Читать интересную книгу Полёт: воспоминания - Леонид Механиков

Когда до цели осталось километров 12, мне сообщили, что она начала разворот. Уже потом узнал — в этот момент она пропадает на экране РЛС. Делаю разворот за самолётом-нарушителем.

Мне сообщают, что я обгоняю цель на расстоянии 8 километров, проскакиваю её. Генерал Вовк кричит мне: „Выключай форсаж: сбавляй скорость!“ „Нельзя выключать“, — я тоже вскипел, поняв, что на КП не знали, как использовать и наводить Су-9. „Выключай, это приказ“, — передал ещё раз генерал. Чертыхнулся и выключил. И тут новый приказ: „Уходи из зоны, по вам работают!“ Кричу: „Вижу“. В воздухе к тому времени появились сполохи взрывов, одна вспышка чуть впереди по курсу, вторая справа. Работали зенитные ракетчики…“ Первым огонь по самолёту-нарушителю открыл зенитный ракетный дивизион, которым командовал капитан Николай Шелудько. Однако к тому времени самолёт Локхид U-2 вышел из зоны поражения и стал огибать город, а потому ракеты не настигли его. „Разворачиваюсь, ухожу из зоны огня, — продолжает рассказ Игорь Ментюков, — а затем спрашиваю о местонахождении цели. Мне с КП: „Цель сзади“. Предпринимаю новый разворот, но чувствую, что падаю. Шёл ведь без форсажа, не заметил, как скорость понизилась до 300 км/час. Свалился на 15 тысяч метров. А с КП: „Включай форсаж“. Зло опять взяло, кричу: „Надо знать, как и на каких скоростях он включается“. Разогнал самолёт до 450 километров, пробую включить форсаж, хотя он включается при 550 километрах. В это время загорается лампочка — аварийный остаток топлива. Становится ясно — наведение сорвалось. Дают указание — тяните до Кольцова“».

А теперь вновь слово Борису Айвазяну: «У Игоря Ментюкова заканчивалось горючее. „Идите на посадку“, — последовала команда ему, а нам. — взлёт. Взлетели… Самолёт-разведчик над нами, но где? Кручу головой — вокруг никого. В те секунды заметил взрыв, и пять уходящих к земле точек. Эх, угадать бы тогда, что это был разваливающийся U-2.

Я принял взрыв за самоликвидацию ракеты, понял, что зенитчики уже открыли огонь, и тут же сообщил на КП. Самолёт противника, разумеется, мы не обнаружили, ведь его, как я понял, на наших глазах уничтожили ракетчики. Ну а если бы он продолжил полёт, и мы увидели его? На высоту 20.000 метров (потолок у МиГа на 2–3 тысячи метров ниже) за счёт динамической горки бы поднялся. Правда, за мгновение наверху увидеть самолёт, прицелиться и открыть огонь — один шанс из тысячи. Однако и его пытались использовать…» Прервём рассказ Бориса Айвазяна и перенесёмся в зенитную ракетную часть, под Свердловск.

«Ракетчики полка восприняли приказ об уничтожении цели с волнением, — рассказывал генерал-майор в отставке Семён Панжинский, в то время начальник политического отдела. — Обязанности командира дивизиона, которому предстояло сыграть 1 мая главную скрипку (подполковник Иван Шишов находился на курсах переподготовки), выполнял начальник штаба майор Михаил Романович Воронов. Он из фронтовиков. Дрался с фашистами на Дону, под Курском, Варшавой… Самолёта нарушителя в праздник, понятно, не ждали. И Воронов, и его сослуживцы несколько расслабились. Помнится, несколько офицеров накануне были отпущены в город, к семьям, планировали выйти на первомайскую демонстрацию. Так что дивизион встретил нарушителя в неполном составе. Конечно, это несколько сказалось первоначально на атмосфере в боевом расчёте, но только первоначально. Взволнованность и напряжение в ходе боевой работы прошли…» Координаты цели операторы станции разведки и целеуказания сержант В. Ягушкин, ефрейтор В. Некрасов, рядовой А. Хабаргин определили довольно-таки точно. Чуть позже офицер наведения старший лейтенант Эдуард Фельдблюм, операторы во главе с сержантом Валерием Шустером уже прочно «держали» противника. Цель была в зоне огня подразделения. Все ждали команды. Но в тот момент воздушная обстановка изменилась. Самолёт-нарушитель взял новое направление полёта, словно догадавшись о грозящей ему опасности. Чёрная линия курса цели на планшете обогнула тот невидимый рубеж, где возможно её поражение огнём ракеты. Перед майором Вороновым, всем расчётом возникла особенно сложная ситуация. Требовалось с большой точностью определить момент пуска ракеты, иначе… Иначе самолёт мог уйти. Но вот опять нарушитель «захвачен». Связь между командными пунктами дивизиона и полка надрывалась, но звучное вороновское «Цель уничтожить!» услышали все. Стартовый расчёт сержанта Александра Фёдорова сработал безошибочно. Всплеснулось пламя, и ракета, опалив землю, стремительно пошла навстречу самолёту-нарушителю. А потом… Потом произошла задержка. Вторая и третья ракета не сошли с направляющих. В чём дело? Поломка? Встали вопросы перед Вороновым.

