Последний концерт
Памяти Олега Кагана
Скрипач угасал. У постели егоСошлась профессура. По хмурым лицамПонятно было даже сестрицам,Что сделать нельзя уже ничего.
И старший, почти на весь мир светило,Вздохнул, огорченно пожав плечом:«Как жаль, что с прекраснейшим скрипачомСудьба так безжалостно поступила…
Ну что здесь наука придумать может?!Увы, к сожаленью, хирург не маг!И скальпель вновь уже не поможет,А все остальное уже пустяк!»
Ушли, разговаривая сурово.И вряд ли хоть кто-нибудь догадался,Как в тихой палате взгляд у больногоЖелезной решимостью наливался.
Потом, на обходе, вопрос упрямо:«Профессор, прошу… только твердо и прямо:Сколько недель у меня еще есть?»И честный ответ:«Я не бог, и не гений…Но если жить тихо и без волнений,То месяцев пять, а быть может, шесть…»
«А если… а если все же волненье?И даже предельное напряженье?Тогда усложняется разговор?»«А если волненье? Тогда простите…И тут ни с кого уже не взыщите…»И вышел, нахмурившись, в коридор.
Что в мире артисту важней всего?Нет, время не значит тут ничего,Ведь жизнь — это труд, впресованный в чувствоА если точнее еще сказать,То все, что имеешь, не жаль отдатьЗа миг, за редчайший накал искусства!
Гудит в напряженье громадный зал,Уж свет исступленно гореть устал:Бинокли, цветы, пестрота нарядов…Зал переполнен, он дышит… ждет:Когда, наконец, маэстро шагнетСюда, под скрещение сотен взглядов?!
И вот, словно вдруг одолев предел,Он даже не вышел, а пролетел,Встал у рояля, прямой и гибкий,Весь — светлых и радостных чувств исток,В приветственном жесте вскинул смычок,Бросая в бушующий зал улыбки.
И тут же вдоль кресел пополз змееюШепот: «Да он же здоров, как Бог!А нам говорили, маэстро плох…Но вот ведь как лгут болтуны порою!..»
Скажите мне: сколько бывает рукВ час вдохновенья у музыканта,В главный, сияющий миг таланта!Две? Двадцать две? Или двести вдруг?!
И кто догадается, сколько волиОбязан собрать человек в кулак,Чтоб, выпив все средства от дикой боли,Стоять и сиять, точно вешний стяг!
Да что там стоять?! Не стоять, а взвитьсяНад залом, людьми, над самим собойВсей страстью искусства и всей душой.Рассыпаться, сгинуть и вновь родиться!
Швырнул виртуоз огневой каскадИз муки, восторгов и бури счастья.И был он сейчас здесь верховной властьюИ каждому сущему друг и брат!
Звездам берлинским в пору упастьНынче к ногам скрипача России!А слезы в глазах — это только частьЧувств, затопивших сердца людские!
Назавтра — газеты! Тучи газет:«Маэстро, исполненный вдохновенья!»,«Огромный успех! Артистизм, горенье!»,«Удач ему новых на сотни лет!»
Но много ли пресса о жизни ведала?Статьи чуть не плавились от похвал!Да только маэстро их не читал,Его на рассвете уж больше не было…
1993
Осенние строки
Багряные листья, словно улитки,Свернувшись, на влажной земле лежат.Дорожка от старой дачной калиткиК крыльцу пробирается через сад.
Тучки, качаясь, плывут, как лодки,В саду стало розово от рябин,А бабушка-ель на пне-сковородкеЖарит румяный солнечный блин.
На спинке скамейки напротив дачиЩегол, заливаясь, горит крылом,А шахматный конь, что, главы не пряча,Искал для хозяев в боях удачи,Забытый, валяется под столом.
Вдали свое соло ведет лягушка,Усевшись на мостике за прудом.А прудик пустячный, почти игрушка,Затянутый ряски цветным ковром.
Рядом, продравшись через малину,Ветер, лихая его душа,Погладил краснеющую калинуИ что-то шепнул ей, хитро дыша.
