировать нежелание одаривать всех попрошаек деньгами, стал хватать ладошки руками и «здороваться». Немедленно все дети захотели подержаться за руку белого человека и у каждого из нас оказалось по ребенку в каждой руке, и по несколько бегущих сзади ожидающих своей очереди. Антон пытался фотографировать это зрелище, но дети висли на руках и не давали поднять аппарат.
Показался выезд из деревни, через дорогу был перетянут веревочный «шлагбаум». Из крайнего дома вышел взрослый человек и грозно крикнул на детей, взяв в руки палку. «Ю- юкалы» с криками убежали обратно в деревню, а мы поблагодарили спасителя на арабском и английском языках. Выговорить «спасибо» на амхарском получалось далеко не с первого раза, а еще труднее запомнить «йамесЕ генЕллу!»
Отойдя от деревни на километр, мы сели на рюкзаки, чтобы подождать транспорт и обдумать положение. Вокруг простирались горные склоны, заросшие колючим африканским лесом. На дороге, шириной в одну машину, виднелись следы недавнего дождя. В каждой низине протекал горный ручей, форсируя который, налепляешь на обувь почти килограмм красноватой горной глины. Солнце припекало в зените, сильно парило, роились мухи и бабочки, а значит, ночью ожидались и комары.
Через час из деревни показался трактор с прицепом. Жестами объяснив «сколько по пути»
мы попрыгали в прицеп, подстелив коврики поверх мусора. Оказалось, мусор вывозят на небольшую горную речушку, в пяти километрах от деревни. У пересечения воды и дороги стояло огромное дерево-баобаб — площадью кроны с половину школьного спортзала. Под его ветками мы и разожгли костер, ожидая более дальней машины. Вечерело. Сверкали зарницы.
Поставили палатки. До десяти ночи эфиопский лес оглашали звуки шестиструнной гитары ленинградского производства. Ночью было тепло и влажно.
Праздновали день рождения Олега Сенова — владельцу гитары, под этим баобабом исполнилось 24 года.
Еще в предутреннем сумраке мимо наших палаток проехал грузовик на юг и даже не остановился. В 7-30 все уже собрались-умылись и сидели на рюкзаках в ожидании следующего
транспорта. Еще один грузовик проехал в Метму, на север. Только в начале двенадцатого застопился грузовик до нужной нам деревни Шенди. В кузове, среди десятков эфиопских автостопщиков оказался один англо-говорящий, который и перевел водителю нашу сущность.
В Шенди сей человек слез вместе с нами, желая помочь нам найти «эмиграционный офис».
— Извините, но мы не сможем заплатить тебе за твои услуги.
— Ничего, я буду помогать вам бескорыстно.
— Зачем тебе это нужно?
— Во всей этой деревне вы не найдете другого англо-говорящего человека. Без меня вам будет очень тяжело объясняться. Я хочу помогать вам!
— Ладно. Если очень хочешь, — помогай. Но не рассчитывай на денежную благодарность.
Нашли нужный офис — каменный дома за решетчатой оградой. Пока хелпер пошел искать дом нужного чиновника, некоторые из нас сходили по магазинам и пообедали фулем и хлебом.
Вместе с начальником офиса пришел «деловой человек», вызвавшийся обменять нам доллары на быры в любом количестве. У меня потайном кармане затерялась бумажка в 1000 суданских фунтов, но она не вызвала у менялы никакого интереса — суданская купюра «альф гинней» отправилась в московскую коллекцию Кротова.
Важный чиновник открыл контору специально ради нас и украсил наши визы въездными штампами. У Олега Сенова дата въезда в Эфиопию совпала с очередным днем рождения. Все поздравили Олега.
Двое богатых эфиопов принесли к офису угощение. В тонкую круглую лепешку серого цвета завернуты куски мяса. Я не смог съесть даже маленького кусочка — настолько все оказалось острым и перченым. И только Олег Сенов, любитель острого, да Сергей Лекай, сжегший все вкусовые рецепторы еще в Тибете, смогли есть это мясо. Поблагодарив менялу, хелпера, угощателей, и вышли за деревню.
Неожиданно перед нами открылась величественная панорама с холма: горная грунтовая дорога спускалась в зеленую долину. Впереди сверкали ручьи, между ними клубились зеленые заросли, а по всем сторонам горизонта синели заоблачные вершины. Дополняло картину облачное небо, в разрывы которого на землю опускались солнечные лучи. «Наверное, именно так выглядит Африка на картинах художников» — подумалось мне тогда. После знойных пустынь северной Африки, было очень приятно видеть впереди буйство зелени и воды, предвкушая прохладные ливни и возможность окончательно смыть с себя пыль Сахары.
Спустились вниз и разбили палаточный лагерь у первой же речки. Машин во второй половине дня так и не появилось.
Опять проспали в предутренней темноте три попутные машины. Такое впечатление, что на этой реке каждое утро у дороги кто-то ставит палатки — водители даже не остановились, аккуратно объехав нас спящих на самом краю трассы.
Мы быстро выскочили и собрались и застопили четвертую машину. Тут то и открылась нам сущность явления — с крыши слез наш вчерашний хелпер.
— Доброе утро, друзья мои!
— Здорово! Едите на Гондар?
— Верно!
— Водитель не против нас взять?
— Я уже говорил со всеми водителями сегодня утром. Все они поняли вашу сущность, но без денег возить не хотят. У нас принято платить за подвоз.
— Что значит «не хотят»? Пассажиры едут на крыше грузовика и не создают водителю никаких дополнительных проблем. Почему не хотят?
— Эфиопия — бедная страна. А вы — белые, из богатой страны. Пока не заплатите … быр за 100 километров пути — вас никто не возьмет.
— Ну и езжай со своими таксистами, скатертью дорожка.
Мы решили отпустить и эту машину, в надежде, что она избавит нас от назойливого хелпера и в следующий раз, мы сможем разговаривать с водителем сами.
Огромный, старый грузовик, фыркнул мотором и увез нашего «друга» на юг, облепив нас комочками грязи из-под колес.
Больше машин в этот день не было. Мы завтракали на костре, купались, обедали, считали машины из Гондара («Вот завтра они пойдут обратно!») и только в полдень решили пройтись до следующей деревни, чтобы пополнить там запасы хлеба и поближе узнать жизнь горной Эфиопии.
Дорога становилась все хуже. Временами проходили через стада горбатых серых коров, которых подгонял пастух с автоматом Калашникова на одном плече, и сумкой с китайским фонариком на другом. Автомат здешние крестьяне носят как дубину, за ствол рукой. Видимо, за неимением патронов. Невооруженные эфиопы таскают на плече деревянную мотыгу или истертую лопату. В узких горных долинах они возделывают небольшие участки кукурузы или сахарного тростника.