Послушаем теперь, что сказал об этих местах старший современник Валафрида Страбона, византийский историк Феофан Исповедник: [Булгары] «увидели местность, хорошо укреплённую: сзади рекой Дунаем, спереди и с боков – ущельями и Понтийским морем. Покорив из живущих там племён славинов так называемые семь родов, северов булгары расселили от начала ущелья Берегава до восточных областей, а на юге и на западе до Аварии – остальные семь родов…» (Чичуров, 1980. С. 62; 120, 121, № 300).
Как видим, на основании сообщения Феофана, «страной Северской» можно назвать места расселения славянского племени северов-северян недалеко от устья Дуная, – «народа наподобие скифов», у которого «рассадник почитания (Бога) как у готов», по сведениям «надёжных братьев», сообщивших это Валафриду Страбону. Напрашивается вывод, что у «народа наподобие скифов», наследника готского «почитания», были книги Святого Писания на своём языке. И ещё в пользу «русской гипотезы» – это факты, свидетельствующие о том. что в языке славян Подунавья существовало слово «русин» («сурин»), и оно применялось как для названия страны, так и для личного имени.
Тщательное внимание к мелочам в рассуждениях О. Н. Трубачёва об имени Русь сделало ясным «несколько тёмное имя» народа Тоурси, который Константин Философ в своей речи на диспуте с треязычниками в Венеции 867-го года назвал среди «многих родов», «книгы оумеюща и богу славу въздающа своим языком кождо», между обрами (аварами) и козарами – это *tur-rus– или греческие «тавры-росы», племя, жившее к северу от дунайского устья. Тем самым Трубачёв оттеснил «готскую гипотезу» «русских» письмен Жития Константина. Возражая, сказал: «Но ведь готов Константин знал отдельно и специально назвал как добрых христиан в перечне народов во время своего венецианского диспута!» И ещё: «Связь этнонима *tur-rus– и «русских» письмен была, возможно, понятна Константину Философу тогда в Корсуне (Херсонесе), и он мог иметь в виду именно её в Венеции через несколько лет» (Трубачёв, 1993. С. 54, 57–59).
«Ядро традиции» (Х. Вольфрам) киевских русов – это представление об общности происхождения балтийских, новгородских, азовских, дунайских и киевских русов; это – известное предание «о призвании»: «идоша за море к варягом к руси»; это – тесная связь киевских князей с «островом руссов». Так, например, Лев Диакон, сообщая о неудачном морском походе на Византию русского князя Игоря, говорит, что после разгрома его флота греками, он бежал к Боспору Киммерийскому, который он называет родиной руссов. А к сыну Игоря, Святославу, завоевателю Болгарии, византийский император Иоанн Цимисхий обратился с требованием «удалиться в свои области и к Киммерийскому Боспору, покинув Миссию» (Болгарию) (Лев Диакон, 6,8,10). Это, наконец – внешняя политика князя Святослава на Дунае, где жили русы, там же на Дунае город Русе. «Одоле Святослав болгаром, и взя город 80 по Дунаеви, и седе княжа ту в Переяславци (современное село Преслав около города Тулча в Румынии на южном берегу Дунная вблизи его рукавов при впадении в Чёрное море), емля дань на грьцех» (Повесть временных лет, в лето 6475). Это – сведения автора «Слова о полку Игореве» об общности происхождения киевских, азовских и дунайских русов. Так, после поражения войска Игоря на третий день битвы с половцами, когда «тьма свет покрыла», и в русских княжествах, на родине павших воинов, «жены Руския въсплакашась», тут же, почти в один голос с ними, вступают «готские девы» на «острове руссов», и поют о «тёмном времени»: «И вот готские красные девы запели (во время ритуального танца) на берегу Синего моря (Азовского моря). Звеня русским золотом, поют о наступившем времени тёмном («поют время бусово»), манят месть Шарукану» (привлекают, зовут месть, которая обрушилась на половцев Боняка и Шорукана в 1107 г. объединёнными силами семи русских князей). В ответ на этот сакрально-магический призыв и на готовность бояр отомстить половцам за поражение Игоря, Святослав Киевский в своём Золотом слове стал призывать князей ударить на половцев объединёнными силами. А что касается родства киевских руссов с дунайскими руссами, об этом можно узнать из сюжета о возвращении Игоря из плена: «Солнце светится на небесах, Игорь князь в Русской земле. Девицы поют на Дунае. Вьются голоса через море до Киева».
