— Значит, между нами все возможно!
Августус поднял голову. Шеннон смотрела на него со страхом, нет — с ужасом. Он немного подождал, пораженный бледностью ее лица, потом разжал руки и встал. Одновременно они оба отступили на шаг назад. Шеннон покачала головой, убежала в свою комнату и заперлась в ней.
«На какую же глупость способно толкнуть сердце!» — подумал Августус.
Его порыв был безумным, обреченным на провал. Недостойным его.
Шеннон не показывалась.
«Мне не стоило приезжать в поместье! Тогда ничего не произошло бы…»
Он не мог отделаться от ее испуганного взгляда, который она бросила на него, когда он стоял на коленях.
Должен ли он немедленно уехать в Лондон? Никогда больше не видеться с ней? Забыть об инциденте?
Августус не мог решиться уехать из Драйбурга, не увидевшись с Шеннон. Тем более он не осмеливался постучать в дверь ее комнаты.
Прошло три дня, прежде чем появилась Шеннон.
Одетая во все черное, бледная, с поникшей головой, она во время обеда села за своим прибором, не сказав ни слова, не бросив ни единого взгляда на Муира.
Это драматическое возвращение застало Муира врасплох. Он надеялся, что она заговорит первой.
Он не знал, какую позицию ему следует занять.
Смущенный, он сказал:
— Знаете, это останется между нами, будет нашей тайной. Никто об этом никогда не узнает. Не судите меня строго, прошу вас. И не волнуйтесь. У меня на вас есть только те права, которые вы сами захотите мне дать.
Чем больше он хотел вызвать к себе жалость, тем сильнее хмурился лоб молодой девушки. Не выдержав, она пролепетала:
— Простите меня, монсеньор.
Шеннон встала из-за стола и вновь заперлась в своей комнате.
Теперь Августус думал лишь об одном — он хотел принести ей свои извинения. Поговорить с ней. Написать. Объясниться. Наступил момент, когда он собирался писать такие же пустые фразы, которые он с презрением читал в письме своего сына Вальтера: «Я всего лишь ствол дерева, если твое нежное дыхание не обдувает меня…»
Эти идиотские слова… Чего только он ни дал бы сегодня, чтобы их услышала Шеннон!
Шеннон сидела в своей комнате, бледная, с блуждающим взором. Ее руки слегка дрожали. На коленях лежала раскрытая Библия.
После обеда, когда слова Августуса не оставили больше никаких сомнений относительно его чувств, она десятки раз обращалась к своей совести, молила небеса, чтобы они подсказали ей самое мудрое решение.
— Надо быть твердой, — увещевала она себя. — Оставаться рассудительной. Слушать только голос рассудка. Ничто другое не должно влиять на меня.
Она вновь молилась, плакала. Захлопнула Библию, открытую на странице, где дочь Иеффая соглашается принести себя в жертву, и вышла из комнаты.
Шеннон поднялась на второй этаж. Уже рассвело. Она погасила последний светильник, осторожно постучала в дверь спальни Августуса Муира и вошла, не дожидаясь ответа.
«Все же это человек, которому я всем обязана…»
Она сняла платье, легла рядом и обняла его.
Прошло шесть ночей. Августус открыл глаза. Было темно.
Шеннон вернулась в свою спальню, как обычно.
Никогда прежде он не был так счастлив.
Он дал себе слово, что отныне все будет иначе. Благодаря Шеннон с ним произошла неслыханная вещь: он полностью пересмотрел свои взгляды на жизнь. После коронования монарха из Ганноверской династии он сдаст все свои политические мандаты, откажется от должностей дипломата, члена Тайного совета короля, сюринтенданта лондонских тюрем. Одновременно он перестанет заниматься делами Фактории, оставив за собой лишь добычу и перевозку соли. Он будет жить в Шотландии и на «Раппаханноке». Он покажет Шеннон американские колонии и европейские страны.
Он смеялся над тем, что примутся о них говорить. Он был Августусом Муиром и хотел делать все, что ему нравилось.
«В свои пятьдесят четыре года я вовсе не старик, а она в семнадцать лет уже не ребенок».
Другие не были столь щепетильными, как он. Сколько убеленных сединой лордов женились на молоденьких девушках и принимали поздравления за такой поступок?
Лежа на кровати, глядя на балдахин в темноте, пронизанной несколькими лунными лучиками, он мечтал, как вдруг почувствовал, что в спальне кто-то есть.
Муир поднял голову и различил чей-то силуэт. Шеннон вернулась.
— Я не знала, проснулись вы или спите…
Но это не был голос Шеннон.
Силуэт приблизился, и, несмотря на темноту, Августус разглядел женщину, которая, как он уже понял, была его женой.
Кровь похолодела в его жилах:
— Что вы здесь делаете? Разве я вам не запретил покидать Лондон?
— Венет предупредил меня, — ответила Трейси. — Но что он может, этот юнец? Он ничего не знает о нашей старой истории…
— Такой же старой, как и камни, да, — раздался еще один голос.
Пол спальни затрещал под железным концом трости. Августус обернулся и увидел зловещее лицо старого лорда Джозефа Монро. В семьдесят пять лет отец Трейси был сгорбленным лысым стариком с иссохшей кожей и по-прежнему брезгливым взглядом.
— Если бы вы знали, сколько лет я мечтал об этом моменте! — сказал он дребезжащим голосом. — Мне было бы очень жаль, если бы Господь Бог отправил меня в страну душ до того, как у меня появилась возможность насладиться им.
— Я не понимаю, о чем вы говорите, — сухо произнес Августус, — и не имею ни малейшего желания узнать об этом. Убирайтесь!
— Спокойно, Муир, спокойно. — Монро фыркнул.
Августус хотел встать, но Монро приставил ему трость к плечу. Муир оттолкнул рукой трость, но тут в темную спальню вошли еще два силуэта и схватили Августуса.
Это были братья Трейси.
— Что вы здесь делаете? Чего вы хотите?
— Сначала успокоить вас, Августус, — проговорил Монро. — Знайте, что сейчас Шеннон уже в безопасности.
— Шеннон?
— Да. Она уехала вскоре после нашего приезда и теперь уже далеко от Драйбурга.
Монро улыбнулся.
— Я прекрасно знаю, что малышка вам понравилась. Между нами, я должен признать, что это поразительное дитя.
— Она не просто усвоила наши уроки, — добавила Трейси. — Ее импровизации были превосходными. Она очаровала вас. Ах, эти женские выдумки! Надо же: суметь стать необходимой, заставить вас меняться, наконец покорить сердце такого старого медведя, как вы!
— Не удивляйтесь, — сказал Монро. — Мы все знаем. В письмах Шеннон сообщала нам о своих успехах!
— И каких успехах! — воскликнула Трейси. — Кажется, ее ничто не могло остановить. Но кто знает? При других обстоятельствах я охотно поверила бы, что эта шлюшка действительно была бы способна осчастливить вас, Августус.