И живет себе делец этот до сей поры неразоблаченный, получая за взятки почетные звания. До сих пор решает, кому быть в союзе, кому… сидеть в тюрьме…
Таких как он, среди писателей немало, наверное. В те времена занимались они позорными делами тайком. А теперь, как видно, уже не скрывают свою деятельность. Ведь деньги в наши дни решают всё: в институте принимают без вступительных экзаменов тех, кто хорошо заплатит. Преподаватели принимают от студентов курсовые работы, выполненные посторонними людьми опять же за деньги. Дипломы продаются тем, кто никогда не посещал лекций в институтах. Оказывается, что и академиком можно стать, никогда не читав лекции в вузах. Были бы деньги, и неважно, где эти деньги добыты…
Никто как будто не понимает, что такие порядки не принесут пользу стране: ни в области техники, ни в науке. Хуже всего обстоят дела в области литературного творчества. Уже руководство союза писателей обращает наше внимание, что литература русская приходит в упадок. А что придет ей на смену, когда она сойдет на нет? Конечно, телевидение. А что такое телевидение? Тот, кто его изобрел, Зворыкин, однажды, выступая в какой-то передаче, сказал: "Я изобретал чудо, а изобрел чудовище". И это чудовище, скажу я от себя, воспитывает нашу молодежь.
И как мы можем с такими вещами мириться? Неужели допустим, чтобы телевидение окончательно вытеснило художественную литературу? А как ее сберечь? Надо думать об этом, пока не поздно.
P.S. Что касается Нины, нужно добавить еще вот что: в течение многих лет пользуясь ее гостеприимством, ни разу не удосужился этот человек предложить ей приехать в Москву и погостить у него. Одной или с мужем. Еще о ее внешности: в ранней молодости не отличалась она особой красотой. Девчонка как девчонка. Одевалась бедно, была очень скромна и незаметна. Выйдя замуж, расцвела, превратилась в настоящую красавицу. Встретившись с ней, уже замужней, развратник этот "отпустил" в ее адрес такой комплимент: "Слушай, Нина, ты стала настоящей красоткой". Если бы муж Нины услышал сказанное Чижовкиным, он бы его поколотил. Был Василий лет на десять моложе Чижовкина, крупный, физически сильный мужчина, очень любил жену, с нетерпением ждал, когда она официально будет называться писателем. Но не дождался, умер раньше, чем Чижовкин исполнил свое обещание дать ей рекомендацию для вступления в союз. Натерпелась женщина от него не меньше, чем я. Когда мы встречаемся с нею, разговор у нас заходит о нем. И говорит о нем Нина с такой неприязнью и осуждением. Но писать об этом своем мучителе не собирается. Пишу я. Она это знает, и он, вероятно, тоже. И будет стараться воспрепятствовать выходу в свет этой книги. Но сдаваться я не собираюсь. У него, понятно, большие связи и возможности. Но не всесилен же он.
Приложение к роману.
Людмила Татьяничева (фамилия настоящая)
Детство и юность поэтессы прошли в г. Свердловске. После окончания школы она работала токарем на заводе и одновременно училась на вечернем рабфаке. В 1934 году переехала в Магнитогорск, где работала десять лет в газете "Магнитогорский рабочий". Окончила литературный институт имени Горького. Первый сборник стихов Людмилы Константиновны вышел в 1944 году. После этого книги выходили в Челябинске, Свердловске, Москве. Часто публиковалась в газетах, в журналах. Издала более двадцати книг. Писала о любви, о природе. Активно участвовала в общественной жизни. Кандидат в члены обкома КПСС и член Правления союза писателей РСФСР. Была депутатом Челябинского городского Совета Депутатов. Награждена двумя орденами "Знак Почета".
У каждого в сердце Ленин
Один ворочает рудами,
Другой окрылен стратосферою
Третий крутыми маршрутами
Ведет в поход пионерию.
