Читать интересную книгу Про что кино? - Елена Колина

…Уходя из дома, Андрей Петрович сказал:

— Ты не волнуйся. Я как все. Если победят путчисты, меня в момент снимут, как всех, кто проводил линию Горбачева. Если победят демократы… Есть информация, что тогда партию распустят. Тогда коммунистам и кагэбэшникам запретят работать на должностях.

— …Получается, тебя так и так снимут?.. Ну и хорошо, ну и снимут, ну и будем на даче жить… купим дачу и будем жить… Ах, нет, не купим, деньги-то на книжке пропали, денег-то у нас нет, — по-старушечьи забормотала Ольга Алексеевна.

— Нет так нет, и черт с ними…

Смирнов не выглядел как человек, готовый к даче, скорее как человек, который в своем прекрасном мужском возрасте держит жизнь за хвост и не собирается ослаблять хватку.

— Алену — домой, за Аришей с ребенком — машину, — распорядился Андрей Петрович. — Из дома не выходить. Девочек не выпускать. Ждать моих указаний.

Всю ночь Смирнов звонил домой, сообщал новости.

— Олюшонок! Девочки где? Нина? Хорошо. Толстун спит? Хорошо. Есть информация, что войска берут город в кольцо. Ленинградская военно-морская база пока держит нейтралитет.

— Олюшонок? Все дома? Сейчас три часа ночи, почему ты не спишь? Ждешь моего звонка? Хорошо. К Гатчине приближается колонна танков и бронетранспортеров. Сто пятьдесят машин. Обещают не вводить танки в город. Спи. Я сказал — ложись спать. Я позвоню через час.

— Олюшонок, не волнуйся. Пока нет ясности. В четыре тридцать утра на посту ГАИ у платформы «Аэропорт» видели танки, идущие к городу. Пока все.

…Смирнов положил трубку. Бедная Оля… Денег у нее на книжке нет. Что скажет, когда узнает, что ее муж — тайный банкир? Да у него самого, когда думает об их с Ником банке, мороз по жопе идет! Подкуп чиновников при приобретении производственных мощностей — это самое невинное из всего, что там творится. Ник в Ригу ездил, посмотреть на первый в стране обменный пункт, на площади у вокзала. Хочет первым открыть у нас сеть обменных пунктов… Тут Ник перебирает, не может такого быть, что у нас разрешат валюту продавать-покупать. Ему нужно молиться, чтобы путч провалился. В суете и неразберихе, когда все начнут озверело хватать, что плохо лежит, — уж он-то знает, как плохо все лежит — они с Ником выживут… Вот бы залезть в голову к каждому отдающему сейчас указания здесь, в Ленсовете… Он, коммунист, защищает законную власть, демократы защищают демократию, граждане защищают их, строят баррикады, на подступах к Исаакиевской, перегораживают ящиками переулок Гривцова… Граждане снаружи… Интересно, у каждого, кто внутри, есть тайна, свой интерес, экономический или политический, свой? Да уж, конечно, не у него одного. С того дня, как взял деньги цеховиков, воровские деньги, ждал — будут угрозы, шантаж. В восемьдесят восьмом был принят закон «О кооперации», по которому можно было легализовать подпольные производства, получив для них статус кооперативов. Цеховики, те, кто на свободе, превратились в кооператоров, а те, кто сидел, продолжали отбывать срок. Ник сидел… Но чего боишься, как раз выходит другое. Ник вернулся из заключения этой весной, не забрал свое, что хранилось в Комарово, а уже через месяц сказал: «Открываем банк, я учредитель, ты в доле, деньги мои, твои связи». Ни угроз, ни шантажа не было, было деловое предложение, на которое он ответил: «Сейчас, жопу наскипидарю и побегу…» — и согласился.

«Так кто победил, Андрюша? — сказал Ник. — …Нет, признай, что я победил…» Он ему тогда ответил: «Да ладно тебе… время такое» …Район-то и весь город делят, как буханку хлеба, у кого пасть больше, тот и откусит. Раньше директора его как боялись — не дал план, партбилет на стол, а теперь, когда Горбачев руководящую роль партии отменил, кого им бояться? Наш-то народ или боится, или ворует. Каждый директоришка почувствовал единоличную власть, каждый создал при своем предприятии кооператив, посадил туда брата-свата, и свою продукцию — продукцию государственного, между прочим, завода, — через кооператив продает, а деньги с братом-сватом делит. Ник говорит — так и ты создай при своем предприятии кооператив, при райкоме — банк. А что деньги криминальные, так что считать криминалом — дело вкуса, вон партия перейдет на нелегальное положение, и криминалом станет быть членом КПСС.

Красиво говорит, сука… Бедная Оля, бедная принципиальная Оля ничего не понимает.

