но скоро это откроется…
Мой желудок непроизвольно сжался.
— Мотив? Какой?
Кьюзик приблизился ко мне и шепнул на ухо:
— Она хотела тебя бросить…
Будто рой пчел зажужжал у меня в барабанных перепонках. Я моргнул.
— К-к-как? Она тебе… сказала?
— Нет. Не прямо… не так. Ты хорошо знаешь, что это было не в ее стиле: сначала она поговорила бы с тобой… Но у нее были сомнения, это ясно.
— Сомнения в чем?
— В ваших отношениях. В… тебе. Мы как-то раз поговорили об этом.
Он поколебался, бросил на меня взгляд, полный самого искреннего замешательства. Я спросил себя: неужели это Шейн Кьюзик — тот самый Шейн Кьюзик — сейчас вот так со мной разговаривает? Я почувствовал, как мышцы ног у меня задрожали. Шейн повернулся к своим подручным.
— Убирайтесь, — сказал он им. — Нам с Генри надо поговорить.
— Черт, Шейн…
— Убирайтесь! — Затем он повернулся ко мне: — Если вы ведете расследование, я хочу участвовать. Проси у меня все, что потребуется, о’кей? Начиная с этого мгновения, я с вами, Генри. Вбей себе это в башку как следует.
* * *
— Так мы договорились? — начал Чарли на борту парома и посмотрел на каждого из нас по очереди. — Джонни и Кайла, вы остаетесь на террасе «Чистой воды» и следите за всеми машинами, которые выезжают с парома. Мы с Генри займемся остальным… Как только увидите Таггерта, предупредите нас.
— Ты уверен, что сеть ловит за горой? — спросила Кайла не слишком уверенно.
— Когда там будем, тогда и посмотрим…
— А если нет?
Чарли не ответил. Он отвел глаза и принялся разглядывать иллюминатор, исчирканный струями дождя. В этот вечер, как это часто бывает зимой, острова исчезли в серой дымке, и уже стемнело. Было четыре пополудни или начало пятого. Мы все сослались на сильное желание побыть в одиночестве, чтобы вместе уйти с урока физкультуры. Ни одному из преподавателей и в голову не пришло нам отказать.
Приближались огни Ист-Харбор.
Мы больше не сказали ни слова, пока не добрались до своих машин. На твердой земле нас снова встретили фотовспышки корреспондентов, которых, однако, сейчас стало меньше: на парковке было всего два грузовика. Джонни припарковал свой пикап возле «Блю Уотер», перед магазином сувениров и шмоток, и они с Кайлой вышли. Я опустил стекло, и мы убедились, что ни один из обогнавших нас автомобилей не является машиной Таггерта.
— Вы уверены, что хотите туда идти? — спросила Кайла.
Чарли наклонился, чтобы посмотреть на нее поверх моих рук, лежащих на руле, и кивнул:
— Мы идем.
Помахав им на прощание, я поднял стекло. Затем мы тронулись с места. Проехали по Мейн-стрит, повернули направо на Юрика-стрит и выехали из Ист-Харбор с севера. Ни Чарли, ни я не разговаривали. Я знал, что мы ощущаем одно и то же: чем ближе была цель, тем сильнее страх перемешивал содержимое желудка, будто фрукты в блендере. Я оторвал глаза от дороги, чтобы украдкой взглянуть на него: он пристально, с мрачным видом смотрел на лобовое стекло, слегка выпятив нижнюю губу, что у него всегда было признаком сосредоточенности, гнева и беспокойства.
— Вот дерьмо, — наконец бросил он. — Как ты?
— Не так чтобы уж совсем ужасно.
— Тебе все еще хочется это сделать?
Я догадался, что его разрывают два противоположных чувства: с одной стороны, ему хотелось идти до конца, с другой — он надеялся, что у меня пропадет решимость и это предоставит ему уважительную причину отказаться от этого предприятия.
— Ага, — сказал я. — А тебе?
— Конечно, — с неохотой ответил Чарли. — Кто знает, вдруг Наоми где-то там, высоко, и смотрит на нас… Что она подумает, если мы повернем назад?
Я нашел странным такое замечание — ведь он мало во что верил. И уж точно не в то, что наши души — или какое бы имя ни давали жизни после смерти — могут бродить где-то между нашим миром и, скажем так, «тем светом». Захотелось поинтересоваться, что это будет? Ад? Рай? Чистилище? Бесконечный торговый центр с миллиардами фильмов в репертуаре, миллионами запрещенных видеоигр и с бесплатными китайскими, американскими и мексиканскими ресторанами? И умершие будут там проводить время, изучая деятельность людей даже бесцеремоннее, чем это делают соседи… Кроме того, на что бы она была похожа в таком случае? На Наоми до или после повреждений? На свой обезображенный труп на пляже? Или на бесплотный дух, маленькое облачко, некоторое количество молекул, рассеянных в пространстве? Думать о таких вещах было так же разрушительно для моей психики, как спать с девушкой, чей парень входит в банду, опасно для физического здоровья. Поэтому я сделал усилие, чтобы сосредоточиться на своем занятии — вести машину.
Чтобы добраться до хибары Таггерта, надо проехать около трех километров на север по Миллер-роуд; потом, выехав из леса, дальше тем же порядком через покатые холмы и пастбища. Затем — мимо фермы Бейтсов, которые разводят альпака, — пушистых животных родом с Анд, нечто среднее между ламой и викуньей. В тот вечер ферма медленно таяла в темноте. Затем мы прибыли на перекресток между Графтонами и Адамсами на высоте Игл-пойнт, где в красивое время года на глазах довольных туристов заместитель шерифа кормит лысых орлов, кидая им куски цыпленка из багажника своего внедорожника GMC и бросая их в поле через забор. Затем углубляемся в лес по Кларк-Кэбин-роуд на северо-запад. Самая дикая и самая зловещая часть острова, особенно зимним вечером. На Кларк-Кэбин-роуд мы проехали мимо старой заброшенной автозаправки «Тексако» — с двумя колонками, съеденными ржавчиной, плитами, разрушенными сорняками, которые непременно заводятся в любой трещине на открытой местности. Ее неоновая вывеска на конце мачты не горела почти двадцать лет, но все еще была на месте. Голубые тени больших елей вырисовывались на досках фасада, освещенного луной, находящейся в последней четверти. Незадолго до того, как добраться до Сеймур-Бэй, мы встретили незаметную лесную тропинку с табличкой: