Троцкий удалился.
- Что будем делать, Федор? - без тени смущения, с любопытством смотрела на него Лариса.
Что он мог ответить? Он чувствовал себя сбитым с толку. К тому же и сам был не безгрешен. Он подошел к ней.
- Позволь, сначала тебя обниму, - обнял ее за плечи, притянул к себе, зарываясь лицом в ее душистые волосы.
Она слегка отстранилась:
- Ты не ответил?
- Что будем делать? - ответил он. - Будем любить друг друга. Как любили.
Она припала к нему.
- Да, милый. Не могу тебе передать, как у меня изболелось сердце, когда мне сказали, что ты попал в плен к белым. Я тебя искала в Казани, занятой белыми!
- В Казани?
- Да, милый. Но что за вид у тебя? Почему эта форма? Что с тобой было?
- Подожди. Вымоюсь, переоденусь, тогда поговорим. Я рад тебя видеть! Он снова прижал ее к себе.
История ее попытки спасти его была романтична и трагична. Оказалось, она, придя в Свияжск, услышала, будто он попал в плен и сидит в Казани, ожидая расстрела, и вздумала идти обратно в Казань выручать его. Ушла с одним из сопровождавших ее матросов. С приключениями пробралась в занятую белыми Казань, там ей удалось выяснить, что слух о его пленении ложный, решила возвращаться, и - сама попалась, побывала в контрразведке белых, чудом убежала, чудом выбралась из Казани.
- Интересно, как бы ты стала выручать, если бы узнала, что я схвачен? - спросил он.
- Не знаю, - отмахнулась беспечно. - Организовала бы набег. Или устроила маскарад с переодеванием. Представь, отряд переодетых в белогвардейцев матросов проникает в город. Во главе отряда - чешский или мадьярский офицер с бумагой от полковника Каппеля выдать арестованного командиру отряда… Мало ли как!
- А тот матрос, который тебя сопровождал? Вы вместе вернулись?
- Его схватили в Казани и расстреляли.
"Вот цена твоего легкомыслия", - хотел сказать ей, но удержался. Она бы обиделась, не приняв упрека. И что упрекать за дерзость, пусть и безрассудную? На войне побеждают не рассудком.
6
В Свияжске на Ларису набежало множество дел сразу при двух штабах. Приказом Троцкого она была назначена комиссаром разведывательного отдела при штабе Пятой армии, набрала и вооружила кавалерийский отряд из красноармейцев-мадьяр в тридцать сабель, ходила с ним в разведку. В это время Троцкий, находившийся здесь же со своим штабом, привлек ее к литературной работе при своем ведомстве, издавали летучие листки, прокламации, обращенные к деревенской бедноте поволжских губерний, где волновалось крестьянство, недовольное земельной политикой большевиков. Выполняли указания Ленина поднимать и организовывать бедноту, деревенскую голь, всеми средствами углублять классовый раскол в деревне. Другого средства не было покончить с крестьянской вандеей, убеждал Ильич.
Другого средства не было. Чуть не ежедневно приходили от Ленина письма и телеграммы с подробными инструк циями, как использовать комитеты бедноты при изъятии "излишков" хлеба и как - при усмирении восставших крестьянских общин. "Беспощадно подавлять кулаков и конфисковать в е с ь хлеб повстанцев", "соединить беспощадное подавление кулацкого левоэсеровского восстания с конфискацией в с е г о хлеба у кулаков", "провести беспощадный массовый террор против кулаков, попов и белогвардейцев; сомнительных запереть в концентрационный лагерь вне города", - требовал он в письмах и телеграммах к партийным и советским руководителям Нижегородской, Пензенской, Саратовской, других поволжских и соседних с ними губерний, письмах и телеграммах, с которыми эти руководители знакомили Раскольникова, как представителя Центра в Поволжье.
Категорически настаивал Ильич и на такой карательной мере против крестьян, задерживающих ссыпку "излишков" хлеба, как захват заложников и ликвидацию их, в случае неисполнения требований советской власти: "Составьте поволостные списки богатейших крестьян, отвечающих жизнью за правильный ход работы по снабжению хлебом голодных столиц", "…повесить зачинщиков из кулаков, мобилизовать и вооружить бедноту при надежных вождях из нашего отряда, арестовать заложников из богачей и держать их, пока не будут собраны и ссыпаны в их волости все излишки хлеба…"
Жестокие меры. Но они, эти массовые расстрелы и конфискации, давали быстрый эффект, позволяли справиться с мятежными волостями и губерниями, с крестьянством, у которого был хлеб, нужный республике. Позволяли усмирять возбужденные умы…
После падения Казани на Восточном фронте наступило некоторое затишье, белые вынуждены были перейти к обороне на всех направлениях. Конечно, потеря Казани была чувствительна, и не только в военном отношении: белые захватили находившийся там золотой запас, половину всего золотого запаса республики. И все-таки не удалось им пробить линию фронта ни на севере, ни на юге. Можно было извлечь уроки из прошедших боев и приготовиться к решительному контрнаступлению.
