Она, очевидно, посчитала, что ответила на мой вопрос.
Челнок заложил вираж, и мы повалились друг на друга, словно кегли. Тридцать секунд микроимпульсов ушли на торможение. На виутришлемном дисплее заветилась веселенькая картинка в сине-зеленых тонах: шлюзовой рукав проталкивался сквозь мембрану, служившую проходом в надувную прихожую "Роршаха". Даже в виде мультяшки выглядело это слегка порнографически.
Бейтс заранее пристроилась у шлюза. Она отодвинула внутреннюю дверь.
— Берегите головы.
Не так это просто, когда ты закутан в феррокерамику и костюм жизнеобеспечения. Шлемы колыхались и сталкивались. Пехотинцы, распластанные по потолку, точно гигантские смертоносные тараканы, с гудением пробудились к жизни и оторвались от поверхности. Протолкнулись в тесную щель над головами, загадочно покивали хозяйке и скрылись за кулисами.
Бейтс затворила внутреннюю дверь. Шлюз вдохнул-выдохнул и открылся снова, уже пустой.
Если верить приборам — все в норме. Зонды терпеливо ожидали в прихожей. На них никто не набрасывался.
Майор последовала за ними.
Картинки пришлось ждать целую вечность. Сквозь каналы связи просочились лишь капли информации. Речь проходила туда и обратно без проблем, но каждый кадр весил больше миллиона слов.
— Пока никаких сюрпризов, — доложила Бейтс голосом поврежденного варгана.[46]
Вот оно: глазами второго пехотинца мы увидели первого. Неподвижный, зернистый черно-белый снимок походил на открытку из прошлого: слух, обращенный в зрение, отражение ленивого кисельного трепета метановой атмосферы. Прорисовка каждого испещренного помехами кадра на дисплее занимала целые секунды: вот пехотинцы спускаются в ад; вот вползают в кишку "Роршаха"; вот мерными шагами продвигаются через загадочный, враждебный мир. В нижнем левом углу каждой картинки вспыхивали отсчет времени и показатель мощности магнитного поля.
Когда не доверяешь ЭМ-спектру, многое теряется.
— На вид все в порядке, — отчиталась Бейтс. — Захожу.
В менее враждебной вселенной роботы катились бы по главной улице, отсылая нам кристально-четкие кадры в идеальном разрешении. Шпиндель и Банда потягивали бы кофе в вертушке, указывая пехотинцам здесь взять пробу, а тут — сделать снимок крупным планом. В менее враждебной вселенной меня бы тут вообще не было.
На открытке показалась Бейтс: вылезала из фистулы. На следующей она повернулась спиной к камере — очевидно, осматривала периметр.
На следующей — глядела прямо на нас.
— Н…нормально, — выдавила она. — Сп… спускайтесь.
— Не так быстро, — упредил Шпиндель. — Ты как себя чувствуешь?
— Хорошо. Немного… странно, но…
— В каком смысле — странно?
Первый признак лучевой болезни — тошнота, но если только мы здорово не просчитались, он проявится не раньше, чем через час-другой. Когда мы уже хорошенько прожаримся под излучением.
— Легкая дезориентация, — отозвалась Бейтс. — Тут жутковато малость, но… Должно быть, "синдром зеленых человечков". Терпимо.
Я покосился на Банду. Лингвист посмотрела на Шпинделя. Тот пожал плечами.
— Лучше не станет, — донесся издалека голос Бейтс. — Часы… часы тикают, ребята. Спускайтесь.
Мы спустились.
* * *
Не жилой дом, вообще. Скорее, обиталище призраков.
Даже когда стены замирали, они двигались: уголком глаза всегда замечаешь ползучее шевеление. Всегда ощущаешь спиной, как за тобой наблюдают, чувствуешь жуткую уверенность в том, что недобрые, нечеловеческие глаза смотрят из-за пределов твоей видимости. Не раз я оборачивался, надеясь застать призраков врасплох, но не видел ничего, кроме полуслепого пехотинца, плывущего вдоль туннеля, или нервозного испуганного коллеги, пялящегося на меня. Стены из блестящей черной лавы прорастали сотнями глаз, которые захлопывались за миг до того, как их могли заметить. Наши фонари разгоняли тьму метров на двадцать; дальше царили туман и тени. И звуки — "Роршах" поскрипывал вокруг нас, словно древний парусник, затертый в паковых льдах. Гремучими змеями шипели разряды.
Ты говоришь себе, это все иллюзия. Напоминаешь, что такие симптомы хорошо документированы — неизбежные последствия слишком тесного контакта плоти с магнитным полем. Оно пробуждает призраков и кошмары в твоих височных долях, добывает из среднего мозга парализующий ужас, чтобы засыпать им сознание. Оно путает твои двигательные нервы и заставляет спящие накладки петь, словно хрупкие, звонкие кристаллы.
Артефакты, вот что они такое. Ты повторяешь это про себя, повторяешь так часто, что мантра теряет всякое подобие смысла, вырождаясь в магическое заклинание, абракадабру против злых сил. Они не настоящие, эти голоса, шепчущиеся за броней шлема, эти полузаметные твари, видимые лишь искоса. Они лишь обман разума, тот же нейрологический балаган, который на протяжении веков убеждал людей, что их мучают призраки, похищают пришельцы, преследуют…
… вампиры…
…И начинаешь подумывать — остался ли Сарасти на борту или все это время был рядом, ждал тебя…
— Очередной пик, — предупредила Бейтс, когда на моем дисплее начали зашкаливать теслы и зиверты.[47] — Держитесь!
Я ставил колокол Фарадея.[48] Пытался. Это должно было быть просто; я уже протянул от входа главную растяжку к вялому мешку, повисшему посреди туннеля. И тут все вылетело из головы. Да, точно, что-то насчет якорного каната. Чтобы… чтобы отцентровать колокол. В свете нашлемного фонаря стена отблескивала мокрой глиной. В глазах у меня вспыхивали сатанинские руны.
Я налепил якорную пластину на стенку. Готов был поклясться, материал передернуло. Пальнул из реактивного пистолета, отступив к середине прохода.
— Они здесь, — прошептала Джеймс.
Что-то было рядом. Я чувствовал за спиной чужое присутствие, куда бы ни обернулся. Ревущая тьма клубилась на самом краю поля зрения, жадная пасть, широкая, как сам туннель. В любой миг она была готова с невозможной быстротой надвинуться и поглотить нас.
— Они прекрасны… — проговорила Джеймс.
B eё голосе не слышалось страха. Только изумление.
— Что? Где? — Бейтс не переставала крутиться на месте, пытаясь одновременно смотреть на все четыре стороны. Зонды, похожие на бронированные фигурные скобки, под ее управлением беспокойно ворочались, затыкая пушками то туда, то сюда. — Что ты заметила?
— Не там. Здесь. Повсюду. Разве вы не видите?
— Ничего не вижу, — дрожащим голосом выдавил Шпиндель.
— Это все электромагнитные поля, — произнесла Джеймс. — Вот как они общаются. Вся конструкция полна языков, это…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});