Читать интересную книгу «Попаданец» в НКВД. Горячий июнь 1941-го - Виктор Побережных

А вообще, жизнь пошла интересная. Во многом, я должен благодарить Олесю. Никогда не думал, что беременная женщина может быть таким садистом! Нет, я понимаю – токсикоз и всё такое, но иногда мне казалось, что она специально взрывает мой мозг своими желаниями. Ещё хорошо, что мы были на спецобслуживании, а если бы нет? А Александр Николаевич откровенно ржал, когда я, втихую, чтобы не знала Олеся, жаловался ему. А вместо сочувствия, получал смех! А ещё отец-командир называется. В пятницу, пятнадцатого мая, уже к концу дня, меня вызвал Мартынов и "осчастливил" меня известием, что мне срочно нужно ехать к Иванову в центр.

— Андрей, это ненадолго. В воскресенье, семнадцатого, ты должен вернуться в Москву.

"Обрадовав" Олесю расставанием, я собрался и, на присланной за мной машине с двумя знакомыми "волкодавами", поехал к Баху. Если быть до конца откровенным, я был даже рад этой поездке. Увидеть знакомых и забыть про постоянное чувство чужого взгляда на спине. А это чувство, за последнюю неделю, достать успело конкретно! А с учётом Олесиных закидонов, то ещё сильнее. Дорога прошла весело. Посмеялись над анекдотами о Штирлице, которых, к моему удивлению, появилось великое множество. Потом посмеялись над анекдотом о "спецназовце и крокодиловых сапогах для генерала", парням понравилась эта история больше, чем про Штирлица. Специфика, однако! Так, незаметно, мы и добрались до базы.

Как оказалось, я зря радовался этой поездке. У Иванова меня ждала встреча с "мозговедами". Бах, как оказалось, очень хотел узнать какие-то специфические вещи, касающиеся его специализации. Уж не знаю, что он надеялся из меня вытянуть, но когда я уезжал, Бах был довольным донéльзя!

Интерлюдия, 17.05.1942 г, Кремль, кабинет И. В. Сталина.

— Что, Лаврэнтий, обосрался?! Со всеми, своими людьми в штаны навалил?!! Ты, б…ь мне что говорил?!!! Ситуация полностью контролируется, — с громким треском сломалась трубка в руке Сталина. — А на деле?!! Какого х… твои люди не обеспечили надёжное охранение?!! Посреди Москвы, в двух шагах от наркомата НКВД, немецкие агенты убивают твоих сотрудников и уходят! Это обещанный контроль?!! — Сталин со всей силы ударил кулаком по столу. — Ти пониаещ, чито могло получиться? — с прорезавшимся акцентом тихо продолжил Иосиф Виссарионович, чем ещё больше заставил напрячься стоявшего навытяжку Берию. На побледневшем лице наркома выступили бисеринки пота. — Ти понимаишь?! Понимаешь! — Сталин резко успокоился и сел за свой стол. — Иди, Лаврентий. Надеюсь, что это был последний раз, когда ты разочаровал меня!

Чёрт… Голова раскалывается, тошнит и перед глазами всё плывёт. И фигня вокруг какая-то… Где я нахожусь-то? Камера, или… палата?! Если судить по зарешеченному окну под потолком, то однозначно – камера. А по остальным деталям окружающего – палата для буйных пациентов, такие я в кино видел. Стены, пол, дверь – всё обито материалом, напоминающим мягкий войлок, светло-серого, почти белого цвета. Лежак, на котором лежу, покрыт тем же материалом. С трудом приняв вертикальное положение, я осмотрел себя. Да-а-а. Веселуха. Из одежды – кальсоны да нижняя рубаха. Всё фланелевое, без завязок и пуговиц. Блин, да что я пил вчера? Ни черта не пом… Олеся!!! Как я стоял, так и рухнул на пол. Олесю убили! Перед глазами всплыл вчерашний день…

Быстро добравшись от Иванова до Москвы, я заехал в Управление, но наших на месте не было. Отметился у дежурного и направился домой. Увидел, как подъехал Мартынов, с несколькими крепкими ребятами. Вспомнилось, какое мёртвое лицо было у Александра Николаевича. И ведь не ёкнуло ничего в груди, не почувствовалось! Улыбаясь подхожу к нему, и будто в стену, упираюсь в его взгляд. А там жуткая смесь из боли и вины, что мне стало не по себе. Я открыл рот, хотел что-то сказать, но только беззвучно шевелил губами, уже понимая – случилось что-то страшное! А потом, слова Мартынова. Каждое из которых убивало часть души.

— Андрей, — срывающимся голосом произнёс он. — Постарайся оставаться спокойным и дослушать меня до конца… Мне трудно об этом говорить, но… — он мотнул головой, словно отгоняя какие-то неприятные мысли. — Олеся погибла, Зильберман и Орлов ранены, нападавшие…

Я слышал, что он произносит какие-то звуки, но не понимал их смысла. Перед глазами всё плыло и дрожало, лицо Мартынова то увеличивалось до размеров целого мира, то сжималось в точку. А потом… потом толком не помню. Помню что-то кричал, потом бился в чьих-то крепких руках. Потом, помню вкус спирта, который пился как вода и какой-то белый порошок…

Значит вот как? Понаблюдаем и возьмём всех! Прав был Черномырдин, всё у нас "как всегда" получается! От нахлынувшей злости и тоски аж застонал, сжав зубы так, что почувствовал крошки эмали, наполнившие рот. Ну как же так?! Как теперь жить буду?! От начинающейся истерики меня спас звук открывающейся двери. В "камеропалату" вошли Иванов и Мартынов. Спокойные, подтянутые, только у Мартынова губа опухшая, а в остальном – хоть на картинку с подписью, что именно так должен выглядеть сотрудник НКВД. Что-то я не помнил этой детали с губой. Или это я?! Чёрт! Ещё и это!

