— Ваше Величество, только прикажите, и я сумею вырвать у него любой секрет!
— Но у меня-то нет никаких причин ненавидеть Пардальяна-старшего; это у вас на него зуб.
— Но ведь его сын оскорбил вас в Лувре.
— Думаю, он сделал это неумышленно. Кроме того, этот юноша оказал большую услугу королю — он спас нашу кузину Жанну д'Альбре от неминуемой гибели. Бедная, бедная королева Наваррская! Ее смерть была для нас таким несчастьем!
Моревер уже не мог понять, что к чему в рассуждениях королевы.
— Но я не отказываюсь от моих обещаний, — продолжала Екатерина, — и отдаю в ваши руки обоих Пардальянов. Может, стоит их воссоединить? Раз уж старик в Тампле, значит, и молодого отправим туда же.
С этими словами королева подписала приказ об аресте.
— Мадам, в Тампле ли, в Бастилии… не имеет значения. Лишь бы они были у меня в руках, особенно Пардальян-младший.
— Вы сказали, что готовы допросить их сами?
— Да, мадам. Тогда я буду отомщен.
— Так забирайте обоих, — и королева протянула Море-веру подписанный приказ об аресте.
Тот поспешно взял документ и поклонился.
— Ваше Величество позволит мне удалиться?
— Еще минуту, Моревер. Когда вы намерены приступить к допросам?
— Немедленно, мадам. Нужно лишь время для того, чтобы препроводить шевалье в Тампль и договориться с палачом.
— Но тюремный палач может действовать только в присутствии судей.
— Я об этом не подумал… — произнес ошеломленный Моревер.
— Однако в случае особого приказа… — добавила королева и быстро написала несколько строк, а затем вручила бумагу Мореверу. Это был приказ подвергнуть обоих Пардальянов как обычному допросу, так и допросу с пристрастием в тюрьме Тампль, в субботу 23 августа в десять часов утра.
— Мне придется ждать до субботы… — недовольно произнес Моревер.
— Сударь, я ждала дольше, чем вы… Сегодня уже воскресенье, осталось всего пять дней.
— Простите, Ваше Величество. Вы правы.
— И еще одно… Я не хочу, чтобы кто-нибудь присутствовал на допросе — только вы и палач! Поняли?
— Можете быть уверены, Ваше Величество.
— И вы точно сообщите мне признания этих людей?
— Клянусь, мадам!
— Хорошо! Но помните, я отдаю вам жизнь Пардальянов в обмен за Колиньи… помните, ваш друг обещал…
— Уже завтра утром мой друг займет позицию в монастыре, в доме каноника.
Когда Моревер вышел от королевы, лицо его горело, в горле пересохло, но в душе он ликовал.
«Ну что же, дело потихоньку продвигается, — думала Екатерина Медичи. — Молитесь, господин адмирал, молитесь! Но дойдут ли ваши молитвы до Господа?.. Что касается этих головорезов Пардальянов, то я узнаю, чего же хочет от них Данвиль… В Тампле, рядом с камерой пыток, есть темная каморка, там все превосходно слышно».
В молельню вошла королевская камеристка Паола.
— Мадам, в зале перед вашими покоями граф де Марильяк бурно объясняется с Нансеем.
Улыбка замерла на губах королевы.
— Чего же хочет наш дорогой граф?
— По-моему, он требует, чтобы капитан охраны немедленно попросил у Вашего Величества аудиенции для него.
— Хорошо, скажи, чтобы Марильяка впустили.
Лицо королевы выражало полную безмятежность, улыбка стала еще лучезарнее, но в душе она встревожилась: «Можно арестовать его прямо сейчас, — размышляла Екатерина. — Это так просто. Да… но вдруг он расскажет? Нет, арестовывать нельзя. Терпение, терпение… Еще денек подождем. Если я прикажу убить его сегодня, эта дура Алиса может такого натворить… А сейчас они оба у меня в руках. Не стоит портить игру!»
На пороге появился Марильяк, и королева ласково произнесла:
— Здравствуйте, дорогой граф! Мне сказали, что вы хотите поговорить со мной…
Екатерина отодвинула в сторону письма на столе и знаком пригласила взволнованного бледного Марильяка подойти поближе.
— О чем вы желали спросить? — продолжала королева. — Хотите узнать, все ли готово к завтрашней церемонии?
Марильяк преклонил колени.
— Нет, Ваше Величество, — с дрожью в голосе произнес он, — вы так добры, что в завтрашнем дне я не сомневался ни на минуту. Нет, мадам, речь не обо мне, о другом. Я пришел просить помиловать моего друга.
— Помиловать? — удивленно спросила королева.
— Точнее, я молю не о помиловании, а о справедливости. Один из моих друзей арестован. Этот человек мне друг, мы с ним — как братья.
— Достаточно, граф, — взволнованно произнесла королева, — вы любите этого человека, поэтому я готова сделать для него все, о чем попросите. Я желаю ему добра так же, как и вам.
— Увы, мадам, к несчастью, он дважды разгневал вас. Первый раз при встрече с вами в доме у Деревянного моста, в той самой комнате, где я имел счастье познакомиться с вами. И второй раз — в Лувре, в кабинете Его Величества короля Карла.
— Граф, — с грустью заметила Екатерина, — люди часто огорчают меня — тогда я стараюсь поскорее о них забыть…
— Это шевалье де Пардальян, Ваше Величество. Королева сделала вид, что вспоминает, потом, всплеснув руками, воскликнула:
— Ну конечно! Я совсем забыла об этом молодом человеке… Теперь вспомнила — я предлагала ему поступить ко мне на службу. Неужели он арестован?
— Да, мадам! Прошу вас, освободите его. Клянусь, шевалье не мог ничего замышлять ни против короля, ни против Вашего Величества.
— Нансей! — позвала Екатерина, ударив молоточком в гонг.
Вошел капитан охраны.
— Нансей, вы знаете, что арестован один молодой человек, шевалье де Пардальян?
— Да, мадам, его уже арестовывали один раз, но тогда он сбежал из Бастилии.
— Кто отдал приказ об аресте? — сдвинув брови, спросила Екатерина.
— Его Величество король. Полагаю, этот молодой человек обвиняется в мятеже. Во всяком случае, мне известно, что он дважды оказывал сопротивление солдатам короля.
— О, мадам! — воскликнул Марильяк. — Позвольте объяснить, при каких обстоятельствах это случилось…
— Помолчите, граф, — сказала королева. — Вы свободны, Нансей.
Капитан удалился.
— Дорогое дитя, — обратилась Екатерина к Марильяку, — готова доказать вам мое расположение… так, словно вы мне сын, как Генрих и Франсуа… Обождите меня здесь.
Марильяк почтительно поклонился. Он дрожал — буря бушевала в душе его. У него появилась непоколебимая уверенность, что королева любит его, любит как мать. И эту женщину, которая смотрела на него с такой нежностью, говорила с таким волнением, называют преступницей и лицемеркой? Королева, считал Марильяк, безгранично доверяет ему, и это наполняло сердце графа благодарностью. Даже самому королю подозрительная Екатерина не доверяет так…