Читать интересную книгу Минин и Пожарский: Хроника Смутного времени - Руслан Скрынников

Еще до заключения московского договора Сигимунд III обещал щедро пожаловать Мстиславского за «прежнее к нам (королю) раденье» и учинить «выше всей братин его бояр». После того как Мстиславский по,мог ЭКолкевскому занять Москву, король вспомнил о своих обещаниях и 16 октября особым универсалом пожаловал 'ему-высший чин слуги и конюшего. Такой титул до него -носил лишь правитель Борис Годупов при царе Федоре. Вместе с новыми чинами удельный князь получил новые доходы и земли.

Сигизмунд III щедро опдаггил предательство "'Михаила Салтыкова, отдав ему во владение Важскую землю. Его сыну он пожаловал боярство.

Доверенным лицом короля в Москве стал Федор Андронов. При Василии Шуйском этот проворовавшийся купец бежал в Тушино, присвоив партию казенного товара. Сигизмунд III сделал его главой Казенного приказа и хранителем царской сокровищницы.

Произошли немалые перемены в московской иерархии чипов. Начальник стрелецкого приказа, стоявший прежде на ее низших ступенях, теперь стал ключевой фигурой в правительстве. Отборные стрелецкие войска, пасчитывав-шие до семи тысяч человек, несли охрану Кремля и внешних стен города. Кто командовал стрелецким гарнизоном, тот чувствовал себя хозяином Кремля. Король заготовил указ о назначепии Ивана Михайловича Салтыкова начальником Стрелецкого приказа. Но в Москве Жолкевский распорядился по-своему. С согласия Мстиславского и нескольких других членов семибоярщины он передал этот пост полковпику Александру Гоисевскому. Полковник получил при этом чин боярина и занял место в думе подле прирождепной русской знати.

Еще во времена Отрепьева Гонсевский вел тайные переговоры с Голицыными и Шуйскими, предложившими троп Владиславу. После гибели самозванца царь Василий два года держал посла Гонсевского в Москве в качестве почетного пленника. Посол имел возможность близко познакомиться с правящим боярским кругом и сойтись с некоторыми из его членов. Вторично оказавшись в Москве, Гонсевский не скупился на внешние знаки дружелюбия, но в душе продолжал считать русских заклятыми врагами.

Присягнув Владиславу, семибоярщина была принуждена взять на себя содержание королевских войск в Москве. Русские дворяне служили с поместий, поэтому казна тратила на них сравнительно немного денег. Ставки оплаты наемных солдат на Западе были куда выше. По словам Жолковского, лишь за несколько месяцев бояре выдали его солдатам на харчи сто тысяч. Подобные траты быстро опустошили московскую казну, в которой после Отрепьева оставалось немного звонкой мопоты. Тогда бояре роздали наемникам «в кормление» города. Каждая рота посылала в отведенные ей города своих фуражиров. Один польский офицер весьма красочно описал. поведение солдат в Суздале и Костроме, доставшихся его роте. Наемники, писал он, ни в чем не знали меры и, не довольствуясь миролюбием москвитян, самовольно брали у них все, что кому нравилось, силой отнимали жен и дочерей у русских, не исключая знатные семьи.

Население громко роптало, и боярам пришлось отозвать ротных фуражиров из городов. Из сокровищницы стали изымать серебряные вещи и отправлять их па Денежный двор. Металлические вещи пускали в пероялазку и били монету с именем Владислава. Вновь выпущенные деньги шли на оплату наемников.

Жолкевский старался любыми средствами предотвратить столкновения между королевскими отрядами и мирным населением. Хорошо зная правы наемных солдат, он составил детально расписанный устав, грозивший суровым наказанием за мародерство и насилие. На первых порах командование строго следило за его выполнение:.!. Однако Жолкевский недолго пробыл в Москве. Встревоженный слухами о полной неудаче мирных переговоров в королевском лагере, гетман поспешил под Смолепе:;. Прощаясь с солдатами, он произнес: «Король не отпустит Владислава в Москву, если я немедленно не вернусь под Смоленск!»

Тотчас после подписания московского договора Мстиславский без ведома членов Земского собора обещал гетману отдать приказ Смоленску о прекращении сопротивления. По случаю отъезда Жолковского из Москвы глава боярского правительства объявил о своей готовности пойти па новые уступки, «Пусть король приезжает в Москву вместе с сыном, - сказал он, - пусть он управляет Московским царством, пока Владислав не возмужает».

