каракулях. Опять же сокращения, по трём, а то и двум буквам понять что же именно «зашифровано».
Пока же, отдав необходимые распоряжения, мы вооружились словариком, и принялись самостоятельно изучать карты.
Начали с того листа на который попадала наша станица, подписанная как «danger» и цифрой двадцать три. С опасностью понятно, мы те ещё злыдни, а вот двадцать три не вязалось ни с чем. «Может у них шкала опасности такая?» — предположил Сергей Алексеевич, но тут же сам отказался от своих слов, сказав что такой вариант выглядит совсем бредово. Двадцать три из ста? А почему тогда не два из десяти? Откуда такая точность?
Нашли то озеро в которое сбросили отраву, возле него стоял заштрихованный кружочек и коротенькая надпись из трёх букв «eag». Заштрихованный, скорее всего значит отравленный, а буквы, возможно название яда, или сокращение от сбросившего этот яд позывного экипажа.
А кружочков было много. Хватало и чистых, и заштрихованных. Причём на той линии по которой предположительно шли скифы, первых оказалось втрое меньше чем вторых.
Возле рек тоже были какие-то обозначения, из двух, трёх, а где и четырех букв. Многие повторялись, но были и совсем уникальные. Судя по количеству разных меток на одной и той же реке, отмечали не сам водоём, а какие-то конкретные места на нём. Возможно стоянки кочевников, возможно броды, а может и ещё чем-нибудь примечательные точки.
Там где на карте были отмечены курганы, стоял крест, и короткое «gra», а наши четыре мара кроме того обведены кружком, и рядом поставлены три восклицательных знака.
Обращала на себя внимание ещё и следующая закономерность; большинство самодельных меток на карте приходилось на некую довольно широкую линию, идущую с севера на юг, километрах в тридцати западнее нас.
— Такое ощущение, что дорога там проходит, мы ведь примерно в этом секторе караван накрыли? — перенося некоторые метки на настенную карту клёпками, Сергей Алексеевич конструировал наглядное пособие.
Насколько я знал, дорог, в привычном для нас понимании, в это время в степях не было. Ходили вдоль рек, или от водоёма к водоёму. Если караван был небольшой, то следов он почти не оставлял, а те что оставались, до следующего раза успевали затянуться.
Поэтому, когда говорили о перемещениях, говорили о пути, но никак не о дороге. — «Шелковый путь», «путь из варяг в греки», «торговый путь». Скорее всего и здесь проходило что-то подобное. Мы давно хотели проверить это направление, но почему-то всё время откладывали.
— В этом. — подтвердил Леонид. — Только не понятно откуда и куда они ходят?
Самые старые карты наших мест, какие у нас были, относились к семнадцатому веку, и представляли собой скорее что-то мифическо-мифологическое, чем реальную привязку к местности.
Восемнадцатый век рисовался получше, но весь участок от Урала и до Китая назывался просто — «Тургайские степи», и кроме этой надписи, почти ничего не содержал. Немногочисленные кривые трещины рек совсем не соответствовавших действительности, пятна озёр раскидывались наобум, и даже горы не были на своих местах.
Естественно, говорить, о чём-то конкретном, вообще не приходилось, и всё что мы могли, — лишь предполагать.
— Да мало ли... Из пункта «А» в пункт «Б» хотя бы. — Усмехнулся глава, и сложив первую карту, развернул вторую. — я не думаю что сейчас это особенно важно. — сказал он.
И я с ним вполне был согласен.
В первую очередь узнать зачем тут летают самолёты, чьи они, и какова наша роль во всей этой движухе. Ну а с путями и караванами, потом как-нибудь разберёмся.
Второй лист карты начинался от границы с Казахстаном, — в том месте где в наше время располагался небольшой городок, и захватывал первый крупный город чужого государства.
Пометки на этом листе тоже были, но гораздо меньше, и не такие интересные.
Озёра, — там где их не было на карте, пара отмеченных крестами посёлков, — наверняка знак того что там уже ничего нет, и несколько одинаковых сокращений «pit».
Зато третий лист удивил. Сразу в глаза не бросилось, но когда присмотрелись, заметили. Почти по всей карте, с самого её начала и почти до конца — а это километров восемьдесят от станицы, возле небольших водоемчиков, были нарисованы две скрещенных палки, типа шалашика, и сокращение "park".
— Походу это места их стоянок. — разглядывая символы через увеличительное стекло, предположил Сергей Алексеевич.
Парк... Парк... Парковка? Стоянка? — неожиданно перевёл Леонид.
— И крайняя как раз в том направлении куда уходил самолет.
Не будь тогда грозового фронта, мы с Василичем наверняка заметили бы их лагерь, совсем немного не хватило.
— А это тогда что? — Леонид ткнул пальцем в пятнышко рядом с последним шалашиком.
Я пригляделся. Так же буквы — «park», и корявая галка с точкой.
По сути, даже владея английским будет сложно перевести все сокращения, наверняка на эти буквы начинается куча слов.
Но даже так, если задуматься, вот что они вообще могли такого отметить в голой степи? Водоёмов там нет, это я точно знаю, лесов, или гор, тоже, но тогда что?
Я люблю загадки, шарады всякие, и в другое время, наверное, с удовольствием погадал бы, поугадывал, но сейчас не было никакого другого способа узнать правду, кроме как увидеть всё собственными глазами, о чём я и сообщил мужикам.
— Я с тобой! — тут же среагировал Леонид.
— И я бы не отказался... — внезапно озадачил глава. — Только не сегодня, лучше всего завтра на рассвете.
Я не очень понял смысла его последней фразы, — на самом деле он решил лететь, или только гипотетически предположил, и хотел уточнить, только как-нибудь потактичнее, но меня опередил Леонид.
— Ты что, сам лететь собрался?
— Ну да. А почему тебя это смущает? — очень спокойно отреагировал Сергей Алексеевич, хотя обычно злился когда речь заходила на тему его передвижения в коляске, точнее когда его начинали жалеть.
— Да это ж геморрой один. Может, ну его? — Леонид и тактичность вещи не совместимые, и он явно не собирался никого жалеть, хотя на самом деле для обычного полета никаких неудобств не было. Единственно, придётся дверь грузовую открывать, иначе коляска не пройдёт, но это совсем пустяки, лишние двадцать секунд. А так ему даже места не надо, поставил кресло в проходе, и сиди себе.
— А