И вдруг, рассмеявшись, нырнул в малинникИ снова — осенняя тишина:Не прозвенит за стеной будильник,Не вспыхнет огонь в глубине окна…
Зимой здесь в сугробах утонут ели,И дом, средь морозной голубизны,Словно медведь, под напев метелиВ спячку погрузится до весны…
Но будет и май, и цветенье будет,И вновь зазвенит голосами дом,И снова какие-то будут людиПить чай под березами за столом.
Все тот же малинник, и мрак, и свет,И та же скамейка, и та же дача,Все то же как будто… но только… нет,Отныне все будет совсем иначе.
Вернутся и шутки, и дождь, и зной,И ветер, что бойко щекочет кожу,Но только не будет здесь больше той,Что в целой вселенной ни с кем не схожа.
Не вскинутся весело к солнцу руки,Не вспыхнет задумчивой грустью взгляд,И тихого смеха грудные звукиНад книгой раскрытой не прозвучат.
Отцветший шиповник не зацветет,Молодость снова не повторяется,И счастье, когда оно промелькнет,Назад к человеку не возвращается.
Сколько лет мы не виделись с вами
Сколько лет мы не виделись с вамиДаже страшно уже считать!Как в упряжке с лихими конями,Прогремели года бубенцами,И попробуй теперь догнать!
Ах, как мчались они сквозь вьюги!Как нам веру и память жгли!Но забыть-то мы друг о друге,Что б там ни было, не смогли!
Впрочем, если б и захотели,Как там, может быть, ни смешно,Все равно бы ведь не сумели,Не сумели бы все равно!
Чувства — страшная это сила!И каким бы ветрам ни выть,Слишком много у нас их было,Чтоб хоть что-нибудь изменить.
Жизнь не вечно горит жар-птицей.И, признаться, что, хмуря бровь,Нам случалось не раз сразиться,Огорчаться и вновь мириться,И восторгами вспыхнуть вновь.
Все же, как бы жизнь ни штормила,Только искренность наших фраз,Честность чувства и правды силуНам ни разу не нужно былоПроверять, ну хотя бы раз.
Никаких-то мы тайн не держали,И, теплом согревая речь,Друг о друге всегда мы зналиКаждый шаг или вздох. Едва лиНе от детства до наших встреч.
У людей есть любые чудачества,Качеств множество у людей.Но правдивость — вот это качествоБыло, кажется, всех важней!
Звезды с вьюгой, кружась, колышатся,Бьет за стенкой двенадцать раз…Как живется вам? Как вам дышится?Что на сердце сейчас у вас?
То ли радостью новой мучитесь,То ль мечтаете в тишине?Ну, а что, если вдруг соскучитесь,Вот припомните и соскучитесьНе о ком-то, а обо мне?..
Может, скрыть эту муку, ставшуюСладкой тайной? Да вот беда —Все равно вы с душою вашею,А тем паче с глазами вашимиНе слукавите никогда…
Ах, как трудно мы воздвигаемЗамки праздника своего!И как просто вдруг разрушаемИ при этом не понимаем,Что творим мы и для чего?!Впрочем, как бы там жизнь ни била,Только время не двинешь вспять.
И все то, что для нас светилоИ действительным счастьем было,Никому уже не отнять!Были праздники. Были грозы.Шутки. Дятел в лесной тиши,И упреки, и ваши слезы,И ошибки моей души…
Искры счастья не брызжут долго.Рвали сердце мне в злой борьбе.Я считал, что я — рыцарь долга,И в другой прозвенел судьбе…
Но расплата придет, конечно,Если мозг твой — тупей стены.Был я предан бесчеловечно,Так что помните, знайте вечно:Вы стократно отомщены!
А за горечь иль даже муки,Что принес я вам, может быть,Сквозь года и дымы разлукиЯ вам тихо целую рукиИ почти что молю простить!
И когда б синекрылый ветерМой привет вдруг до вас донес,То в прозрачной его каретеЯ послал бы вам строки этиВместе с ворохом свежих роз!
В мире светлое есть и скверное.Только знаю я сквозь года:Наших встреч красота безмернаяМногим людям уже, наверное,И не выпадет никогда!
Разрыв