Нельзя при этом не обратить внимания на то, что может способствовать познанию предмета, на «готских красных дев», они названы с благородным оттенком – девы дунайские названы ласково – девицы, а вот половецкие названы в сниженной экспрессивно-стилистической окраске – девки, которых помчали воины Игоря. «Готские» и дунайские, конечно, свои, а вот эти – чужие.
Звоня рускым златом, поют… – «Русское золото» совсем не обязательно то золото, которое половцы награбили во время набега на Русь после поражения Игоря, и даже совсем не то золото, потому что половцы ещё не успели получить выкуп за пленённых русских и поделить вырученное. А было ли у них вообще время обменять на золото какие-то товары у «готов»? Слишком уж быстро «готские девы» стали бы кудеситься в это золото и звенеть им во время пения и танца. Скажут, что это золото оказалось у «готов» после ранее совершенных половецких грабежей в русских землях. А что – эти «готы» сидели на своём острове и только ждали результатов половецких грабежей? Они и сами были хороши. Среди награбленного в морских набегах и в результате выкупа у них пленных, они имели и «своё» золото, «русское». О том, что русы продавали награбленное соседним народам, имеются известия восточных авторов.
А если эти так называемые готы хорошо умели делать свои «русские» ювелирные украшения, вот вам и «русское золото», которым звенят во время ритуального танца, сопровождаемого пением, «готские девы», притом, помимо военной добычи через посредников половцев.
Эти «готские девы», звеня золотом, поют на берегу Синего моря. Но золотые украшения могут звенеть только во время танца – девы поют и танцуют. Поэтому берег моря, золотые украшения, пение и танец – это обстановка ритуального танца, «одной из наиболее древних форм молитвы, осуществляемой путём имитации «божественных» действий. В процессе танца участники подражали движению солнца, звёзд. Относительно значений «танцевать» и «молиться» ср. греч. pedao «прыгать, танцевать», но валл. pedi «молиться», гот. plinsjan, русск. плясать, но и.-е.*prek– «просить, молить» (Маковский, 1996. С. 328).
Во многих русских заговорах действие происходит на берегу моря, иногда присутствует золото. «Пойду стану благословясь, пойду перекрестясь во чистое поле, во зелёное поморье… три врана… несут трои золоты ключи, трои золоты замки»; «пойду… путём дорогой к синему окиану-морю». Далее идёт просьба к «великим помощникам» (Даль, 1994. С. 36–37). А что если и наши девы обращались с определённой просьбой к неким «великим помощникам»? И вот ещё достойное внимания действие на берегу моря: «Женщины поморов Кольского уезда Архангельской губернии, чтобы вызвать попутный ветер для возвращающихся с промысла рыбаков, исполняют особый обряд, который называют «моление ветра». Вечером, к возвращению рыбаков, женщины всего селения выходят к берегу моря «молить ветер, чтобы не серчал» (Карсанов, 1992. С. 119).
Поют время Бусово. – Самая невероятная теория о «времени Бусове» – та, по которой, начиная с 30-х годов XX в. под «бусове» в отечественной науке стали понимать Божа, одного из князей славян-антов, побеждённого в 375 г. готским королём Винитаром, и который был распят на кресте вместе с сыновьями и 70-ю знатными антами. Всё перепуталось здесь и теперь уже никого не спросишь, почему время события 800-летней давности из истории готов и славян-антов исполнительницами песен, будь это «готские девы» или «половецкие девки», если у них такая длинная память на поражение русских, и это доставляло им удовольствие, названо это время по имени побеждённого Божа, а не по имени победителя «винидов» Винитара? А если поют все-таки половчанки, тогда, спрашивается, какое им дело до истории готов, которая каким-то образом ещё увязывается с «местью Шароканю»? Пытаясь найти выход, обычно читают «месть Шороканю» не как дательный падеж, единственное число «Шарукану», а как притяжательное «Шаруканову». Этой местью за половецкого хана Шарукана, деда Кончака, считают разгром ордами Кончака и Гзы полков Игоря. И делается ссылка на поход в 1107 г. объединённых сил семи русских князей на половцев, когда те под предводительством ханов Боняка и Шарукана были разгромлены русскими войсками. Боняк был взят в плен и казнён в Киеве. А вот судьба Шарукана русским источникам не известна, в Летописи о нём сказано два слова: «а Шарукан едъва утече». Не обращают внимания и на слова самого Кончака в Ипатьевской летописи, когда он после беды-победы над Игорем звал хана Гзу на Киев, и сказал: «Поидем на Киевьскую сторону, где суть избита братья наша и великый князь нашь Боняк». – О Шарукане не было сказано ни слова. Тогда причём тут месть за Шарукана?!