аккуратной бородкой. Это был Тихон Игоревич — его наставник на новой службе.
— Дай-ка я погляжу, чего ты там накалякал, — сказал он своим обычным добродушным тоном. Он вытащил письмо из конверта и принялся за чтение.
Окончив читать он посмотрел на Вадима.
— Вадим Егорович, прости за откровенность, но ты балбес.
Вадим аж опешил от такой наглости. Он просто не ожидал подобного обращения от простолюдина.
— Не ершись. У нас неважно в какой семье ты родился, важно как ты работу работаешь. А ещё у нас принято говорить открыто, не пряча правду за вежливыми словесами. Вот сам подумай. Зачем писать о твоей работе родителям?
— Да кому они расскажут?
— Они может и никому, хотя гордый за своё чадо родитель обязательно прихвастнет. Особенно мать. Но дело даже не в этом. Вдруг твоё письмо кто-то перехватит и прочитает? О нашей работе никому ничего знать не положено
— Так что мне теперь, всю жизнь молчать?
— Зачем же молчать? — удивился Тихон Игоревич, — нет, молчание в нашей работе веещь крайне вредная. Тебе не молчать надо, а постоянно врать.
— Что!?
— Врать.
— Я аристократ.
— И что? Князь Плечеев тоже аристократ, а даже упомнить не могу. Когда бы он всю правду говорил. Слишком важным мы тут делом занимаемся, что бы позволить какой-то там родовой гордости помешать. Мы Империю защищаем, понимаешь? За такое дело не грех и в грязи выпачкаться. Ты жизнью готов пожертвовать за отечество и государя, то есть, государыню?
— Конечно!
— Так вот знай, жизнью пожертвовать дело лёгкое. А нам честью жертвовать приходится, и награды нам не положены. Хотя у меня, честно говоря, нету никакой чести. Я ведь сын мясника.
Вадим поёжился. От слов его наставника веяло какой-то безысходностью.
За окном накрапывал дождь.