Гляжу на людские лица
Краснознаменной державы
У каждого в сердце — Ленин
Каждый Отчизне верен.
О необычном
Театр на площади станичной.
В тайге электропровода…
Нам это кажется обычным
И неприметным иногда.
Мы очень быстро привыкаем
К тому, что создал наш народ.
Уже и спутники включаем
В свой повседневный обиход…
Да, мы считаем делом личным,
Чтоб становилось навсегда
Необычайное обычным,
Как хлеб, как воздух, как вода.
* * *
И в самом обычном наряде
Мила, ты, отчизна, до слез.
К лицу тебе русые пряди
Твоих ненаглядных берез.
К лицу тебе снег твой алмазный,
Твой каждый ромашковый лог.
А как молодит тебя красный
Октябрьского знамени шелк!
* * *
Будет навек спасена земля
От войн. От угрозы тьмы.
Если два миллиарда "Я"
Сольются в единое "Мы".
* * *
Нам готовят атомные войны
Рыцари коричневой чумы.
Мы сильны, а потому спокойны
С нами правда. Коммунисты мы.
* * *
Пусть не в меня в прямом бою
Вонзался штык чужой огранки,
Прошли сквозь молодость мою
Года, тяжелые, как танки.
О, трудный марш очередей
За хлебом, клеклым от бурьяна,
И над молчаньем площадей
Суровый голос Левитана.
А дети в ватничках худых,
А вдов опущенные плечи…
Нет горше будней фронтовых
Но эти — вряд ли были легче.
Ты знаешь это, Ты видал
Цеха бессонные, в которых
Из гнева плавили металл,
А слезы превращались в порох.
* * *
Вдали от синих гор Урала,
В руках сжимая автомат
Спокойно смотрит с пьедестала
От солнца бронзовый солдат.
Он дышит вольным ветром жизни,
Над ним не кружит воронье.
Не клялся он в любви Отчизне,
Он просто умер за нее.
Янки на Каме
Это было на Камушке-Каме.
Сквозь прищур созерцая Урал,
Рослый Янки в туристской панаме
С удовольствием в Каму плевал.
Он швырял ей в лицо папиросы
Резким взмахом холеной руки.
Возмущенно шептались матросы —
Сыновья этой доброй реки.
— Чем река перед ним виновата?
— Это к нам его лютая злость!
Но сказал капитан им: — Ребята,
Не забудьте, что Янки — наш гость.
Мы, советского судна команда,
Поступаем как долг нам велит.
А к туристу меж тем без доклада
Подошел пожилой инвалид.
Стукнув об пол ногой деревянной
Пробасил он:
— Здорово живешь!
Ты пошто это, гость иностранный,
Нашей матушке в очи плюешь?
В старину был хороший обычай:
Человек, осквернивший волну,
Хищных рыб становился добычей,
Не успев прилепиться ко дну.
Слышишь, в борт ударяет с размаху
Камских волн непокорная рать?
Но не бойся, тебя не затрону,
Не к лицу нам гостей обижать.
Только знай, что своими плевками
Ты себя выдаешь с головой…
Это было на Камушке-Каме,
На уральской реке голубой.
* * *
Я училась детали
Точить на станке
Стружки руку клевали,
Прилипали к щеке.
Вырывалась, шипела
Норовистая сталь.
И никак не хотела
Превращаться в деталь…
Вместо доброй удачи
То поломка, то брак.
Шла со смены я, пряча
Свои слезы в кулак.
Говорил каждый день мне
Мастер точных работ:
— Было б, дочка, раденье,
А уменье придет.
Но потом услыхала
Я другие слова:
— Нет, умения мало,
Достигай мастерства.
День и ночь — не посменно —
Лишь тем и живу,
Что стремлюсь неизменно
К мастерству, к мастерству!
Ну, а если удача не дается никак,
Я, как в юности, прячу
Свои слезы в кулак.
Роднина (фамилия вымышленная)