— Погибаю от любопытства. И как это Роман умудрился. Охмурить нормальную девушку с пистолетом. Впрочем, я всегда удивлялся его фантастическому умению находить самые экстраординарные выходы из ситуации. Жаль, что только много лет тому назад один выход спустил его жизнь в помойную яму.
Она молчит некоторое время перед тем, как осторожно сказать:
— Может, у него и вправду был только один выход. Если Рома не мог сделать ничего, кроме как повторить за дедом.
— А, так вы и про «последую по стопам деда» знаете? — Он проводит ладонями по лицу, в раздумьях. — По закону жанра, я должен тут удивляться насколько вы хорошо осведомлены. И я удивлен, да.
Он позволяет вину болтаться в пузатом бокале.
— Может еще и знаете, как подростком родители выкинули его на улицу, как щенка на помойку, а до этого ведь, как бандероль, отправили в Бритиш Импайер?
Кира не отрывает взгляда от пустующего места Карелина напротив нее.
— Нет? Ну верно. Он скорее удавится, чем вам скажет. Я, можно сказать, тут сохраняю ваш брак и укорачиваю счет на психотерапевта через десяток лет. Он ведь реально может даже и не позвать меня на свадьбу. Такой он скрывашка-потеряшка. Жил в те времена и у меня, кстати.
— Не будет никакой свадьбы.
Николай откровенно ржет, подзывая несчастного официанта и заказывая еще бутылку.
— Не дурите, коли вместе с вами вообще куда-то вылез — считай, дело в шляпе. Е-мое, хоть раз повезло подонку. Есть за что выпить.
— Почему родители выставили его? Из-за обвинений каких-то? В преступлении?
Он уклончиво соглашается мотанием головы, принимаясь за очередную закуску.
— Какая-то рыба, серьезно, будто из аквариума с гнилым арбузом.
— С чего вы взяли, что я не кровожадная голддиггерша, — любопытствует она, — они как раз и могут выглядеть совсем не такими. Не обязательно и красавицей быть.
— Это да, но несколько моментов буквально с головой выдают. Например, добротная стрижка, которой у вас нет. И так можно дальше по списку, — деликатно заключает он и украдкой глядит на нее голубыми глазами, которые, на удивление, кажутся теплыми.
— Вы — просто кладезь полезной информации, Коля, — со смешинкой парирует девушка. — Так все же. Что произошло между Ромой и родителями? Как они могли так поступить? Больше мне не у кого будет спросить.
— И не спрашивайте, — вздыхает финансист. — Я и так хватанул лишнего. Но не жалею. Вы совсем не пьете, дорогая?
— Я должна вас поблагодарить, — немного поразмыслив, говорит она. — Вы сделали это скорее для него, чем для себя.
Николай коротко смеется, и крутит пробки в ладоне, словно игральные кости.
— Он прикончит меня, если узнает. Но это на ваше усмотрение. Да я и не против пары тумаков.
— Как можно быть не против собственного избиения? — недоумевает она и отпивает глоток воды.
— Может дурь из меня выбьет. Давненько мы не дрались, кучу лет, на самом деле. Теперь только бабло и дела. А тут прекрасная дама во флеш рояле.
— Вы — оба сумасшедшие, — ворчит Кира.
— Это способ выживания, — важным тоном начинает Николай, но затем прищуривается: — А не вы ли, прекрасная дама, еще недавно целились в него пистолетом?
Они оба смеются, и такими их находит вернувшийся Роман. Он поднимает брови, осматривая веселящуюся девушку.
— В своем репертуаре, — бормочит он, бросая негодующий взгляд на друга и тоже выпивает вино залпом.
— Не всем быть угрюмыми увальнями. Так на сколько вы тут?
— В понедельник вечером уезжаем обратно.
— Можно завтра я оторву его у вас на пару обеденных часов? — учтиво обращается к ней Николай и она согласно кивает головой.
— Ему нужно всегда сначала говорить «нет», а только потом «да», — рекомендует Роман. — Даже если просит передать салфетку.
— Теперь ты понимаешь, почему мы так долго дружим, — заговорчески громко шепчет ей Фрезь, и Кира виновато смотрит на любовника, потому что смех сдержать не может.
