перед уходом, я как раз буду, — и повесил трубку.
До пяти было еще около трех часов, а сил сидеть и ждать данных у Влада не осталось. Котельническая была совсем рядом с Управлением и именно туда необъяснимо тянуло. Мужчина принял решение, инстинкты и чутье его никогда не обманывали. Раз камеры пока закрыты, посмотрит лично. Резко заведя машину, он рванул вперед, не желая больше ждать. Ему надо было узнать, есть ли надежда и он не готов был доверить свою судьбу другому. Он должен был проверить и убедиться сам или разочароваться, потеряв последний шанс ее найти и поставить точку, попрощаться и перестать ее искать.
Глава 20
Не прошло и пятнадцати минут, как Прадо припарковался напротив сталинской высотки. Развернув козырек от солнца над рулем, парень замер. Фото Кати всегда было там, вместо иконки. Она приносила ему удачу на гонках, теперь же, когда он потерял ее, а жизнь круто развернулась, он хотел, чтобы она наблюдала за ним хотя бы отсюда. Впервые, он смотрел на это фото без тоски, сегодня он готов был его снять. Была надежда вернуть его живую удачу. Он зажмурился, вознеся лицо к потолку, сжал в кулаке сердечко, до боли оттянув цепь на шее.
«Если ты есть, слышишь ты меня? Никогда не просил, никогда… Пусть она и правда будет, пусть не там, пусть просто будет жива. Скажи мне, дай знак, что я нашел, или как там говорят, не знаю… Я устал искать. Нахер всех. Всё нахер. Пусть она будет… Пожалуйста, хоть раз, пусть не зря, пусть не пустое, не очередная утка …».
Он решительно выдернул фото из-за козырька. На снимке они были вместе, Катя сидела на нем верхом, и застыла в лучезарно-ликующей улыбке, счастливая. Тут она выглядела ровно так же, как с трибуны, когда болела за него. Неистовая. Влад тоже был счаслив, он помнил тот концерт и то лето. Июнь и уже так жарко. Вечером он решился, три месяца тянул и думал, а тут как накрыло, и сделал ей предложение. А она согласилась, даже без кольца, просто, не задумываясь, ответила «да». Лучший вечер, он думал, что у него теперь есть все и жизнь прекрасна и не может стать иной, раз она согласна.
Он отогнал настойчивое воспоминание, выдергивая из сумки удостоверение и фото жены Вельда, и направился в сторону центральной проходной.
Вокруг сновали люди, в основном экскурсионные группы, покупавшие билеты и уходящие гуськом под предводительством экскурсоводов. И пусть было лишь совпадением, что он оказался здесь в пятницу после обеда, Влад воспринимал все, как тот самый знак свыше. Жильцов почти не было, только туристы, вооруженные фотоаппаратами и наводящие суету. Смешаться с толпой мужчине всегда было проблематично, при его росте и стати, зато благодаря тому, что был в штатском, сегодня он вполне мог сойти за туриста и, не привлекая особого внимания, разузнать. Чуть поодаль, за стеклянной перегородкой, похожей на кассу вокзала, сидела пожилая женщина. Табличка сверху гласила: «Консьерж». Старуха зорко следила за каждым, проверяя, куда направляется каждый проходящий к лифтам, пересчитывала по головам группы, что оплатили проход в квартиры почивших знаменитостей и могут проехать. Она же ловила и отчитывала засидевшихся на этажах экскурсоводов, опаздывающих спуститься.
Влад пристроился в хвосте очередной группы на вход и, отстав на последнем шаге, доверительно согнулся у самого оконца «кассы консьержки». Она как бульдог высунула голову навстречу, ехидно прищурившись:
— Ну, чего отстал, проходи скорее, — она повернулась и куда-то за спину кинула, — девятнадцать, а должно было к Улановой в квартиру восемнадцать только быть, опять лишнего приткнули, как спускаться будут, напомни мне, я ее больше не пущу, уже третий раз такое, я предупреждала уж ее.
Влад молча залез в карман, доставая корочки и сдержанно кашлянул, напоминая о себе. Старушка повернулась, уже недовольно бурча:
— Ну что? Уехали чтоль уже? Сто восемьдесят пятая квартира, голубчик, иди туда вон, к лифтам, там табличка есть, какой этаж. Догоняй, иди.
— Я не к Улановой, я к вам, — проговорил Вихров, раскрывая удостоверение.
— Батюшки, — всхлипнула женщина и, понизив голос, проговорила, — Вы входите сюда, там справа дверь, у нас четкие инструкции, туристов не распугивать. Или вы ко мне лично.
Не удостоив ее ответа и натянув маску серьезности, Влад прошел в указанную дверь, отворачивая лицо от камер над проходной, которые он приметил, как только пересек входную дверь фойе. Старушка уже стояла по ту сторону, ожидая его, бледнея как мел на глазах.
— Подполковник ФСБ, Вихров Владислав Владимирович, с кем имею честь? — строго проговорил он.
— Клавдия Васильевна Семенова, консьерж, так вы ко мне лично? — глаза бабушки были как блюдца.
— К вам лично. Клавдия Васильевна, давно тут работаете? — отчеканил он сурово.
— Да лет пятьдесят, наверно, уж будет, — женщина становилась все белее, и Влад понял, пора менять тактику, иначе бабка до конца разговора не доживет.
— Клавдия Васильевна, да не нервничайте вы так. Я к вам лично, как к здешнему работнику.
— А что тут у нас? Случилось что? Вот не зря я говорю уже несколько недель, что шастают все, не пойму как проходят со двора, я и заявление хотела писать, а сказали не ерундить, вот и пожалуйста. А то я сама не знаю, что вот так шастают, а потом по милициям ходят, как обчистят, я тут столько лет! У меня муха не проскакивала никогда. — Затараторила старушка, — я и Паустовского и Гурченко лично знала. Мои пирожки Вознесенский брал по пятницам.
Вихров звонко вздохнул, терпеливо ожидая конца ее тирады.
— Клавдия Васильевна, то есть вы тут всех жильцов знаете, верно?
— Конечно, я тут и живу на первом этаже, поэтому и работаю каждый день, мне смена не нужна.
— А скажите, вот эта девушка тут живет? — он протянул распечатку фотографии сироты.
Старуха аккуратно взяла листок, вглядываясь пристально:
— Нет, такой тут нет. Ну, могла, конечно, в гости к кому-то приезжать, но тут точно не живет.
Влад недоверчиво сощурился.
— А прописка тут у нее, — мягко проговорил он.
— Как тут? Не может быть, всех я тут, говорю же, знаю. Тут квартиры, кому попало, не раздают, тут и не купит, кто попало. Почти что все поколениями живут. Чай не хрущевка в Чертаново, чтоб сюда временно прописывать! — Казалось, женщина даже слегка обиделась на такое недоверие.
— Так постоянная прописка, не временная.
Клавдия раскрыла рот, будто не могла понять, как такое могло случиться, чтоб кто-то «проскочил» ее, что явно представлялось ей абсолютно невозможным.
— Это