всего, недоумевал бы, как это все с ним могло приключиться… Но только не Алиса. Алиса наслаждалась, расслабленно млея на вершине своих самых возвышенных вибраций.
Если бы, встретив ее в детской раздевалке и провожая в зал ожидания для родителей, администратор «Икигайки», чтя по-отечественному привычный порядок вещей, окрестил коврик ковриком, а чай чаем, скорее всего, Алиса была бы несколько раздосадована – «И где тут ваше хваленое рэйки!»[68]. Но, к ее безудержно-бурлящему восторгу, коврик оказался си-гю сикой, а зеленый чай – кокейча. И восседать на одном, похлюпывая другим, было истинной квинтэссенцией удовольствия.
Готовя с утра Влада к первому пробному дню в экспериментальном японском детском саду, Алиса подсознательно рисовала себе шастающих повсюду ростовых кукол Пикачу, суши вместо тефтелей и воспитателей в костюмах Сейлор Мун. Но все оказалось совсем иначе. Владу на завтрак выдали растительное молоко с ничуть не менее растительной гречкой… Алиса едва не прослезилась, увидев обескураженное выражение лица маленького аскета, еще вчера освобожденного от своей священной повинности вкуснейшим «Медовиком», а сегодня вновь внезапно столкнувшегося с ней лицом к лицу. Воспитатели вместо костюмов гейш и самураев были одеты в канонические голубые джинсы и белые футболки. А на стенах сада вместо веселых покемонов были изображены огромные яркие цветы, состоявшие из окружностей, пересекавшихся друг с другом.
Алису посетило едва пробивающееся через бетон забвения воспоминание о том, что в ее далеком детстве похожий цветок на магните украшал дверцу ее холодильника. Тогда ей казалось, что ее одинокий аляпистый магнитик выглядит убого в сравнении с холодильными досками почета ее друзей, на которых не было живого места от магнитных орденов, привезенных из разных заповедных мест – от Геленджика до Тольятти. А теперь вдруг выяснилось, что все детство у Алисы под носом висел золотой ключик к пониманию главной тайны мироздания… Цветок Икигай.
Алиса неотрывно разглядывала магические разводы на стенах «Икигайки» уже минут 40 – кокейча безнадежно остыл, си-гю сики измывался над Алисиной поясницей. Наблюдая за тем, с каким погружением гостья изучает каждый из разноцветных лепестков Икигай-соцветий, администратор, к слову, похожий на мистера Иошайо Миуро, как брат-близнец с 10-летним отрывом в меньшую сторону, таким же мягким и едва уловимым акцентом поинтересовался, знает ли Алиса, что означает эта наскальная живопись.
Алиса подозревала, что она значит примерно то же самое, что зайчики, мишки и подсолнухи, некогда обнаруженные ею в качестве декора в собственном детском саду – лет 25 назад. Но оказалось, эти подсолнухи из другой сказочки – из японской. И являют собой не что иное, как матрицу долгой и счастливой жизни.
Примостившись рядом с Алисой на край того самого сики, от которого у Алисы затекло все, включая волю на то, чтобы с него встать, администратор поведал Алисе историю возникновения философии Икигай.
– В переводе, – затянул свою японскую волынку мистер Асахи, – «ики» означает «жить», а «гай» – причину, т. е. «зачем».
Алиса кивнула в знак того, что информация была принята и в какой-то степени даже обработана ее префронтальной корой, знаменитой различными в степени своей бредовости идеями. Мистер Асахи удовлетворенно продолжал вещание. Кора не отставала.
В ходе повествования сотрудника «Икигайки» выяснилось, что философию «Жизнепричины» откопали на острове Окинава благодаря тем, кого еще не успели закопать. А именно – долгожителям. Окинава в целом прославлен на весь мир как культовое место тусовки всех, кому за 99. Соцопрос столетних окинавтов наглядно показал, что, практикуя Икигай всю свою жизнь, они знать не знали, что есть сердечно-сосудистые и почечно-печеночные заболевания. И, играючи дотянув до столь глубоких седин, оставались полны энтузиазма, энергии и жажды жизни.
Суть практики заядлых икигаитов заключалась в том, что в глобальном смысле они искали ответ на вопрос «КАК[69] правильно прожить жизнь?». А в частностях каждый день сверялись с простым и коротким чек-листом, прислушиваясь к тому, как сердце и ум откликаются на него.
– Что ты любишь?
– Что у тебя хорошо получается делать?
– За что тебе могут платить?
– Что нужно миру?
Именно эти вопросы составляли внешний ряд японской хризантемы мироздания.
Образуя пересечения между собой, они создавали второй цветущий ряд:
– Страсть (что ты любишь + что у тебя хорошо получается);
– Миссия (что ты любишь + что нужно людям);
– Призвание (что нужно людям + за что платят);
– Профессия (за что платят + что у тебя хорошо получается).
Чтобы зажить счастливой жизнью, было необходимо не только честно ответить на вопросы, которые задает тебе каждый лепесток этого цветика-восьмицветика.[70] Но и найти некую общую сердцевину всех этих ответов. Она и будет вашей Гайикой – причиной жизни, смыслом существования и, как показывает бодрый пример жителей Окинавы, вожделенной таблеткой долголетия.
Ожидаемо сложив руки на груди в молитвенный жест и слегка поклонившись, мистер Асахи закончил свое сакральное повествование. Из него Алисе было ясно лишь одно – как ни примеряй она этот венок вековой мудрости, до 100 ей не дотянуть.
Созерцая некоторое замешательство, озарившее лицо Алисы вперемешку с гримасой страдания, явно проступающей на нем из-за непривычки к си-гю сики, сотрудник «Икигайки» протянул ей руку. Подняв Алису с места расформирования ее поясничного отдела, администратор вручил ей листок с копией настенного гербария и указанием расшифровок значения каждого соцветия на русском языке.
– Ответьте на то, на что будете готовы, и тогда, когда захотите, но всегда держите его где-то перед глазами. Ответы будут приходить сами собой.
– А, понятно! Поэтому вы нарисовали схему Икигай на стенах! – озвучила свое только что пришедшее озарение Алиса.
– Нет! Дети и так знают ответы на эти вопросы – они еще не успели их забыть. Мы нарисовали им на стенках цветы Икигай – чтобы у них было хорошее настроение. Ну, знаете, как в садиках рисуют подсолнухи. Просто так, для красоты!
Алиса кивнула – кому, как не ей, было знать об этом. И вдруг вспомнила, что она пришла не с пустыми руками.
– Я вчера испекла «Медовик»! Угостите ребят в перерыве, ладно?
Мистер Асахи поклонился чуть ниже обычного, исполняемого раз в пять минут, поклона:
– Спасибо!
– Он без глютена, без сахара, без лактозы, но при этом вроде даже на удивление вкусный.
Администратор с удовлетворением заглянул в недры пакета, окутавшего объемный пластиковый лоток с тортом. – Мммм! – очень по-московски уводя интонацию наверх, восхитился японец.
– В следующий раз нарисую пудрой на торте матрицу Икигай – просто так, для красоты! – улыбнулась Алиса, временно попрощалась с владыкой «Икигайки» и вышла на улицу, вдоль и поперек извалявшуюся в солнечных