— // —
.
В номере они неторопливо раздеваются, готовясь ко сну. Кира с трудом стягивает босоножки: на тонких ремешках дурацкие замочки.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Рома проворно ловит ее за правую ступню, когда девушка едва не заваливается на кровать боком.
— Опять натоптыш на том же месте, — бурчит он, пристально рассматривая покрасневшую кожу.
— Я сюда клеить пластырь не могу, — объясняет Кира. — Отдай обратно.
— Никогда не понимал этого фут фетиша, но вот съел бы твои ноги, — он шутливо кусает короткие пальцы.
— Она же грязная! Вот реально пещерный ты.
Они посмеиваются, и Рома возвращает девушке ногу обратно. Веселье Фрезя удивительным образом заразительно. Атмосфера, заданная им, распространяется за пределы личного присутствия.
— Вы действительно такие хорошие друзья?
— Как сказать. У Коли вместо сердца — общежитие. Знаю одного гопника-барыгу с Пищанского района, с которым он постоянно общается. На короткой ноге с десятком миллиардеров. К Папе Римскому небось заходит чаи гонять, как и ко всем школьным училкам. Уверяю тебя, в ресторане половина присутствующих были с ним знакомы.
— Но да, — продолжает он, переключая кондиционирование на отельном планшете, — мы давно очень друг друга знаем. Я на его выкрутасы не ведусь.
— Ты заметил, как он много пил? Или это нормально?
Роман стягивает часы, и наблюдает как она выбирает ночнушку.
— Заметил, и нет, не нормально. Он малопьющий всегда был.
— Был момент, — закусывает губу Кира, так как не хочется выглядеть глупой, — совсем короткий. Он выглядел странно. Очень грустным. Просто на фоне всего остального…
Он задумчиво смотрит в открытый балкон на западной стороне.
— Да, теперь когда ты сказала… Может не один момент какой-то. И не только сейчас. Я виделся с ним где-то полгода тому назад в последний раз. Тогда что-то похожее промелькнуло, но я не придал этому значения. Надеюсь, ты будешь делить надвое то, что Коля тебе наговорил про несчастного меня.
С ворохом вещей в руках и большой косметичкой для ванной, она колеблется перед тем, как сесть обратно на покрывало.
— Ничего делить надвое не надо. Ничего особенного он не сказал. В пределах того, что я и сама понимала.
— Кира, не вздумай забывать кто я есть, и не ищи мне оправданий. — Он засовывает руки карманы, прислонившись боком к письменному столу. Половина его лица остается в тени. — Нет никаких жалостливых историй из детства, оправдывающих кого-либо. Я — самое что ни на есть реальное чудовище, утопившее людей в крови и мучениях. Никогда не получал удовольствия от этого, но даже спокойствие нынешних времен не смягчит сделанного.
Рома говорит беспристрастно и ладно. В груди у нее щемит и что-то трещит по краям, и раскол — словно предвестник землетрясения на баллов десять, не меньше. Обмануть ее ему не удается, хоть и половина из сказанного — правда.
Кира не верит, что стоит бояться монстров.
Она верит, что бояться нужно тех, кто их создает.
— Я здесь не представитель судебно-исполнительной власти, Карелин. Я пытаюсь понять. Наверно, понять то, что произошло.
— Понять, — усмехается он и качает головой, но затем резко поднимает на девушку глаза. — Тебе незачем это делать. Забудь.
— С чего ты решил, что к этому всему отношение имеет Фрезь?
— Вот потому что знаю этого помешанного давно. И сорт вермишели, что он готов навешать на уши всем слушающим.
— Я польщена твоими ценными указаниями и самокритикой, но я как-то сама разберусь что мне думать и не думать.
Как будто она в состоянии забыть, что каждый день спит, ест и целуется с человеком, убившем ее отца.
Она не высушивает голову после душа; они занимаются любовью впопыхах, а ее мокрые волосы приятно холодят кожу. Оба кончают слишком стремительно, и Кира сразу же отрубается.
Просыпается она посреди ночи. Бесшумный сон Карелина некоторое время зачаровывает ее тишиной. Но все-таки решает подняться, кое-как укутываясь в простынь, и ноги ведут девушку к западному балкону.