Но блеск в глазах этой хулиганки доказывал мою правоту. Зато от шутки мне как-то сразу полегчало. Кажется, Иси тоже.
— Иси, я ведь совсем забыла спросить! Ты же наверняка знаешь, как зовут моего жениха? А то как-то не очень правильно называть его по фамилии. — Я нервно рассмеялась.
— Адриэн, госпожа, — ответила Иси. — Вашего жениха зовут Адриэн.
— Спасибо. Даже не представляю, как справлюсь без тебя в новой жизни! — И в последний раз сжала Иси в объятиях. Потом так же резко отпустила и быстро направилась к выходу из гардеробной. Шлейф уныло потащился следом, но служанка тут же подхватила его. Я не могла бы сказать, что теперь причиняет больше неудобств — платье или бельё, которое про себя обозвала «радость мужика». Ладно, утешает хотя бы то, что его не нужно носить всю жизнь.
— Ну наконец-то, — недовольно пробурчала госпожа Азерис, когда мы появились в спальне. — У нас давно всё готово. Садись скорее.
Иси ловко просунула шлейф платья через отверстие в резной спинке стула, и я чинно уселась перед зеркалом. Орелия взялась за гребни и шпильки, а Элинора — за кисти и пуховки. Служанка выполняла роль помощницы — её то просили подать, то подержать, то убрать что-нибудь.
— Мы с Бруно приняли решение нарушить обычай, — сказала Орелия, с усилием расчёсывая мои волосы. — В храм тебя поведу я, а он — господина Нордена. Такое допустимо, если у жениха нет никакой родни. Конечно, он сначала отказался, но мы настояли. Негоже это, чтобы он шёл в храм в одиночестве.
В зеркале я видела, как Орелия самодовольно улыбнулась. Насколько же родители Элианны боятся, что жених откажется от свадьбы в последний момент! Даже традиции нарушать готовы с якобы благородной целью.
— А у него совсем-совсем никакой родни не осталось? — встряла Элинора.
— Нора, умерь любопытство, это недостойно аристократки, — отрезала Орелия, но всё-таки продолжила: — Родители покойной жены ещё живы, но, сама понимаешь, что они вряд ли согласились бы вести его в храм.
Элинора глупо хихикнула, но Орелия одарила её тяжёлым взглядом и поджала губы.
— Здесь нет ничего смешного. Я бы и врагу не пожелала оказаться в положении господина Нордена и хотела бы верить, что воспитала в дочерях умение сострадать ближнему.
— Простите, маменька. — Элинора потупилась, но я заметила на её губах злорадную улыбочку.
Орелия отвлеклась на Иси, уронившую шпильку, а «сестричка» наклонилась и прошептала мне в ухо:
— Повезло тебе, сестрёнка! Никаких надоедливых родственников со стороны муженька! Правда, муж не совсем нормальный, но это уже мелочи.
— Что ты там бормочешь, Нора? Почему позволяешь себе нарушать традицию? Разве не помнишь, что Элианна должна молчать?
— Простите, маменька, — повторила Элинора, но на сей раз всё-таки послушалась. В спальне повисла тишина. А я определённо предпочла бы болтовню, пусть даже и едкие замечания Элиноры, этому гнетущему молчанию, прерываемому только изредка падающими предметами и шиканьем на «бестолковую Иси».
К чести «сестры», макияж она сделала очень умело: неброский, подчёркивающий достоинства и скрывающий недостатки. Причёска, которую с такой тщательностью сооружала Орелия, оказалась обычным пучком, но он получился настолько ровным и гладким, что я мысленно поаплодировала её мастерству.
— Ну вот и всё, — сказала Орелия, поворачивая меня за плечи так и этак. — Ты готова. Ещё десять минут, и выходим. Исидория, где балахон?
Иси шустро метнулась к гардеробной и принесла чёрную хламиду, на ходу расправляя ткань. Орелия взяла её, и они вместе с Элинорой накинули балахон мне на плечи, а на голову — капюшон, к которому, как оказалось, была пришита вуаль. Всю эту конструкцию тоже закрепили булавками под подбородком.
Потом Орелия взяла со столика небольшую бутылочку с прозрачной жидкостью и стаканчик, которые я раньше не заметила. Осторожно вылила содержимое пузырька в стакан и протянула мне.
— Выпей до дна, — приказала она, и я с опаской приняла из её рук непонятное снадобье. Спрашивать, что это, всё же не решилась. Жидкость оказалась сладковатой и довольно противной, в отличие от успокоительного. После неё в животе разлилось тепло, будто я выпила что-то алкогольное.
— Ну, пожалуй, остался последний штрих. — Орелия подала мне руку, и я не без труда поднялась. По всему телу уже начинала разливаться усталость после наряжённого дня и такого же вечера.
«Маменька», между тем, привлекла меня к себе и поцеловала в лоб прямо через вуаль, бормоча что-то невнятное. Наверное, какое-нибудь местное напутствие. Потом то же самое проделала Элинора. Я невольно содрогнулась. В моём мире в лоб обычно целуют отнюдь не перед свадьбой…
Иси тоже подошла ко мне, но в лоб целовать не стала. Опустилась на колени, поцеловала подол платья и тоже забормотала что-то. Тоже приятного мало, но уж лучше так!
— Пусть боги будут милостивы и даруют Элианне силы на эту ночь, — уже вполне чётко проговорила Орелия. — Теперь точно всё. Исидория!
Служанка, уже поднявшаяся на ноги, шустро пробежала и распахнула дверь. Орелия взяла меня за руку и повела за собой. Когда мы проходили мимо Иси, я услышала, как она тихо продолжает бормотать молитвы.
Ноги едва слушались, пока «маменька» вела меня вниз по лестнице. Элинора спустилась с нами в холл, но потом свернула, очевидно, к другому крылу дома. В холле нас уже ждал господин Азерис, что-то тихо говоривший мужчине в таком же балахоне, как у меня. Сердце невольно ухнуло вниз. Вот и наша первая встреча. Для Элианны, конечно, не первая, но мне это неважно. Будущий муж ненамного выше меня. Наверное, примерно такого же роста, как Антон. А больше пока ничего не понятно…
— Приветствую тебя, Элианна. Пусть дорога в храм будет лёгкой, — пафосно сказал «папенька». Я поклонилась, не зная, нужно ли отвечать или всё-таки стоит помалкивать, как того требует обычай. Кажется, я не прогадала: Бруно кивнул и посмотрел на Орелию.
— Приветствую вас, Адриэн. Пусть дорога в храм будет лёгкой, — произнесла та, и мужик в балахоне тоже молча поклонился. В холле царил полумрак, но я смогла разглядеть, что его балахон немного отличается: никакой вуали, конечно же, нет, просто капюшон гораздо больше и надёжно скрывает лицо.
Бруно, между тем, сделал знак, и откуда-то сбоку возникли двое слуг с зажжёнными свечами в громоздких металлических подсвечниках. Один получил сам Бруно, второй достался Орелии. Господин Азерис взял своего подопечного под руку, и они медленно двинулась к входным дверям. Орелия, и так не выпускавшая мои пальцы — может, боялась, что сбегу? — медленно пошла следом. Я, с трудом переставляя ноги, поплелась за ней. К счастью, туфли мне достались удобные — на невысоком каблуке,