Глава 14
Они преодолели короткое расстояние от Хаф-Мун-стрит, пересекли Пикадилли и вошли в парк. София все еще раздумывала, какими приличествующими леди словами сказать ему, что она снова ждет его ночью. Судя по всему, муж находился в очень хорошем расположении духа, был с ней любезен, делал комплименты. Заметил, что ей очень идет это зеленое платье с пелериной и такого же цвета шляпка с широкими лентами.
— Я думаю, мы должны кое-что обсудить… Мне показалось, после моих неосторожных слов о любовницах между нами возникло некоторое недоразумение… — вдруг услышала она и от неожиданности споткнулась. Он поспешно поддержал ее и продолжал: — Наверное, в последнее время я совсем утратил чувство юмора. — Кэл крепко держал ее под руку, и это было приятно. — Я заговорил об этом, потому что мне кажется, ты не можешь забыть моих слов, и я хочу исправить положение.
— Это я была бестактна и наивна. Ты совершенно не обязан отчитываться за свою жизнь в Индии. Ты ни с кем не был связан обязательствами, так что все логично. — Она сама просунула руку под его локоть.
Он повел ее в сторону от центральной аллеи по боковой дорожке.
— Не могу сказать, что это меня оправдывает.
— Из вас двоих ты был всегда более серьезен и следил, чтобы Дан не натворил глупостей, я уверена.
— Вот как?.. — Она услышала смешок, но не поняла причину его веселья, а когда взглянула на него, он уже принял серьезное выражение. — Впрочем, в основном, наверное, так и было.
— Думаю, в конце концов, Даниэль повзрослел и тоже стал серьезно относиться к жизни. Разве не так?
София смутилась, не зная, как он отнесется к ее словам — возможно, сочтет их бестактностью.
— Ну, я бы так не сказал… Он всегда был порывист и действовал под влиянием момента, не задумываясь, что будет потом.
— Как тогда, когда он сделал мне предложение?
— Возможно. Он был эмоциональный, открытый и щедрый.
— Это ты щедрый.
— Но не столь импульсивен, как он, и гораздо менее открытый.
— Но это не означает, что ты бесчувственный, что тебе все безразлично. Что ты не испытываешь того же. Просто ты более скрытный и сдержанный.
— Ты хочешь, чтобы я был более откровенен в чувствах, София?
Она посмотрела на него из-под полей шляпки и поймала многозначительный взгляд, заставивший ее вспыхнуть. Что он имел в виду, говоря об откровенности в чувствах? Физическую близость?
— Да, — ответила она. — Да, хотелось бы.
Он ничего не ответил, только крепче прижал к себе ее руку.
— Мне здесь нравится, — сказала она немного погодя, когда ей показалось, что обсуждение щекотливого вопроса закончено. Над деревьями показались башни Вестминстерского аббатства. Вот он — символ ее новой жизни. Замужняя дама в Лондоне.
— Ты имеешь в виду Лондон?
— Грин-Парк. Он уютный и вполне меня устраивает, пока что я еще не готова к роскошному променаду по Гайд-парку.
— Потому что ты жила в провинции и чувствуешь себя неловко?
— Боюсь, что так.
Она засмеялась. Смешно, всего несколько недель назад она ломала голову, как устроиться на работу, а теперь, когда рядом муж, который готов защитить ее, она вдруг струсила. Или дело в том, что она потеряла свою самостоятельность и превращается в послушную благодарную куклу? Ведь теперь он диктует, что делать, как себя вести и что надевать.
И снова мысли о независимости. У нее хорошее образование, о котором только может мечтать девушка, у нее много идей, есть свое мнение по любому поводу, некоторый талант… Ей хотелось бы расправить крылья и добиться чего-то в жизни благодаря самой себе.
— Не стоит стесняться, — после молчания заговорил он, поскольку она не стала развивать тему. — Ты имела большой успех вчера вечером. Тебе ведь понравилось, как тебя принимали?
— Спасибо, да, я нашла это очень занимательным, — призналась она.
«Как глупо выйти замуж по расчету, а потом требовать любви».
Каллум обратил ее внимание на красивые дома, выходившие фасадом к парку. Они остановились полюбоваться на знаменитый Спенсер-Хаус.
— Дома здесь гораздо роскошнее, не то что наш на Хаф-Мун-стрит, — заметил он. — После фамильного гнезда Флэмборо-Холл он наверняка показался тебе довольно убогим.
— Но все равно наш дом расположен в фешенебельном районе, в центре. А что мне делать целый день в одиночестве в таком огромном замке, как Флэмборо-Холл? Неуютно и скучно. Я и не ожидала, что в Лондоне у нас будет большой дом.
— Как только я разберусь с делами, закреплюсь на новом месте, мы подыщем что-нибудь посолиднее, но в любом случае, пока у нас нет большой семьи, этот дом нас устраивает.
При упоминании о семье София удивленно взглянула на него и невольно провела рукой по своему животу:
— Прибавления семьи не случится, пока во всяком случае, — и добавила тихо: — Ты снова можешь… Я имею в виду, если ты хочешь, приходить в мою спальню… — И замолчала.
Его взгляд был таким откровенным и многозначительным, что она испытала легкое потрясение. Вот и ответ на ее вопрос! Когда он так смотрел на нее, она не могла потом сосредоточиться ни на чем, долго пытаясь справиться со своим волнением и вихрем эмоций. Может быть, наконец удастся заставить себя преодолеть барьер, который не позволяет ей выпустить на волю чувства, живущие внутри и жаждущие свободы? Она ему намекнула, что хотела бы от него большой откровенности, но и ей самой придется ответить тем же.
Они снова вернулись на центральную аллею, и София лихорадочно и безуспешно подыскивала нейтральную тему, потому что с трудом удерживалась от вопроса: «Ты хочешь вернуться домой, чтобы мы занялись любовью немедленно, хотя еще светло?»
Но вместо этого она спросила:
— Как ты считаешь, будет прилично, если я как-нибудь приду сюда порисовать, в сопровождении Чиверс, разумеется? Или лучше взять кого-то из лакеев?
— Лучше возьми лакея, на всякий случай, если какой-нибудь нахал станет к тебе приставать, — ответил он. — Смотри, какое прелестное местечко.
Они подошли к небольшой купе деревьев в окружении кустарников, где стояло несколько пустых скамеек. Они сели на одну из них, в укромном уголке среди кустов. Он намеренно выбрал это место? Но когда они сели, он спокойно сказал:
— Расскажи мне о своем увлечении. Ты говорила, что после семьи для тебя это самое важное в жизни.
— Я рисую в основном карандашами, углем или пастелью. Портреты, натюрморты, ландшафты — все что угодно. Но я всего лишь любитель.
Она сознательно утаивала степень своего увлечения — многим мужчинам не понравился бы такой, почти профессиональный, интерес, такое занятие — для леди. Знай Каллум, как она мечтает о выставках, о продаже своих произведений, он бы отшатнулся. Разве такого ждут от воспитанной и благоразумной жены?