Тут же доклад на КП части подполковнику Сергею Гайдерову.

Находившийся с ним главный инженер части майор Василий Боровцов порекомендовал: «Посмотрите на угол запрета». Случилось то, что бывает крайне редко: кабина наведения оказалась между ракетой и самолётом — у Воронова полегчало на сердце, причина задержки объективная. А тем временем первая ракета настигла цель. Ракета взорвалась позади самолёта, её осколки пробили хвостовое оперение и крылья (радиус поражения осколками ракеты комплекса С-75 — до 300 метров), но не затронули кабину. Машина клюнула носом. Френсис схватился левой рукой за ручку дросселя, правой держась за штурвал. Самолёт сотрясали сильные удары, бросая пилота по кабине. Крылья оторвались.

Задрав нос к небесам, изуродованный фюзеляж штопором шёл к земле. Пауэрс даже не попытался взорвать самолёт (кнопка находилась рядом с креслом), хотя в соответствии с инструкцией обязан был это сделать. Взрывчатка разнесла бы на мелкие куски не только машину, но и пилота. И он решил выбраться из падающей машины, воспользоваться парашютом, это ему удалось. А за секунды до этого капитан Николай Шелудько — командир соседнего ракетного дивизиона получил приказ обстрелять U-2 ещё раз — требовалась гарантия в поражении. Дивизион дал залп. Ракеты уже пришлись по обломкам самолёта. На экранах локаторов цель растворилась в помехах. Офицер наведения боевого расчёта, которым командовал Михаил Воронов, старший лейтенант Фельдблюм решил, что их применил противник, увильнувший каким-то образом от ракеты. Дескать, лётчик самолёта-нарушителя выбросил контейнер с металлическими лентами, отсюда и помехи на экране локатора.

Воронов согласился с этой оценкой. Сам Михаил Романович рассказывал так: «На самом деле экран локатора забили отметки от обломков самолёта, тем более что после залпа дивизиона Шелудько их стало ещё больше. Через минуты мы поняли это, да и осколки уже падали на землю. Доложил на КП полка, оттуда выше. Но там сочли, что всё же противник, прикрываясь помехами, продолжал полёт. Словом, окончательный доклад об уничтожении U-2 последовал только тогда, когда был задержан Пауэрс, примерно через полчаса». Более 30 минут после уничтожения американского самолёта-разведчика на КП полка, а также на КП армии ПВО считали, что он продолжает полёт. Специалистов радиотехнического батальона (его возглавлял подполковник Иван Репин), который выдавал для командных пунктов радиопозывную обстановку, также смутили пассивные помехи. А потому перед лётчиками-истребителями Борисом Айвазяном и Сергеем Сафроновым, вышедшими в новый район, задача стояла прежняя — при обнаружении атаковать противника. «На очередном вираже, — поясняет Айвазян, — я передал Сергею команду оттянуться назад, мол, если в 2–3 минуты не обнаружим вражеский самолёт, будем садиться, причём с прямой, то есть без традиционного круга над аэродромом». Сафронов не отозвался, связь с ведомым оборвалась. Айвазян увидел в чистом небе необычное облачко, резко спикировал. Это ему спасло жизнь, он смог уйти от настигавшей его ракеты. В беседе с Борисом Айвазяном поинтересовался: «Опыт помог?» «В какой-то мере, но больше — случайность, — ответил он. — Необычное облачко вселило в меня тревогу, однако не предположение о том, что взорвался самолёт Сергея. Не было для этого причин. От чего он может взорваться? А резко спикировал потому, что привычка сказалась. Во время учебных полётов я месяцев шесть выполнял роль цели, меня перехватывали товарищи по полку. Чаще просили подольше подержаться на высоте. Садиться порой приходилось почти с пустыми баками, всё время увеличивая угол падения, почти падая. В тот раз я так и решил приземлиться, применив наработанный приём. „Захватить“, видимо, ракетчикам было меня трудно, резкое пикирование — есть резкое пикирование, своего рода противоракетный манёвр…» В зенитном ракетном дивизионе, которым командовал майор А.Шугаев, восприняли появившуюся отметку от истребителей за вражескую цель, которая снизилась до 11 тысяч метров.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});