Все казаки, связанные с рекой и промышлявшие на ней, а их было абсолютное большинство, внимательно следили за перемещениями помощника инспектора рыбнадзора и в совершенстве владели так называемым беспроволочным телеграфом, точно передавая друг другу, где он находится или куда вот-вот должен прибыть. И Миронов не удивился, увидев у причала праздно шатавшихся казаков. Кто-то из них услужливо подхватил брошенную Мироновым цепь, закрепил лодку и уверил, что ее никто не тронет до прихода хозяина.
Миронов взошел на земляной вал и огляделся. В глаза сразу же бросился занимавший полнеба войсковой Воскресенский собор. Во имя Воскресения Иисуса Христа. Девять золотых крестов, ослепительно сияющих на солнце, венчали купола и уходили в синеву, как бы поднимая ввысь все грандиозное сооружение, и Миронову казалось, что весь храм, величественный и голубой, будто оторвавшись от земли, парит в небе. Завороженно глядя на чудо рук человеческих, не отрывая взгляда, ничего не замечая вокруг, он прошел к храму и, чтобы унять волнение, остановился неподалеку. Снял фуражку, за пять шагов, как указывал Донской Синод, перекрестился. Таков обычай донского казачества. Подумал, как же его предки, донские казаки, строили этот храм, если они не знали не только геометрии и правил архитектуры, но даже элементарной грамоты. Ведь первое учебное заведение области Войска Донского открылось только в XVIII веке – Войсковая латинская семинария, да и та прекратила свое существование в 1758 году... Это каким же надо обладать даром, интуицией, талантом!.. Не иначе, Всевышний помогал им в свершении великих дел. Малограмотные казаки сотворили такое чудо. Первый главный храм Войска Донского они построили в 1652 году. Деревянный. Через восемнадцать лет он сгорел. Восстановили. Он снова сгорел через шестнадцать лет. В 1695 году Петр I посетил Черкесск и пожаловал сто рублей на строительство из камня главного храма Войска Донского. При посещении Черкасска в 1709 году Петр I «...лично поощрял народ к скорейшему окончанию оного, причем собственными руками положил на алтарной стене его несколько камней и залил их известкою» – так описывает это событие священник старочеркасского Воскресенского собора Григорий Левицкий. Двадцать один год строили, но храм ждал освящения еще три года. И вот стоит до сей поры в своем неповторимом великолепии.
Миронов, размышляя, как бы чуточку оттягивал время встречи с предметом, который он с детства мечтал увидеть и ради чего и приплыл в станицу Старочеркасскую. Печальный и страшный, он висит в галерее собора, справа у входа в молельный зал. Так, по крайней мере, ему было известно из рассказов бывалых казаков. Филипп Козьмич неторопливо поднимался по крутым ступеням и, кажется, еще не успев осмотреться, сразу же наткнулся взглядом на... цепь. Цепь Стеньки Разина, которой его приковали, когда везли на казнь. Надпись возле нее: «Цепь Разина, на которой в Древнем соборе в 1671 году содержался Стенька Разин». Эту цепь, на которой он последовал к своему последнему шагу на этой земле, потом вернули в Черкасск и почему-то вмуровали в галерею Воскресенского собора. Почему вернули в Черкасск, можно было понять – для устрашения и напоминания о том, что всякого, посягнувшего на самодержавный строй, ожидает жестокая и беспощадная расправа. Но почему для всеобщего и вечного обозрения выбрали именно место священного храма, этого многие не понимали, в том числе и Миронов. Для устрашения или сострадания?.. Но почти все стремились увидеть эту цепь – то ли поклониться, то ли укрепиться в силах, то ли осудить богоотступника?.. Генералы, офицеры, атаманы, старшины, рядовые казаки, казачки, писатели, поэты, политические деятели... Суриков, Пушкин, Раевский... У всех было одно желание – встретиться лицом к лицу с этой цепью, которая как бы символизировала и выражала всю сущность Степана Тимофеевича Разина, бесстрашного и могучего атамана Войска Донского.
Филипп Козьмич подошел совсем близко к цепи Разина. Долго вглядывался в ее черные тяжелые звенья, потом прикоснулся пальцами, на ладони попридержал, как бы пытаясь определить вес ее – ровно два пуда!.. Разин... Миронов... Оба донские казаки. Оба мятежного духа... Смерть не страшна – страшно забвение. И позор... Любимый с детства герой – Стенька Разин. Не смог он сделать всего, что обещал народу, не сумел как следует тряхнуть боярскую знать... Но поклониться всему честному православному люду, и последние прощальные слова обратить к нему, и умереть достойно – это он смог. Когда его, истерзанного и закованного в цепи, передали в руки палачу, поклонился он и с последними словами обратился к людям: «Прости, народ православный...» Перекрестился на храм Покрова и был сбит с ног палачом... Какой же могучей силой должен обладать человек!.. Когда оставалось жить какие-то доли секунды, он не бился в рыданиях и злобе, а мудростью и сдержанностью наполнил свой разум и сердце. Будто какое-то озарение снизошло на него – буйного, жестокого и беспощадного, и он справился со своим страданием и потрясением перед кончиной. В последний миг и то чувствовал кровное родство с народом. Только за одну эту невероятность человеческого духа память о Разине могла бы быть бессмертной и стать предметом не только восхищения, но и воспитания сынов Родины...
Надо знать и хранить в памяти даже сам путь от темницы к месту казни. После четырехсуточных пыток Степана Тимофеевича Разина приковали под специально сооруженной виселицей на повозке за шею, пояс, ноги... Но о самом страшном и невероятном напоминает гамбургская газета «Северный Меркурий»: «Обе руки Разина были биты гвоздями к краям повозки, и из них текло много крови. В середине виселицы была прибита доска, которая поддерживала его голову...» Миронов ясно представлял, как Разин, истекая кровью, кричал с повозки: «Вы думаете, что убили Степана, но настоящего вы не поймали. Есть еще много Разиных, которые отомстят за мою смерть!..»
Снова свидетельства иностранных корреспондентов: «...Он выслушал смертный приговор, решительно не умея измениться к лучшему, еще более держался своей непокорности... Он нимало не озаботился тем, чтобы думой приготовиться к смерти, напротив, его движения выражали гнев и ненависть. Таково было непреодолимое бешенство тирана: раз он не мог прибегнуть к оружию, он решил мстить молчанием. Только людям поклонился: „Прости, народ православный!..“ и перекрестился на храм Покрова».
«Отсечена правая рука... Левая нога... Левая рука... Правая нога... Но Степан Тимофеевич Разин продолжал жить. И – молчать. Хотя по заключению врачей в таком состоянии человек становится уже не богом избранным существом, а впадает в небытие. И когда устрашенный зверством палача закричал его младший брат Фрол: „Я знаю слово государево!“, Разин, по-видимому, собрал остатки сил и сказал: „Молчи, собака...“ Палач взмахнул топором – и голова была отсечена...»
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});