Но правительство неожиданно оказалось в меньшинстве, когда в Государственном совете обсуждался законопроект об органах местного самоуправления для шести западных провинций. Целью этого законопроекта было ограничить влияние крупных польских землевладельцев. Для этого предлагалось, чтобы выборы представителей класса собственников в уездные и губернские советы проходили по двум куриям – русской и польской, при этом количество польских депутатов ограничивалось бы законом. Этот законопроект отражал идею национализма, ставшего в последние годы одним из основополагающих принципов политики правительства. Он должен был вызвать симпатии у тех правых партий, которые неустанно продвигали доктрину «Россия для русских», но те уже давно ждали благоприятной возможности для нанесения удара по господину Столыпину, и наконец им это удалось: политическая клика, возглавляемая господином Треповым и господином Дурново, большинством в 24 голоса отклонила предложенный законопроект.
На следующий день, 18 марта, господин Столыпин подал прошение об отставке, и в какой-то момент все полагали, что император его примет. Однако, благодаря вмешательству вдовствующей императрицы, правительственный кризис был предотвращен, и Столыпин отозвал свое прошение. Через два дня «Правительственный вестник» опубликовал императорский указ, приостанавливающий, согласно 99-й статье Основных законов, на три дня работу Думы и Государственного совета. В то же время было объявлено, что главные противники политики господина Столыпина, господин Трепов и господин Дурново, по их собственной просьбе с 1 января отправлены в бессрочный отпуск. Таким образом, требования господина Столыпина были удовлетворены, что не встретило почти никакой критики в обществе, кроме как со стороны единомышленников двух вышеупомянутых джентльменов, но этого нельзя сказать об указе, приостанавливающем заседания обеих палат.
Этот указ позволял правительству принять закон о введении земств в западных губерниях с помощью административного декрета. В соответствии со статьей 87-й Основных законов, правительство могло принимать подобные декреты в срочном порядке в перерывах между сессиями Думы. Как и ожидалось, закон о введении земств в западных губерниях был незамедлительно опубликован императорским указом в той форме, в которой он вышел из Думы, а глава партии октябристов господин Гучков сразу же ушел с поста председателя палаты. На этом посту его сменил господин Родзянко. Правительственные органы печати защищали действия господина Столыпина на том основании, что право определять, являются ли данные обстоятельства чрезвычайными или нет, принадлежит исключительно верховной власти, и только эта власть может решать, оправданно ли в данной ситуации применение статьи 87-й Основных законов. Однако нельзя отрицать, что, воспользовавшись этой статьей, Столыпин не только нарушил закон, но и совершил серьезную тактическую ошибку. Если бы он удовлетворился отставкой двух своих главных противников и имел терпение подождать несколько месяцев до принятия закона (а его бы непременно приняли, если бы он был повторно внесен в Думу в обычном конституционном порядке), он бы привлек большинство депутатов на сторону правительства. А получилось, что в тот самый момент, когда он бросил вызов реакционной партии в Государственном совете, он настроил против себя всех своих главных сторонников в этой палате. Он пробовал убедить господина Гучкова и октябристов, что, действуя подобным образом, защищал права Думы, чей законопроект был отклонен верхней палатой, но ему это не удалось. Резолюции, осуждающие его действия, были вскоре после этого приняты обеими палатами.
Двухмесячный срок, в течение которого правительство было по закону обязано передать в Думу любой законопроект, опубликованный императорским указом, истекал 26 мая. Это был единственный день, когда законопроект о введении земств в западных губерниях мог рассматриваться в нижней палате, поскольку, чтобы она не могла отклонить этот закон, со следующего же дня в ее работе назначался перерыв до осени. Этот вопрос, несомненно, был бы одним из самых спорных пунктов повестки осенней сессии, если бы не ужасная трагедия, устранившая господина Столыпина со сцены.
9 сентября император с семьей прибыл в Киев, где его величество должен был открыть памятник Александру II. Вечером 14-го числа император вместе с молодыми великими княгинями присутствовал на представлении в оперном театре. Премьер-министр и его коллеги, также присутствовавшие на представлении, занимали места в первом ряду партера. Во время второго антракта господин Столыпин стоял спиной к оркестру, лицом к залу и разговаривал с кем-то из коллег, когда молодой человек, одетый во фрак, начал приближаться к нему, двигаясь по проходу от задних рядов. Господин Столыпин посмотрел на него вопросительно, как будто спрашивая, что ему нужно, когда тот выхватил пистолет и сделал два выстрела почти в упор. В возникшей после этого суматохе убийце чуть не удалось скрыться. Публика бурно приветствовала императора, который сразу же подошел к ограждению своей ложи. По требованию собравшихся вся труппа оперы, стоя на коленях на сцене, исполнила национальный гимн. Карета «Скорой помощи» доставила господина Столыпина в больницу, где он через четыре дня скончался.
Убийца, крещеный еврей Мордко Богров, в 1906–1907 годах состоял членом революционной студенческой организации и на этом основании неоднократно задерживался полицией. Подобно знаменитому Азефу, он одновременно был агентом тайной полиции, доверие которой он завоевал выдачей части своих соратников. Богров, как выяснилось, все последнее время жил с семьей брата в Санкт-Петербурге и в Киев прибыл лишь за день до преступления. Он сразу же явился к начальнику киевского охранного отделения подполковнику Кулябко и проинформировал его, что Санкт-петербургский комитет социалистов-революционеров планирует убить председателя Совета министров и министра просвещения и что их орудием должна стать женщина, которую зовут Нина Александровна, и мужчина по имени Николай. Подполковник Кулябко счел сведения, сообщенные ему Богровым, заслуживающими безусловного доверия и поручил ему обеспечивать безопасность господина Столыпина и арестовать тех, кто будет на него покушаться. Одновременно с этим он предупредил секретаря господина Столыпина о готовящемся покушении, добавив, что все необходимые меры предосторожности приняты. Губернатор Киева – города, слывшего рассадником революционных волнений, в которых евреи всегда играли заметную роль, – приказал, чтобы в тот вечер они не допускались на спектакль. Несмотря на это, Богров получил пропуск и даже не был подвергнут личному досмотру на предмет наличия при нем оружия. Учитывая, что были приняты все мыслимые меры, чтобы подозрительные личности не проникли в театр, кажется невероятным, что подполковник Кулябко оставил Богрова без наблюдения и что он безоговорочно поверил на слово человеку, который, как он знал, одно время состоял в близких связях с революционной партией.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});