— …Олюшонок. Не буди девочек, пусть спят. Ситуация тревожная. Есть сведения, что танковая колонна приближается к городу. ГУВД получило приказ при подходе военной техники заблокировать дороги. Все телефоны молчат.

Последний звонок был около шести утра.

— Олюшонок, танки сменили направление движения, удаляются от города. Ложись спать.

Все дома, все спят. Андрей Петрович опять единолично управлял своей семьей, — счастье.

ДНЕВНИК ТАНИ

Ночь с 20-го на 21-е августа

Мы все собрались у тети Фиры, как Мышка, Лягушка, Зайчик и Медведь спрятались от дождя под одним грибом.

Я пришла первой. Лева! Все, как будто мне пять лет. Тетя Фира, вот счастье, гладила меня по голове, как будто хотела поправить бант, казалось, еще чуть-чуть, и колготки мне подтянет, а я-то как ее люблю! В прихожей запах детства, коммуналки и тети-Фириных пирогов!

Алена. Ее появление всегда спектакль. Первое действие было во дворе: Алена въезжает на своем «Мерседесе», все сбегаются, трогают машину, гладят. «Аленушка, откуда у тебя „Мерседес“?» — как-то спросил Андрей Петрович, специально спросил при мне, надеясь ненароком что-нибудь узнать о ее жизни, но Алену голыми руками не возьмешь. «A-а… подарили…», и все.

— Левка, я тебя люблю!..

Зазвонил телефон — Андрей Петрович. Алена взяла трубку, сморщилась, отвела в сторону, пробормотав: «Орет как сумасшедший…» Из трубки раздался рык: «…Я те-е сказал не шляться! В городе черт-те что творится!.. Ох, Алена… любишь ты жить своим умом, а ума у тебя с гулькин хер… Дай мне Фиру Зельну!.. Фира Зельна? Приглядите за Аленой, чтобы она от вас — пулей домой!..»

Виталик с Зоей.

— Левка, я был на фестивале в Каннах, представляешь, я — на набережной Круазетт… Я тебе все расскажу, ты обалдеешь!..

Ариша. Ариша одна, без ребенка, это настоящее чудо.

— Левочка, Левочка, Левочка… Толстун спит у мамы. У меня с собой его фотографии, вот, смотри… — Ариша журчала, как ручеек. — Нина очень хотела прийти повидаться, но мама сказала «может быть, хотя бы одна из моих дочерей останется со мной», и Нина осталась… А я и Рома… мы во дворе случайно встретились…

— Здрасьте, Фира Зельмановна… — выдвинулся Рома из-за Аришиной спины.

Господи, Рома! Последний раз я видела Рому осенью после окончания школы, я надеялась, что он тактично не заметит мою беременность, но не таков Рома, чтобы оправдывать чужие ожидания! Он сказал: «Танька, скажи, от кого беременна, я заставлю его жениться». Мы все — и Рома, как будто мы как в старом кино, в трудную минуту собрались у своей первой учительницы.

Дядя Илюша сказал тост: «Демократия под угрозой, под угрозой наша новая прекрасная жизнь, но вы, дети, все равно будете счастливы, потому что молодость сама по себе счастье…» Настроение у него «все пропало». А у нас — «все будет хорошо». Ариша пила лимонад, она по-прежнему не пьет, никогда, ни бокала вина.

Сначала было — Лева, а мы все вокруг него, как дети в хороводе вокруг елки. А потом все стали говорить одновременно, каждый о своем.

Ариша: «…Стояла в очереди в „Ланком“ на Невском, купила духи». Ариша такая уютная, в путч стоит в очереди за духами, и мне вдруг показалось, что путч — комедия и мы все должны жить своей частной жизнью.

Виталик: «Я буду снимать на „Ленфильме“… С прокатом сейчас сложно, но на фестивалях покажут… Спонсоров я нашел. И Зоя у нас меценат, поддержит отечественный кинематограф… …Да, Зайка?.. Но если сейчас все открутят назад?.. Как же мое кино?!»

Зоя: «…В моих магазинах правильный ассортимент, вежливые продавщицы, у меня два магазина, скоро будет третий… А вдруг не будет? Вдруг теперь запретят кооперативы?!»

Рома: «…У меня большие планы, я открываю совместное предприятие, у меня с собой копии документов, смотрите, регистрация совместного предприятия уже подписана, вот подпись — „Путин“…»

Наш историк говорил Роме: «Мальчик мой, ты — не для эпохи развитого социализма, ты для другой эпохи, для эпохи накопления капитала». Называл его «конкистадор». За то, что не признавал правил, вечно с ним что-то случалось, то он кого-то защищал, то на кого-то нападал, как будто ему нравилось рисковать. Конкистадоры, испанские рыцари, бросились на захват новых земель, завоевали Америку, в награду за смелость получили богатство и свободу от любой власти. Вот и Рома — риск, богатство, свобода, совместное предприятие.