Вернувшись в воду, Иона оживает и делает несколько движений хвостом, словно хочет выразить свою благодарность и показать, что все в порядке. Сбруя ему явно больше по вкусу, чем сеть.
Вечером ТедУокеруже не сомневается, что мы спасем Иону. Правда, не решен вопрос, как доставить его в Сан-Диего. Может быть, удастся вызвать гидроплан? Похоже, что состояние китенка улучшается. Правда, я замечаю, что ему трудно сохранять равновесие даже при самом малом течении.
Сегодня здешний пейзаж кажется нам особенно угрюмым. Тихо, пустынно, глухо, как будто мы попали в чужой мир. Вполне подходящий фон для эпизода с Ионой… Мы усыновили китенка, но бессильны что-либо предпринять сверх того, что уже сделали для него.
Ночное дежурство
Юный сирота борется за жизнь изо всех сил. Мы сделали для него все, что могли, но еще надо охранять его против снующих вокруг судна ночных хищников. И мы опять ставим на ночь вооруженных часовых.
В 3 утра просыпаюсь и выхожу на палубу проверить Иону. Вроде бы чувствует себя хорошо. Море спокойно.
В пять утра вахтенный Каноэ будит капитана судна Кайяра. Выбежав на кормовую палубу, Кайяр видит, что Иона силится лечь на спину и очень тяжело дышит.
Тогда Каноэ поднимает меня. Пулей вылетаю на палубу и обнаруживаю, что Иона мертв. Поздно мы нашли его. Он был слишком обезвожен, слишком обожжен солнцем, чтобы мы с нашими примитивными средствами могли его спасти.
Китенок только что скончался
Гляжу на светлеющее небо. Пеликаны уже проснулись и кружат высоко в воздухе.
Все калипсяне, словно их поднял беззвучный набат, столпились на корме. Иона стал уже неотъемлемой частью истории «Калипсо». Для этих ребят, большинство которых совсем молоды, он воплощает великое таинство жизни и смерти, одно из чудесных творений природы. И та же природа с коробящей человека жестокостью по своей прихоти уничтожила его. Мы и прежде видели смерть морских великанов, но никогда не были потрясены так, как при виде медленной агонии детеныша, который не хотел умирать и которого мы пытались вернуть к жизни. Но ведь наша реакция – это реакция наземных существ. Море не знает сочувствия и жалости.
Как это бывает, когда смерть подводит черту страданиям человека, кончина Ионы пробуждает нас от транса. На «Калипсо» восстанавливается нормальный распорядок, нарушенный так драматически, так трагически.
Теперь надо распорядиться останками. Катер оттаскивает тушу в сторону, на глубокое место, и мертвый Иона идет на дно. Мы не стали снимать с него сбрую. И мы не желаем видеть, что будет с ним, когда его обнаружат акулы.
Придя в себя от потрясения, видим, что ожидавшийся нами уход китов уже начался, начался давно, а мы и не заметили.
Ничего. Еще много столетий будут они снова и снова возвращаться сюда, где проходят важнейшие часы их жизни – часы любви, рождения и смерти.
Мы наблюдали все эти этапы когда почтительно, когда изумленно. Облеченный в плоть исполинов морей круговорот жизни и смерти производит особенно сильное впечатление. Хотя существо длиной 15 метров, весящее 40–50 тонн, превосходит все человеческие мерки, оно дышит, любит, страдает так же, как мы. Как ни различны наши жизненные пути, они в чем-то близки.
Сколько еще просуществует чудо природы – серый кит в современном мире? Теперь его охраняет закон, ему не грозит избиение, какое происходило в прошлом веке. Но всегда ли его убежище у берегов Калифорнийского полуострова будет оставаться нетронутым? Всегда ли его залив будет оправдывать свое название бухты Уединения? Уединения для нуждающихся в нем китов…
СИЛЬНЕЕ И УМНЕЕ ВСЕХ: КОСАТКА
Между могучим кашалотом и голубым китом, с одной стороны, и стройным дельфином – с другой, стоят несколько животных средней величины, тоже морских млекопитающих, тоже наделенных интеллектом и напоминающих своей физиологией человека. Все они производят звуки, которые можно назвать осмысленными. Это гринда, это косатка, это бутылконос.
Умеренная – относительно – величина этих зубатых китов облегчает человеку контакт с ними. Ведь кашалоты и усатые киты при всем их миролюбии порой не отдают себе отчета в собственной силе.
До недавнего времени средние китообразные были мало изучены. Мы почти ничего не знали об их поведении, интеллекте, социальном инстинкте. Рассказы китобоев, отмеченные печатью человеческой предвзятости, живописали некоторых из них самыми страшными красками. Так, косатку называли «кит-убийца». Недаром природа вооружила ее грознейшими зубами, до 28 в каждой челюсти.
Во время экспедиций «Калипсо» мы встречали немало гринд и косаток. В Красном море («Калипсо» стояла на якоре возле рифа) наши аквалангисты заметили игравших неподалеку от судна гринд. Тотчас Мишель Делуар ушел под воду с камерой, однако ему удалось отснять всего несколько метров пленки. Только подойдет к гриндам – они бросаются врассыпную, потом снова собираются вместе. Было такое впечатление, что мы застали их в период спаривания и они были заняты брачными играми. В таком случае наше вмешательство, естественно, было для них совсем некстати,
В другой раз, когда мы возвращались из очередной экспедиции, гринды встретились нам на полпути между Алеутскими островами и Анкориджем. Мы их легко узнали по круглой, как мяч, голове и ровной темной окраске. (Косатку отличают большие белые пятна.)
Эти гринды вели себя не так робко, как виденные нами в Красном море. Они подпустили «Калипсо» почти вплотную, потом не спеша удалились. Длина самой крупной из них была метров пять-шесть; максимум для этого вида – около 8 метров. Мы насчитали около двух десятков экземпляров, а бывают стада по нескольку сот особей.
Стадо гринд – настоящий морской гарем, ведь самец, как и у кашалотов, полигам. Половозрелость у гринд наступает поздно: у самки – в шесть лет, у самца – в тринадцать.
Во время миграций гринды слепо идут за вожаком, и это подчас приводит к катастрофе. Бывает, вожак, то ли чем-то напуганный, то ли по другой причине попадает на мель – и все стадо следует за ним34.
Кормятся гринды каракатицами и кальмарами. В памятную ночь у Санта-Каталины в Тихом океане, когда мы снимали брачный ритуал кальмаров, вокруг чудовищного скопления головоногих ходили гринды. Присутствие аквалангистов и яркий свет наших софитов вынуждали их держаться на почтительном расстоянии, но совсем уходить они не желали, и самые отважные время от времени делали бросок, хватали кальмара и поспешно удалялись с добычей. Гринды вообще робкие животные, не то что акулы, которым ни софиты, ни аквалангисты не мешали пожирать наших кинозвезд.