Позиция Мстиславского вызвала негодование даже среди членов семибоярщины. Патриарх Гермоген, бояре Андрей Голицын и Иван Воротынский не имели возможности вторично созвать Земский собор, чтобы опротестовать действия главы боярского правительства. Однако они не сидели сложа руки. Среди столичной зпати многие дод-держивали их.

Особое'негодование в московских верхах вызывало то, что король щедро жаловал думные чины «худым людям», желая создать себе опору в русской столице.

В чине окольничего в Москву явился Михаил Молчанов, ближайший друг Отрепьева, деливший с ним интимные утехи. После гибели покровителя он выкрал царскую печать, а позже бежал из московской тюрьмы за рубеж. Следуя заведенному порядку, новоявленный окольничий отправился за благословением к патриарху Гермогелу. Но тот с позором выгнал его из церкви, что нисколько не смутило авантюриста. Мстиславский принял его п думу, невзирая на протест патриарха./ Сигизмунд пожаловал думные чины заурядным дворянам братьям Ржевским. Когда один из них явился во дворец и представил королевскую грамоту для подтверждения своих полномочий, боярин Андреи Голицын не мог сдержать гнев и обрушился на Гонсевского с резкими упреками. «Большая кривда нам от вас, паны поляки, делается! Мы приняли Владислава государем, а он не приезжает. Листы к нам пишет король за своим дмепем, и под его титулом пожалования раздаются: люди худые с нами, великими людьми, равняются». Голицын открыто потребовал, чтобы Сигизмунд перестал вмешиваться в московские дела и скорее присылал в Москву сына. «В противном случае, - заявил он, - Москва будет считать себя свободной от присяги Владиславу, и тогда мы будем помышлять о себе сами». Выступление Андрея Голицына поддержал князь Иван Воротынский.

Столкнувшись с серьезной оппозицией в московских верхах, Гонсевский пустил в ход интригу, чтобы принудить недовольных.к молчанию. Воспользовавшись услу-.гами Салтыкова и других своих пособников, он состря-,пал судебное дело против Гермогепа и его единомышленников на основе ложных доносов некоего пленного казака из войска Лжедмитрия, холопа боярина Мстиславского и попа Харитона.

Власти обнародовали официальную версию, «раскрывавшую» планы заговора во всех деталях. Москвичи будто бы намеревались совершить переворот 19 октября за три часа до рассиета. Они вступили в сговор с серпуховским воеводой Федором Плещеевым, державшим сторону самозванца. Плещеев с казаками должен был ждать на Пахре условного сигнала. С первыми ударами.колоколов мятежники должны были проникнуть через тлйный подземный ход в Кремль, овладеть Водяными воротами и затем впустить в крепость воровские войска..

.Поляков предполагалось перебить, кроме самых знатных, а князя Мстиславского «ограбить и в одной рубашке (Привести к вору».

Инициаторы процесса постарались убедить Мстиславского, что заговор был направлен против него лично, а заодно ж против всех «лучших» столияных людей. Они объявили, что бунтовщики замыслили побить бояр, родовитых дворян и всех благонамеренных москвичей, не участвовавших в воровском совете, а жен и сестер убитых вместе со всем имуществом отдать холопам и казакам.

Гонсевскому нетрудно было заполучить сколько угодно доказательств подготовки восстания в Москве, Посланцы Лжедмитрия II почти открыто агитировали парод против иноверного царя Владислава. На рыночных площадях стражники не раз хватали смутьянов. Но толпа отбивала их силой. Прайда заключалась в том, что пи патриарх, ни Голицыны с Воротынским пе имели никакого отношения к назревавшему выступлению низов. И эта правда стала обнаруживаться, когда наступило время суда над главным свидетелем Харитоном. На пьттсч-пом дворе поп говорил то, что от него желали слышать. В думе он неожиданно признался, что князья Голицыны ни в чем пе виноваты и он оклеветал их со страху. В гале поднялся сильный шум, и судьи поспешили закрыть заседание.

Организаторы процесса пе заботились даже о вкапнем соблюдении приличий. Боярин Андрей Голицын доказал па суде свою полную невиновность. Но он вгу-шал Гонсевскому наибольшие опасения. По этой причие его фактически лишили боярского чина и держали в;д домашним арестом до самой его смерти. Другой член сэ-мыбоярщпны, князь Иван Воротынский, не очистился от обвинений. Однако он был человеком покладистым, и после недолгого ареста его вернули в думу.

Гермоген принадлежал к числу самых решителы-шх противников Лжедмитрия II и всего калужского лагеря. Никто пе поверил тому, что он состоял в переписке с вором. Тем не менее суд вынес ему обвинительный приговор и постановил распустить штат служителей патриаршего дома.