году царь совершит с опричным войском поход по северным русским землям, разоряя города и совершая душегубства в массовом порядке. Больше всего пострадал тогда Новгород Великий с областью, поэтому иногда этот поход именуют Новгородским. Новгородцев обвиняли в измене, архиепископу Новгородскому Пимену инкриминировали переговоры с неприятелем, целью которых якобы была передача Новгорода и Пскова под иноземное владычество.
Известно, что после окончания большого опричного похода старые вожди опричнины — князь Афанасий Вяземский и Алексей Басманов-Плещеев — также оказались в числе обвиняемых. Их объявили первыми пособниками Пимена; Басманова в 1570 году казнили вместе с родственниками. Известно, что Вяземский предупреждал Пимена о готовящейся карательной акции. Видимо, и Басманов так или иначе противился кровавому походу. Возможно, и он пытался сообщить новгородцам о том, какая беда ждет их в ближайшем времени. А может быть, просто попробовал отговорить царя от столь страшного плана.
Почему?
«Отцы-основатели» опричнины были самостоятельными людьми, а не бездумными исполнителями. Они свое положение считали прочным хотя бы потому, что получили его заслуженно. Они готовы были допустить казни — ради сохранения опричнины. Много казней. Ведь «семейное дело»! Они готовы были даже измараться о дела неприятные и душевредные — как, например, эпизод со свержением митрополита Филиппа. Но для них все-таки существовала нравственная граница. Они изначально не являлись ни палачами, ни карателями. Тем более не обретался в них революционный дух, требовавший переворошить традиционные основы русской жизни, вздыбить ее и уничтожить всех противников такого переворота. Они желали кое-какие детали поправить, но не искали способа перевернуть старинные устои вверх тормашками. И однажды кровавые «постановки» царственного «режиссера» стали приводить их в ужас. Надо полагать, Вяземский и Басманов дошли до той черты, которую не смогли переступить. Еще до большой опалы на Плещеевых пострадало несколько человек из их рода. Быть может, Алексей Данилович наивно верил, что сможет «повлиять» на царя, отговаривая его от жуткой затеи, и дорого расплатился за свою веру. В этой его «измене» проступают человеческие черты. Тут он опять выбился из рода, как выбивался, когда выходил на поле боя и единолично принимал победные тактические решения. Тут он интересами семейства рисковал ради чего-то более высокого и в житейском смысле проиграл… Но нравственно — выиграл. А потому достоин доброй памяти, как человек, сумевший вовремя остановить помрачение собственной души.
Итак, карьера А. Д. Басманова-Плещеева рухнула, потащив за собой в пропасть карьеры многочисленных родственников. Причем некоторых казнили вместе с ним, других пораньше или чуть погодя, третьи потеряли в чинах… Сложилась ситуация, в которой можно прозреть некую притчу, рассказанную Богом: великий царедворец пошел против Него, боясь за положение родни, и вот скатилась голова вельможи, а вслед за тем свершилось то, чего он так опасался. Как уже говорилось, современники рассказывали печальную историю: если один сын боярина, Петр, погиб вместе с главой семьи, то другой, Федор, тот самый фаворит Ивана Грозного, будто бы зарезал отца, желая сохранить собственную жизнь…{187} Если это действительно так, то выходит, что родная кровь лихо отплатила боярину за заботу.
* * *
Из этой истории можно извлечь два урока: один исторический, а другой — чисто человеческий. Во-первых, сложный, пестрый состав политической элиты Московского государства был одной из главных его социальных проблем. Консолидация двух ее ветвей произошла поздно, чуть ли не при первых Романовых. А до того соперничество старомосковского боярства и пришлой княжеской аристократии могло принимать острые формы. Нетитулованная московская знать горой стояла за опричнину как за избавление и благо. Но для ее планов кровопролитие, устроенное царем, оказалось слишком обильным. Такого не хотел никто из зачинателей опричнины. И вот ее первые лидеры постепенно отходят от власти, теряют влияние. Не только Басманов и не только в связи с «новгородским делом». Многие. Для опричнины, какой видел ее Иван IV, требовались живые орудия, а строили ее все-таки не инструменты, а люди — с волей, умом и верой. Слишком крупные люди. Не смогли они превратиться в орудия…
Во-вторых, иногда человеку дано очень многое: богатство, слава, начальственное положение, но бес тщеславия грызет его неустанно: почему ты не первый? Почему главные почести — не твои? Чуть прислушайся к нему, и большая беда гарантирована…
2. Случайный человек. Опричнина глазами князя Федора Михайловича Трубецкого
Ранняя опричнина и опричнина поздняя — как будто два принципиально разных учреждения! Смотришь и не веришь глазам своим, сколь многое изменилось. Прежние «великие люди» ушли в одночасье. Кто в могилу, кто в опалу, а кто — в монастырь. Новые люди опричнины рекрутировались из таких общественных слоев, которые еще недавно и на порог Опричного двора пущены не были бы. Всплыли фигуры страшные, бесстыдные в своей свирепости и, одновременно с ними… совершенно случайные для опричнины личности.
Басманов-старший вместе с государем и многими боярами из старинных московских родов создавал опричный уклад под себя и под свой род. Безнин и Скуратов, о которых речь пойдет ниже, рвались туда, стремясь выслужить чины. Один — умом и саблей, а другой — пыточным инструментом. Вяземские и Хворостинины, о которых также разговор пойдет позднее, просто воспользовались удачной возможностью повысить служебный статус. Можно осуждать или не осуждать образ действий каждого из них, но так или иначе никто из них не был в опричнине случайным человеком. Им, в разной форме, давался шанс. Они этот шанс повернули в свою пользу.
Но… среди опричников нового призыва оказались персоны, не нуждавшиеся в опричнине ни в малой мере. Прекрасно прожили бы они без нее. Таким шанс давался при рождении: отеческая кровь позволяла им высоко подняться, не надрывая жил. Одной лишь честною службой.
Родов, летавших столь высоко, Московское государство знало совсем не много. Десяток. Может быть, полтора десятка. Первенцы, появлявшиеся на свет в подобных семействах, с пеленок обрекались на роль бояр и главнокомандующих. Им требовалось крепко постараться, чтобы власть ушла из их рук. Например, стать изменниками. Или приобрести увечье на войне. Или служить фантастически плохо. Словом, что-нибудь такое, от чего мало-мальски нормальный человек при минимальном везении гарантирован…
Высших аристократов готовили к одной роли — управлять. Их с детских лет учили военному делу, да еще тонкому искусству быть хозяевами, мастерами власти. И они умели повелевать другими людьми, как сейчас не умеет ни один русский управленец, — ведь нет у нас сегодня аристократии. Нет тех, кто передает право на власть из поколения в поколение. А наука власти не может быть в полной мере постигнута на скамье вуза.
Среди таких семейств особенно выделялись