Читать интересную книгу Эффект искажения - Диана Удовиченко

Некоторое время спустя опергруппа закончила свою работу, и двое мужчин вытащили из дома носилки. Тоненько взвизгнула и лишилась чувств хорошенькая блондинка, ее успел подхватить мужчина в черном пальто. Остальные молча смотрели на то, что работники морга, не удосужившись даже прикрыть, споро запихивали в "газель". В этом обугленном, жалко скрюченном трупе невозможно было узнать доктора Силантьева.

Больше ждать было нечего. Сергей достал телефон, набрал номер друга, отрывисто проговорил:

— Володь, ждите, скоро буду.

— Ага, давай. Мы в восемнадцатом, чаи гоняем, — ответил Вовка.

Сергей развернулся и поехал обратно в Пушкинское РУВД. В душе поднималась горькая злоба. Он сомневался, что пожар случился из-за неосторожности ученого. Уж больно вовремя была уничтожена лаборатория. Вместе с Силантьевым погибла и надежда узнать, что за твари преследуют его и Дашку.

Он вернулся в отделение, прошел в восемнадцатый кабинет. В маленьком помещении пахло пылью и яблоками. Вовка сидел за столом, попивая ароматизированный чай, и грыз сушки. Напротив него пристроилась русоволосая девушка в милицейской форме с сержантскими погонами. Отвернувшись, она внимательно смотрела в окно, так что Сергею виден был лишь ее профиль.

— А где Дашка? — тут же спросил он.

— Во дает! — захохотал друг. — Вот же она!

Девушка обернулась, и Сергей с изумлением понял, что это его сестра. Форма изменила ее почти до неузнаваемости: Даша выглядела в ней строже и как будто старше.

— Я подумал, что даже паранойя должна быть логичной, — фыркнул Вовка. — Раз ты поменял машину и сотовый, надо и внешность Дашки изменить, чтобы уж точно не засекли.

— Правильно, — одобрил Сергей. — Даш, дай мне твой сотовый.

— Зачем? — нахмурилась сестра.

— Пожалуйста, — в голосе Сергея звучал металл.

Девушка неохотно протянула брату трубку. Вовка раскрыл старенький сейф:

— Давай сюда, Серега. Твой тоже тут лежит. Пока поваляются, а завтра я их пристрою в машину опергруппы, и тогда ищи-свищи… Наружка ваша замучается по городу мотаться.

— Ты купишь мне новый телефон? — не поняла Даша.

Сергей вздохнул, понимая, что сейчас причинит ей боль. Ему очень не хотелось быть жестоким с сестрой, но он не видел другого выхода.

— Нет, Даша. У тебя пока не будет мобильного.

Девушка прикусила губу, сдерживая слезы. В больших серых глазах застыла такая безысходная тоска, такое отчаяние, что мужчины наперебой принялись утешать ее:

— Дашутка, ну ты что? Это ж ненадолго!

— Даша, пойми, это для твоей же пользы…

Губы девушки задрожали, в глазах появились слезы.

— Так, хватит! — гаркнул Сергей, чувствуя себя чудовищем. — Речь идет о твоей жизни! Может быть, за тобой маньяк охотится. Я не могу рисковать! Одевайся, и идем.

Вовка галантно подал Даше форменную шинель. Серая одежина была великовата, от чего девушка выглядела особенно несчастной и беззащитной. Нахлобучив милицейскую шапку, она молча шагнула к выходу. У Сергея сжалось сердце.

— Здесь ее одежда, — буркнул Вовка, передавая другу спортивную сумку. — Вы идите, я сейчас.

Сергей вывел сестру, усадил в машину на заднее сиденье. Вскоре прибежал Вовка, плюхнулся вперед, с довольным видом помахал каким-то листком:

— Вот, фоторобот маньяка нашего.

С отпечатанной на принтере картинки смотрел молодой мужчина. Прямой взгляд с недобрым прищуром, кривоватый нос, тонкие губы и твердый подбородок. "Среднего роста, худощавый, волосы и брови белые. Был одет в кожаную куртку черного цвета, джинсы и высокие ботинки", — гласила подпись внизу.

— Дашутка, глянь, может, узнаешь, — сказал Вовка.

Девушка взяла портрет, взглянула, тихо произнесла:

— Очень похож на Ивана Таркова.

Из истории рода делла Торре

Милан, 1140 год от рождества Христова

Эта зима была холодной и слякотной. В небесах словно бы образовалось множество прорех, через которые на город падали ледяные иглы дождей. Ливни шли, не переставая, целыми неделями, а едва стоило им прекратиться — на землю опускался густой тяжелый туман.

