Разглядывая завтрашний план, Нара обнаружила, что завтра они оперируют ребёнка. Ту саму Еву, отец которой и достал пресловутый селл-сейвер.
Глава 12
Смирившаяся с неизбежной операцией Ева оказалась тихой и улыбчивой девочкой и Маша быстро нашла с ней общий язык. Она использовала каждую свободную минутку, чтобы навестить свою маленькую подружку и каждый раз, стоило ей только появиться в палате, лицо Евы освещалось такой радостью, что Маша даже немножечко смущалась.
Телевизор, что висел в каждой палате над детскими койками вынесли по настоятельному требованию матери Евы и перед её кроватью был лишь пустой кронштейн. Как объяснила Маше сама Ева — смотреть телевизор Свидетелям Иеговы запрещалось. Зато на прикроватной тумбочке лежала Библия, но Маша ни разу не видела, чтобы девочка её открыла.
Игрушек или кукол у Евы не было — мирские соблазны не одобрялись Свидетелями.
Но Маша не унывала. Вместо игрушек, мультиков и детских книжек, которые тоже были под запретом, она быстро нашла ей занятие, притащив целую кучу карандашей, фломастеров и два больших альбома и Ева с увлечением рисовала. Причём по Машиному мнению, очень неплохо для своего возраста и если бы не мамаша, которую Маня уже заочно возненавидела всей душой за такое издевательство над ребёнком, из Евы в будущем могла бы вырасти неплохая художница. В том, что она будет жить, Маша ни капельки не сомневалась.
Она даже в выходные нашла время, чтобы навестить и ободрить девчушку, которая с каждым днём становилась всё более грустной и Маша понимала — она просто боится.
Когда во вторник утром, Маша зашла к ней, чтобы пожелать ей удачи и хоть как-то приободрить, Ева сидела в своей излюбленной позе на кровати, на коленях у неё лежала закрытая Библия. Она казалось такой маленькой и потерянной, что у Маши сжалось сердце.
Она подсела к ней и погладила по аккуратно причёсанной голове, а затем наклонившись к самому ушку шепнула:
— Ну что ты, Евочка, всё будет хорошо. Вот увидишь! Профессор знаешь какой! Самый лучший в мире доктор! Он всё сделает для того, чтобы ты поправилась! Ты мне веришь?
— Верю, — Ева слабо кивнула и прижалась к ней, — только мне всё равно страшно.
— Я всё понимаю, маленькая моя. Хочешь я буду за тебя молиться? Ты уснёшь и будешь видеть прекрасный сон, пока доктор будет лечить твоё сердечко. А потом ты откроешь глазки, и вот она я! Буду сидеть у твоей кроватки. Тебя ведь потом ко мне в отделение привезут.
Ева слабо улыбнулась:
— Ты наверное ни одной даже самой малюсенькой молитвы не знаешь.
— Почему это? Вот «Отче наш», например, и еще я сама сочинила одну. Повторяю, её на сон грядущий. Только это секрет. Ты ведь не выдашь меня?
— Нет конечно. Ты ведь моя подруга.
В это время дверь открылась и в палату вошла медсестра, везя перед собой каталку:
— Ева, детка, тебе пора. Давай, зайка, на каталочку потихоньку перебирайся.
— Сейчас. Маша, — Ева быстро вытащила из Библии свёрнутый вчетверо альбомный листочек, — это тебе. Только обещай мне, что прочитаешь его, когда меня увезут.
— Хорошо. Ты держись там, малышка! Я буду очень- преочень ждать тебя.
Еву уложили на каталку, и когда вывозили, Маша украдкой её перекрестила, прошептав под нос:
— Только вернись обратно! Пожалуйста!
Хлопнула дверь лифта, увозя Еву в операционную и Маша трясущимися от волнения руками развернула листочек:
— О нет! Господи, ну пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста! Пусть этого никогда не случиться!
Вместо того, чтобы идти в свое отделение, Маша бездумно брела по переходу почти не разбирая дороги, захлёбываясь от слёз, пока не налетела на кого-то.
— Ой, простите!
Она подняла голову и попыталась сфокусировать взгляд. Кем-то оказался профессор Северинцев.
— Это что ещё за слезокап такой, — спросил он, приподняв её за подбородок, — по какому случаю ты решила устроить внеплановый потоп?
— Ева… — всхлипнула Маша и заревела уже в голос.
— Антон, ты иди, я задержусь на минутку, — сказал он своему спутнику, — мне тут нужно с барышней потолковать.
Доктор утвердительно кивнул и продолжил путь, а Северинцев почти насильно оттащил Машу к окну и повторил вопрос.
Вместо ответа, она протянула ему листочек. Он развернул бумагу и вчитался в строчки: «Завищание. Я, Ева Грабишевская завищаю все имущество, которым владею лучшей подруге Маше Крыловой. Имущество: 1) Все мои рисунки, 2) Библия. После моей смерти Маша может забрать всё себе навсегда. Ева.»
Он помолчал пару минут, а потом взял её за плечи и легонько встряхнул:
— Маша, успокойся! Всё будет хорошо! Это Я тебе обещаю, а я никогда не бросаю слова на ветер. Верь мне!
— Ладно, — вяло согласилась Маша, но плакать перестала.
— У тебя телефон с собой?
— Угу.
— Дай его мне.
Маша протянула ему свой старенький, обмотанный скотчем телефон.
— Мда. Раритет! — проворчал Северинцев, забивая в память свой номер. Потом протянул «старичка» Маше:
— Звони.
Маша нажала на кнопку с лёгкой завистью глядя на ай-фон последней модели, который он выудил из нагрудного кармана форменной куртки.
— Ты будешь первой, кому я позвоню. Обещаю. Только ради Бога, прекрати рыдать. Не выношу женских слёз!
Маша шмыгнула носом и впервые улыбнулась, Северинцев вернул ей улыбку и стремительно пошёл по переходу в сторону лифтов.
* * *
— Ох, Витя, видел бы ты эту мать, — сокрушённо покачал головой Лисовицкий протягивая руку за очередным зажимом. Нара вложила ему в ладонь инструмент. — Гарпии… или как такие тётки называются? Мегеры, Фурии, Эриннии…
Северинцев шагнул в операционную, вслушиваясь в разговор.
— Суки они называются, — проворчал Логинов. — Безграмотные.
— И не говори, Витёк, — вставил Северинцев, впервые соглашаясь с анестезиологом.
— Всё готово, Александр Николаевич, — Сашенька заботливо поправила ему оптику и Северинцев подошел к столу.
— Блин, Лис, не знаю, на что ты рассчитываешь, — сказал он, разглядывая что-то внутри разведенных расширителем краев раны. — Мой метод экономит восемь минут двадцать секунд.
— При пережатии аорты это чертова уйма времени, — возразил Лисовицкий.
— Вот скажи мне, что я тебе плохого сделал? Ну почему ты мне вечно всякую дрянь подсовываешь, а?
— Хватит выделываться, Север. Ты же бог аневризм!
— Ну да. Как веретеновидная аневризма там, куда не долезешь, так сразу Север. А как что попроще, в нисходящей части аорты… так сам справлюсь.
— Согласен. Можешь потом попинать меня за это.