– Нет, решил, что завтра утром позвоню… Скажу, что заболел… Я не могу не быть рядом, Белка…
Я понимаю Лешку. Я тоже хочу, чтобы он был рядом. Очень. Но нам нельзя идти на поводу у эмоций. Мы не можем себе этого позволить. Нам нужно выстоять. Продержаться. Нам нельзя потерять Лешкину работу. Слишком много на кону. Я молчу, и молчание мое красноречивее слов.
– Мишутка, дорогой, – наконец произношу я, глотая слезы. – Ты можешь прилететь на выходные. А потом снова улететь. И работу сохранишь, и я как раз выпишусь. Идет?
– Хорошо, договорились, – коротко отвечает Лешка, помолчав, и я чувствую, что сказала что-то не то. Как же все это осточертело! Как же мне хочется бесплатной советской медицины и гарантированного трудоустройства! Черт.
* * *
Вторая операция прошла успешно, но есть нюанс. О нем сообщает хирург, навещая меня в палате на следующее утро.
– У вас наблюдается стабильно аномальные показатели протромбинового индекса. В истории болезни написано, что была история тромбофлебита, связанного с травмой. Но, судя по вашим показателям, не в травме дело. Скорее всего, речь идет о хронической болезни. Я заказал генетический анализ крови – послезавтра он будет готов. Посмотрим.
Слушаю и не понимаю. Хроническая болезнь крови? Что это может быть? Отгоняю от себя дурные мысли. Мне сейчас не до них. Нужно учиться вставать, ходить и садиться.
Ходить в привязку с капельницей учат медсестры. О том, чтобы не ходить, речи не идет. Больше ходишь – быстрее выздоравливаешь. Такова больничная установка. А если уж здесь что-то установили, то не отступят. Лучше не сопротивляться – закон сохранения энергии.
Уйти домой мне разрешают в пятницу утром. Я уже снова умею кушать и самостоятельно передвигаться по стене. Но меня не радует мое возвращение к жизни. Накануне пришли результаты кровяных проб – генетически унаследованная мутация. Повышенное тромбообразование. Пожизненная привязка к кроверазжиживающим препаратам. Беременность? Нет. Слишком велики риски…
Из больничного окна видны горы. Лежа в постели, смотрю на закат. Нет мыслей, нет чувств, и нет желаний. Свет уходит за горы и наступает черная пустота. Зачем? Зачем нужно было страдать и так хотеть выжить? Ради чего? Кому нужна моя ученая степень? Кому нужна вся эта суета – Калифорния, работа? Какой смысл в этой пустой жизни? Телефон звонит, но я не беру трубку. Я не могу говорить. Я не хочу говорить. Я ничего не хочу. Вообще ничего. Даже плакать.
* * *
– Леша, не приезжай. Мне нужно побыть одной. Я тебя очень прошу. Не приезжай. Умоляю.
Я стою у окна, опершись на подоконник, а в стекло стучит унылый осенний дождь. Все очень уныло – и за окном, и в моей убитой душе.
Апартамент погружается во тьму, и темнота давит: не жить. Вижу силуэт Смерти. Она стоит рядом, обернутая в черный капюшон. Завороженная, протягиваю руку. Вот оно, избавление от мук. Хорошо, что сегодня нет назойливых ангелов. Наверное, даже они понимают, как я устала. С такой усталостью не живут…
Звонок в дверь. Не надо! Не надо звонить!! Стой! Не уходи!! Куда ты??? Федора распыляется в темном пространстве и становится огромной, как сама жизнь. «Жизнь – это смерть, а смерть – это жизнь…» Пораженная открытием, плетусь к двери. Да перестаньте же трезвонить!! Я не могу слышать этот звон!!! Он разрывает мне душу…
Заглядываю в глазок. Беснующаяся толпа, жаждущая моей крови. Факелы. Огонь. Танцующие в огне люди. Понимаю. Смерть должна быть мучительной. Чтобы наверняка. Чтобы избавление было полным. Ну что ж, я готова! Зло и решительно распахиваю дверь. Нате! Разорвите меня!
– Белка, Белка, очнись!! Белочка, ты слышишь?? Это я – твой Медведь. Ну, пожалуйста, посмотри на меня, Белка!
Лешка держит меня в руках, отгораживая от Преисподней. Она отступает. Лешка, зачем?
* * *
Завернувшись в пледы, сидим на балконе. Молчим. Прошел всего лишь месяц, а как все изменилось! Ни солнца, ни океана, ни радости встреч.
– Белка, тебе нужно постараться ни о чем плохом не думать. Забыть обо всем. Я знаю, как тебе больно. Я знаю, как ты хотела ребенка…
Меня дергает, как от удара тока, но я продолжаю молчать. Я знаю наперед все, что Лешка скажет. Я не ошибаюсь.
– Ты знаешь, я сделаю все, что ты захочешь. Захочешь расстаться – я уйду. Только не сейчас, ладно? Тебе нужно выздороветь. Я просто буду рядом. Кто-то же должен готовить тебе еду? Забудь обо всем. Хорошо?
Забыть обо всем… Как раз этого я и хочу, Мишка.
– Белка, ты слышишь меня? Ты меня понимаешь? Ну, дай хоть какой-то знак!
Поворачиваю глаза. С них текут слезы. Изваяние начинает оживать. Лешка становится на колени, берет мои руки в свои.
– Белка, Белочка, дорогая, поверь – все пройдет. Я знаю, ты говоришь «уйди», потому что думаешь, что мне так будет лучше. Не будет. Мне никогда не будет лучше без тебя. Без тебя мне не нужны дети. Без тебя мне не нужно ничего. Белочка, мы никогда не расстанемся. Никогда. Понимаешь?
Лешка держит мои руки в своих, и по нашим рукам текут слезы. Они уже не такие горькие, как раньше. Лешенька, дорогой, ты правда сможешь любить меня без детей? Мы правда всю жизнь будем вместе?
Глава 15. От заката на закат
Или мне кажется, или студенты рады видеть меня после недельной разлуки. Всего неделя, в сколько воды утекло! Возвращение с того света. Эдвард Херман и Ноам Хомский. Как работает пропаганда. Фильтры цензуры. Концентрация медийного капитала, госучреждения как источник информации, мобилизация страха с помощью риторики антикоммунизма. Вопросы?
– А что, разве антикоммунизм в качестве фильтра цензуры еще актуален?
– Спасибо, Карлос, за вопрос. А как ты думаешь? Актуален ли коммунизм и мобилизация страха, связанного с его угрозой?
– Да ну какой может быть страх, если нет уже не то что коммунизма, но даже его призрака, который когда-то по Европе бродил?
В классе смех.
Карлос – классный клоун. Весельчак и балагур родом из латиноамериканского гетто. Стипендию на учебу заработал армейской службой. Бывал и в Афганистане, и в Ираке. От своих однокурсников – отпрысков благополучных семейств Калифорнии и Колорадо – отличается темнотой кожи, обильными наколками, и безудержной болтливостью. Я не возражаю против его классных выступлений. Хорошая возможность для остальных студентов хоть немножко соприкоснуться с реальностью общественного бытия.
– Да, коммунизма нет, – веду я свою линию. – И тем не менее многие считают, что этот фильтр актуален. Мобилизация страха. С помощью чего мобилизуется страх сегодня, когда уже нет так называемой коммунистической угрозы, о которой вашим родителям так долго рассказывали политики и СМИ?