Весь август Раскольников метался между Свияжском, Нижним Новгородом и Арзамасом, где после падения Казани расположил штаб фронта Вацетис. Как члену реввоенсовета фронта, ему поручили организовать оборону подступов к Нижнему Новгороду, главным образом со стороны реки. С потерей Казани это направление становилось наиболее опасным, белогвардейцы рвались сюда, Нижний открывал им дорогу на Москву. Требуя из Петрограда дальнобойную морскую артиллерию, устанавливал эти орудия по берегам Волги между Нижним и Свияжском, готовился минировать, в случае необходимости, русло реки. И торопил, форсировал переоборудование судов военной флотилии.
Заботы о флотилии постепенно вытеснили все иные заботы. Опыт боев под Казанью говорил о том, что успех армий фронта в предстоящих боях в большой мере будет зависеть от того, удастся ли к началу наступления усилить флотилию настолько, чтобы противостоять флоту и береговым батареям белых. Не хватало настоящих боевых кораблей, тех миноносцев, которых он давно требовал из Питера. 2 августа они были отправлены с Балтики на Волгу по Мариинской водной системе, но застревали в пути. Теряя терпение, Раскольников бомбардировал Москву и Питер телеграммами, требуя ускорить продвижение миноносцев. Обращался за содействием к Ленину: "Сейчас для нас самое важное дело- создание сильной флотилии. Только флотилия может воспрепятствовать быстрому авантюристскому продвижению неприятеля вверх по реке".
И Ленин отзывался.
Двадцать второго августа миноносцы пришли в Рыбинск. Здесь они могли застрять на несколько дней. Раскольников телеграфировал Ленину. Ленин - в Рыбинск, командиру отряда миноносцев и местному совдепу: "Приказываю самым срочным порядком закончить погрузку орудий, снарядов и угля и незамедлительно следовать в Нижний… Каждая минута промедления ложится тяжелой ответственностью и повлечет соответствующие меры по отношению к виновным".
В течение дня дело было сделано, миноносцы тут же вышли в Нижний.
В один из наездов Раскольникова в Нижний, в середине августа, пригласил его зайти в губисполком Григорий Федоров, председатель губисполкома и член коллегии Наркомата труда, знакомый Раскольникову еще по Петербургскому комитету партии довоенного времени, интеллигентный рабочий с красивым лицом, чертами напоминавшим лицо казненного в Екатеринбурге Николая Второго. Улыбаясь, предложил ознакомиться с двумя письмами.
Одно письмо было от Ленина к Федорову, с припиской: непременно дать прочесть Раскольникову и Данишевскому. Другое - от какого-то Боброва, уполномоченного Наркомпрода в Нижнем, к Ленину, пересланное Лениным Федорову вместе со своим письмом. Бобров сообщал Ленину о будто бы раскрытом им в Нижнем белогвардейском заговоре и о разных безобразиях, творившихся в городе. Откликаясь на сигнал Боброва, Ильич писал Федорову:
"В Нижнем явно готовится белогвардейское восстание. Надо напрячь все силы, составить тройку диктаторов (Вас, Маркина и др.), навести т о т ч а с массовый террор, расстрелять и вывезти сотни проституток, спаивающих солдат, бывших офицеров и т.п. Ни минуты промедления… Подателя я не знаю… Судя по мандатам его, заслуживает доверия. Проверьте и впрягите в работу… Надо действовать вовсю: массовые обыски. Расстрелы за хранение оружия. Массовый вывоз меньшевиков и ненадежных…"
Улыбался Федоров потому, что не верил ни единому слову доноса Боброва, он уже виделся с этим Бобровым, это хлюст или маньяк, во всяком случае, человек с тяжелым характером и амбициями, в 1905-м году сражался на баррикадах, лет пять был политэмигрантом, потом работал слесарем на заводе "Феникс" в Петрограде, считает себя специалистом по борьбе с контрреволюцией.
- Но Старик приказывает создать "тройку диктаторов",- мягко говорил Федоров, держа письмо Ленина на раскрытой ладони и слегка покачивая, как бы взвешивая. - Надо создать. Двоих он определил: меня и вашего Маркина. Третьим не пойдете ли в компанию? Правда, теперь оформлять "тройку" оснований как будто нет. Никаким заговором в Нижнем и не пахнет. Сотни проституток - бред. Старик мнителен и, как всегда, торопится с выводами. Но, на всякий случай…