— Проспался, Аника-воин? — Бах говорил спокойным, уставшим голосом. — Ну и хорошо, что очухался. Понимаю, как тебе тяжело, но сейчас не время для нюней, как бы жестоко это ни звучало. Ты – Чекист! Пусть и недавно, но это не меняет ничего! Сожми зубы и терпи! Война идёт! Ты один близких потерял?! Тяжело, но нужно жить, ради памяти ушедших жить и делать всё, что должен. Понял? Вижу, понял. А то начал тут вчера, уроки рукопашного боя демонстрировать! Можешь нормально слушать и понимать, что тебе говорят? Или нам уйти и оставить тебя здесь, к херам собачьим?! Пусть с тобой врачи возятся? Не хочешь так? Тогда слушай. Все вопросы потом. Давай, Николаич, говори, — и он отвернулся.

— Андрей, — Мартынов говорил какими-то казёнными фразами, будто донесение читал. — Вчера, 17 мая, в 15 часов, на выезде из Москвы в направлении Реутова, на контрольном пункте, был остановлен автомобиль ЗИС-5В, в санитарном исполнении. При проверке, сотрудник НКВД обнаружил признаки подделки документов. При попытке задержания, неизвестными было оказано вооружённое сопротивление. Человек, предъявлявший документы на имя военврача 2-го ранга Синицына Альберта Васильевича, был убит на месте. За автомобилем ЗИС, организовано преследование. Через четыре километра, в результате перестрелки был ранен водитель, управлявший автомобилем ЗИС. Из будки остановившейся машины выскочило пять человек в форме бойцов и командиров РККА, открывшие огонь по преследующим их сотрудникам НКВД. В ходе завязавшейся перестрелки, четверым удалось скрыться, а один был тяжело ранен и умер, не приходя в сознание по дороге в госпиталь. При осмотре будки автомобиля ЗИС, обнаружено тело женщины, с двумя пулевыми ранениями в области груди и головы. При ней находились документы, на имя Стасовой Олеси Сергеевны, лейтенанта ГУГБ НКВД СССР. При получении данной информации, по вашему адресу направлена спецгруппа. Во дворе дома, обнаружен легковой автомобиль ГАЗ М1, закреплённый за нашей группой. В нём обнаружены тяжело раненые старшие лейтенанты ГБ Зильберман и Орлов. Документы находились на месте, личное оружие в кобурах. Стреляли в них по четыре раза, через лобовое стекло. Предположительно использовались приспособления для бесшумной стрельбы. Сотрудники доставлены в госпиталь в бессознательном состоянии. Зильберман, на короткое время придя в себя, попытался что-то сообщить. Разобрали только Волноваха. После вскрытия вашей квартиры, в ней обнаружен труп неизвестного, одетого в форму сотрудника НКВД, документы отсутствовали. Находящаяся в соседней квартире группа прикрытия, никакого подозрительного шума не слышала. Подозрительные лица, при плановом осмотре выявлены не были. Итог операции: убита лейтенант Стасова, тяжело ранены старшие лейтенанты Орлов и Зильберман. Шансы на выживание последнего – минимальны. Также ранены два рядовых сотрудника передвижного контрольного пункта. Убито трое неизвестных, задержан раненый водитель автомобиля ЗИС. Четверо скрылись. Преследование велось, но… — и Александр Николаевич развёл руками. — К тебе, есть вопросы. Первое – вспомни, максимально возможно и точно, когда, с кем и о чём ты разговаривал в Волновахе и её окрестностях. Второе – постарайся выделить из них людей, которые, хотя бы теоретически, могли знать твой точный адрес. И… Прости…

Замолчав, Мартынов посмотрел на меня, как будто хотел ещё что-то сказать, но просто встал и вышел, вместе с Ивановым. Через минуту появились "санитары", забрали табуреты и я остался один. Почему-то теперь, я мог думать спокойно, не сваливаясь в истерику. Тоска и боль остались, но где-то там, на самом дне души. Всё остальное пространство заняла холодная, тяжёлая ненависть. Не к нашим, нет. К немцам и тем, кто им помогает. Если будет малейшая возможность, буду давить этих гадов, как тараканов! От мысли об этом почувствовал, как пальцы рук скрючились, как когти. Подняв руки к лицу, обнаружил, что уже не связан, разогнул сведённые судорогой пальцы, вытянулся и уставился в потолок. Значит, говорите, вспоминай с кем общался? Вспомню! Голова работала спокойно и уверенно, как компьютер. Перед глазами вставали лица людей, слова, которые я произносил. А кто мог знать адрес? Чёрт его знает! Никому не говорил, в гости не приглашал. Думая обо всём этом, я сам не заметил, как уснул.