Вот уже месяц миланцы не видели солнца, а лихорадка и простуда стали постоянными спутниками горожан. Зато стриксы благоденствовали: им, не боявшимся болезней, холода были нипочем, а одинокие прохожие на пустынных вечерних улицах представляли собою легкую добычу. Стражники, не желавшие надрываться на службе в такую непогоду, смотрели за улицами вполглаза, предпочитая прятаться от сырости по тавернам. Туман уютно окутывал стриксов плотным покрывалом, делая их невидимыми человеческому взгляду.

В кабинете царил леденящий холод, но Паоло, нечувствительный к нему, запрещал топить печь. Глядя в окно, за которым стелилась белая промозглая дымка, он размышлял о том, что было сделано за эти пять лет: теперь их уже много, детей ночи, или, как они сами себя называли, детей гиены. Оторвавшись от созерцания, он приказал Руджеро:

— Зови.

В кабинет вошли трое — богатые купцы, новообращенные стриксы, в обмен на бессмертие согласившиеся служить графу делла Торре, преумножая богатства его клана. Паоло считал, что этим они заключили самую выгодную сделку в своей жизни.

— Господин… — низко поклонившись, начал старший из мужчин, широкоплечий, с простоватым лицом, Умберто Джатти. — Мы пришли, чтобы дать вам отчет о делах.

Руджеро принял от купца свитки с записями, между тем двое младших поставили возле стола многозначительно звякнувший кожаный мешок.

— Выручка, господин…

Чернокнижник развязал шнур, стягивавший горло мешка, запустил в его объемистое нутро обе руки, вытащил пригоршню золотых монет. Попробовал несколько из них на зуб, ссыпал обратно. Проследив за сверкающим ручейком, Паоло благосклонно кивнул:

— Я доволен.

Дела и в самом деле шли отлично. Дети гиены торговали с соседними и дальними странами: продавали дорогое сукно, взамен привозили белый мрамор из Каррара, соль из Венеции, ароматные пряности и сахар, шелк и рис с востока, зерно из Сицилии, рабов с жаркого юга и даже меха для знатных дам из холодной России. Клан делла Торре занимался не только торговлей. На имя своих подданных граф скупал плодородные земли в окрестностях Милана, давал деньги в рост, владел ремесленными мастерскими. И во главе каждого дела стоял верный вассал из стриксов.

— Думаю, вы и себя не обидели, — усмехнулся Паоло.

— Господин… — обиженно заморгал Умберто.

— Знаю, — граф махнул рукой в знак того, что отпускает купцов, — вы не можете меня обмануть. Но ведь и я не запрещаю вам наживаться. Богатство каждого сына гиены лишь укрепляет клан. Ступайте. Приглашаю вас на большую охоту. Вы это честно заслужили.

Осчастливленные торговцы вышли.

— Одеваться, — приказал Паоло.

Охотиться за человеческой кровью он будет потом, сейчас граф собирался на охоту за душой.

Руджеро выскочил за дверь, и вскоре в кабинет потянулась вереница слуг, несущих роскошные одежды для важного выхода. Белоснежная камиза тончайшего шелка, шерстяная котта цвета весенней листвы, отделанная золотой каймой, красные шоссы{7}, пурпурный блио{8}, на вороте и рукавах которого сверкали рубины с изумрудами. Двое слуг держали широкий длинный плащ из зеленой шерсти с большой золотой застежкой, опушенный драгоценными соболями. Шествие замыкал сам Руджеро, в руках которого сиял широкий золотой пояс.

Сегодня — никакой сдержанности, он должен был демонстрировать свое богатство, ведь алчность фра Этторе вошла у миланцев в поговорку. Для священника маленькой церкви Сан-Алферио звон монет звучал слаще ангельского пения, а сияние золота затмевало свет Божий. Фра Этторе умудрялся выжимать деньги чуть ли не из воздуха: выпрашивал, а иной раз и требовал, угрожая геенной огненной, пожертвования у богатых прихожан, за умеренную плату отпускал любые грехи, приторговывал потихоньку святыми мощами, коих у него имелось великое множество. Злые языки даже поговаривали, что священник изготавливал их сам, выкапывая кости на заброшенном кладбище. Разумеется, эти слухи были лживы: фра Этторе по сдельной цене и под великим секретом покупал мощи у купцов клана делла Торре, не рискуя задаваться вопросом ни о происхождении священных реликвий, ни о странностях поведения торговцев.

Этого достойнейшего человека и ждал в гости Паоло, вот уже пять лет мечтавший взять реванш за неудачу с фра Никколо. К тому же, пытливый ум графа занимал вопрос: возможно ли, чтобы стрикс был священником? Паоло очень хорошо помнил, как фра Никколо едва не убил его своею молитвой. А что произойдет, если молитву произнесет сам обращенный? Сможет ли он войти в церковь или будет испепелен еще на пороге? Экспериментировать на себе или своих подданных Паоло, разумеется, не собирался. "Если фра Этторе погибнет, это по крайней мере разрешит мои сомнения, — думал граф, — если же выживет, у клана будет собственный, ручной священник".