Я буквально чувствовала, как раскручивается эта старая, утраченная мною нить. А вместо нее я наматываю новую — идя по маршруту к виднеющимся далеко впереди заснеженным пикам Высокой Сьерры.
Я не думала об этих снежных пиках. А думала о том, что́ сделаю немедленно по прибытии в Кеннеди-Медоуз. Воображала в самых фантастических подробностях, какую еду и питье себе куплю.
Впрочем, я не думала об этих снежных пиках. А думала о том, что́ сделаю немедленно по прибытии в Кеннеди-Медоуз. Воображала в самых фантастических подробностях, какую еду и питье себе куплю — холодный лимонад, и шоколадные батончики, и фастфуд, которыми я редко увлекалась в обычной жизни. Я представляла момент, когда возьму в руки свою первую посылку с дополнительными припасами, которая казалась мне монументальной путевой вехой, осязаемым доказательством того, что я — по крайней мере, пока — осуществляю задуманное. Здравствуйте, бормотала я себе под нос, предвкушая то, что скажу, как только приду на почту. Я иду по МТХ, хочу забрать свою посылку. Меня зовут Шерил Стрэйд.
Шерил Стрэйд, Шерил Стрэйд, Шерил Стрэйд — эти два слова подряд все еще скатывались с моего языка с некоторой запинкой. «Шерил» было моим именем всегда, но «Стрэйд» прибавилось к нему совсем недавно — эта фамилия официально стала моей только с апреля, когда мы с Полом подали на развод. Поженившись, мы прибавили к своим прежним фамилиям фамилии друг друга, и они стали одной длинной четырехсложной фамилией, разделенной дефисом. Мне она никогда не нравилась. Она была слишком сложной и громоздкой. Редко кто ухитрялся произнести ее правильно, и даже я сама частенько на ней спотыкалась. «Шерил Дефис-Дефис» — так называл меня один старый ворчун, на которого я временно работала; его приводила в замешательство моя настоящая фамилия, и я не могла не отметить, что он в чем-то прав.
В тот непонятный период, когда мы с Полом расстались на несколько месяцев, но еще не были уверены, что хотим развестись, мы как-то раз встретились, чтобы отсканировать набор стандартных документов для развода, которые заказали по телефону. Словно возможность подержать их в руках помогла бы нам решить, что делать. Пролистывая бумаги, мы набрели на вопрос о том, какую фамилию каждый из нас хотел бы взять после развода. Строчка под вопросом была совершенно пустой. На ней, к моему изумлению, мы могли написать что угодно. Стать кем угодно. В то время мы над этим посмеялись, придумывая для себя всевозможные нелепые фамилии — имена кинозвезд, персонажей мультфильмов и странные комбинации слов, которые, в сущности, вообще не были ни именами, ни фамилиями.
В сущности, я действительно заплутала, отклонилась и одичала. И из тех диких мест, куда блуждания завели меня, я познавала вещи, которых не могла познать прежде.
Но позже, когда я осталась одна в своей квартире, эта пустая строчка так и засела у меня в душе. Не было сомнений в том, что если я разведусь с Полом, то выберу новую фамилию. Я не могла оставаться «Шерил Дефис-Дефис», как не могла ни вернуться к той фамилии, которую носила в школе, ни быть той девушкой, которой я когда-то была. Так что в те месяцы, когда мы с Полом зависли в некоем супружеском чистилище, не понимая, в каком направлении нам следует двигаться, я обдумывала вопрос о будущей фамилии, мысленно просматривая слова, которые хорошо сочетались бы с именем Шерил, и создавая списки персонажей из романов, которые мне нравились. Ничто не казалось подходящим, пока однажды мне на ум не пришло слово «Стрэйд». Я тут же полезла в словарь и обнаружила, что это — мое. Определения этого слова говорили непосредственно о моей жизни, а также задавали некий поэтический тон: «сойти с верного пути, отклониться от прямого курса, быть потерянной, одичать, остаться без матери или отца, не иметь дома, бесцельно бродить в поисках чего-то, отступать или отклоняться».
Я именно что отклонилась, отступила, заплутала и одичала. Я приняла это слово как свою новую фамилию не потому, что оно описывало негативные аспекты моих жизненных обстоятельств. Но потому, что даже в самые темные свои дни — в те самые дни, когда я искала себе фамилию, — я видела силу в этой тьме. Видела, что, в сущности, я действительно заплутала, действительно была беспризорницей. И что из диких мест, куда блуждания завели меня, я познавала те вещи, которых не могла познать прежде.
Шерил Стрэйд — я исписала этим словосочетанием всю страницу своего дневника, как девчонка, которая влюбилась в парня и надеется выйти за него замуж. Вот только никакого парня не существовало. Я была сама себе парень, я пустила корень в самом центре своей оторванности от корней. И все же у меня были сомнения. Выбрать слово из словаря и объявить его своим — это казалось мне неким мошенничеством, отчасти ребячеством или глупостью, не говоря уже о легком привкусе лицемерия. Многие годы я втайне посмеивалась над сверстниками из моего хиппового, богемного, левацкого окружения, которые брали себе самостоятельно изобретенные имена. Дженнифер и Мишель, которые стали Секвойей и Луной, Майк и Джейсон, которые заделались Дубом и Чертополохом. Однако я упорствовала, посвятив нескольких друзей в свое решение, и попросила их начать называть меня новым именем, чтобы помочь проверить его на прочность. Я поехала в долгое автомобильное путешествие и всякий раз, как приходилось вписывать имя в регистрационную книгу, подписывалась как «Шерил Стрэйд». И рука моя чуть подрагивала от смутного чувства вины, будто я подделывала платежный чек.
К тому времени как мы с Полом все же решили подать на развод, я привыкла к новому имени настолько, что могла вписать его в пустую строчку без всякого замешательства. Медлить меня заставляли другие строчки — бесконечные строчки, на которых требовалось поставить подпись, разрушающую наш брак. Эти строчки я заполняла с куда большим трепетом. Я не особенно хотела разводиться. Правда, сказать, что совсем не хотела, тоже нельзя. Я почти в одинаковой степени была убеждена в том, что развод с Полом будет правильным поступком, и в том, что этим я разрушаю лучшее из того, что у меня есть. К тому времени мой брак был тем же, чем стала тропа в тот момент, когда я осознала, что бык может с равным успехом оказаться с любой стороны. Я просто совершила «прыжок веры» — и продолжала идти туда, где прежде никогда не была.
Всякий раз, как приходилось вписывать имя в регистрационную книгу, рука моя чуть подрагивала от смутного чувства вины. Будто я подделывала платежный чек.
В тот апрельский день, когда мы подписали документы на развод, в Миннеаполисе шел снег, и хлопья сыпались с неба густыми вихрями, зачаровывая город. Мы сидели по другую сторону стола от женщины по имени Вэл, которая была нашей знакомой, а заодно — так уж вышло — имела лицензию нотариуса. Мы смотрели на падающий снег из широкого окна в ее офисе в центре города и пытались шутить, когда получалось. До того дня я виделась с Вэл всего пару раз; обрывочные сведения о ней путались в моей памяти. Она была хорошенькой, резкой в манерах и невероятно миниатюрной, минимум на десять лет старше нас. Волосы ее были подстрижены «ежиком» в пару сантиметров длиной и вытравлены до белизны, если не считать одной длинной пряди, которая была выкрашена в розовый цвет и свисала птичьим крылышком ей на глаза. В ушах у нее звенели целые гроздья серебряных сережек, а руки были сплошь покрыты многоцветными татуировками, похожими на рукава.