Чани поднялась в этот день рано, ее смутила тишина в Цитадели. Проснувшись, она обнаружила, что Пауль сидит возле нее, пустые глазницы его обращены были к дальней стене их спальни. Всё, пораженное избирательным воздействием камнежога, все омертвевшие глазные ткани были удалены. Впрыскивания и мазь позволили сохранить плоть вокруг глазниц, но ей казалось, что излучение проникло глубже.
Едва она села на постели, накатил волчий голод. Чани набросилась на пищу, которую теперь ставила на ночь возле кровати – меланжевый хлеб с жирным сыром.
Пауль указал на пищу:
– Любимая, поверь, способа избавить тебя от всего этого просто не существовало.
Чани подавила невольную дрожь, когда его пустые глазницы обратились прямо к ней. Она решила не задавать больше вопросов. Он говорил так странно: Я был крещен песком – это стоило мне умения верить. Кто теперь предлагает веру? Кому нужен такой товар?
Что он хотел сказать этим?
Он не желал даже слышать о глазах тлейлаксу, хотя щедрой рукой приобретал их для всех, разделивших его участь.
Утолив голод, Чани выскользнула из постели, посмотрела на Пауля, заметила, как он устал. Около рта залегли строгие складки. Темные волосы стояли дыбом, взъерошенные во сне, который не исцелял. Он казался таким хищным, таким далеким. Они засыпали и просыпались рядом – но это ничего не меняло. Она заставила себя обернуться, шепнула:
– Любимый… любимый…
Он потянулся вперед, притянул ее назад в постель и поцеловал в щеку.
– Скоро мы вернемся в родную Пустыню, – прошептал он, – осталось сделать лишь кое-какие мелочи.
Она затрепетала, – так непреклонны были его слова.
Прижимая ее к себе, он бормотал:
– Не бойся меня, сихайя моя. Не надо думать о тайнах, думай о любви. В ней нет тайн. Жизнь рождает любовь. Разве ты не чувствуешь этого?
– Да.
Она приложила ладонь к его груди, принялась подсчитывать сердцебиения. Любовь его взывала к ее духу, сердцу дикой фрименки, буйной и бурной дикарки. Магнетизм слов обволакивал ее.
– Я могу обещать кое-что, любимая, – сказал он. – Наше дитя будет править колоссальной империей, перед которой моя покажется ничтожной. И будет в ней такая жизнь… и искусство, и возвышенные…
– Но мы с тобой здесь и сейчас! – запротестовала она, подавив сухой всхлип: – И я… мне кажется, что нам с тобой осталось совсем мало времени.
– Любимая, впереди вечность.
– Это у тебя может быть вечность. А у меня есть только сейчас.
– Это и есть вечность, – он погладил ее лоб.
Она прижалась к нему, приникла губами к шее. Прикосновение заставило шевельнуться новую жизнь в ее чреве.
Пауль тоже ощутил это движение. Положив руку на живот Чани, он проговорил:
– Ах-хх, юный повелитель Вселенной, подожди своего часа. Пока еще мое время.
Она снова удивилась: почему он всегда говорит о единственном ребенке? Разве медики не сказали ему? Она попыталась припомнить… интересно, об этом они никогда не говорили. Конечно же, он и сам должен знать, что у нее будут близнецы. Она вновь не решалась сказать об этом. Он и так должен знать. Он ведь все знает. Все знает о ней… Руками… ртом… всем телом.
Наконец Чани проговорила:
– Да, милый. Сегодня и есть вечность, и нет ничего, кроме нее. – Чани поплотнее зажмурила глаза, чтобы только не видеть его пустых глазниц, чтобы не низвергнуться из рая прямо в ад. Какова бы ни была рихани-магия, которой он выверял их жизнь, плоть его оставалась истинной и ласки реальными.
Когда они встали и принялись одеваться, она проговорила:
– Если бы только люди знали о твоей любви!
Но его настроение уже переменилось.
– Политика не делается на любви, людей не интересует любовь. В ней столько хаоса. Людям нравиться деспотизм. Избыток свободы порождает хаос. Зачем он людям? Другое дело – заставить деспотизм казаться привлекательным.
– Но ты же не деспот! – возразила она, повязывая на голову нежони. – Просто твои законы справедливы.
– А, законы… – бросил он. – И подошел к окну, отодвинул шторы, словно мог выглянуть из окна. – Что есть закон? Контроль? Закон просеивает хаос, и что же остается? Ясность? Закон – высший идеал, основа нашей природы. Но не надо слишком внимательно приглядываться к нему. Попробуй только, – сразу отыщешь рационализированные интерпретации, казуистику законников, удобные прецеденты… ясность, другое имя которой – смерть.
Чани крепко сжала губы. Она не могла отрицать ни мудрости мужа, ни проницательности, однако подобные настроения пугали ее. Он обратился в глубь себя, и Чани чуяла битвы в его сердце. Словно бы обратившись к фрименскому изречению: «никогда не забудем, никогда не простим», он сек и сек себя жестокими словами.
Она подошла к нему и тоже посмотрела в окно. Дневная жара уже гнала прохладу, принесенную северным ветром. На этих широтах ветер расписывал небо охрой, смело покрывал хрустальные листы неба золотыми и пурпурными мазками. Высоко над головой холодные порывы океанскими волнами разбивались о Барьерную Стену, взметая фонтаны пыли.
Пауль чувствовал возле себя теплое тело Чани. На миг он позволил себе забыть видение. Он мог просто стоять, зажмурив глаза. Но время не хотело остановиться. И впереди была тьма – без слез и без звезд. Лишившись зрения, он потерял ощущение материальности Вселенной, и наконец, оставалось лишь изумление – как это звуки могут вместить в себя всю его жизнь? Все вокруг воплощалось в одни только звуки, к которым добавлялись немногие ощущения… ворсистый ковер под рукой, мягкая кожа Чани. Он поймал себя на том, что вслушивается в ее дыхание.
Разве можно быть уверенным в том, что всего лишь вероятно, думал он. Разум запоминает возможности, и каждому мигу бытия отвечает столько вероятностей, которым не суждено воплотиться. И его невидимая суть не только помнила все несбывшееся былое. Тяжесть прошлого в любой момент была готова поглотить его.
Чани прижалась к его руке.
Прикосновение ее тела вдруг оживило его собственную плоть – мертвое тело, увлекаемое водоворотами времени. Он истекал памятью… ведь перед его пророческим зрением прошла целая вечность. Видеть вечность… ее прихоти и причуды, и безграничность. Лживое бессмертие пророка несло возмездие: грядущее и прошлое сливались для него воедино.
И вновь из черной пропасти восстало видение и охватило Пауля.
Оно было его глазами. Оно двигало его мышцы и вело непреклонной рукой к следующему моменту, к следующему часу, к следующему дню… пока наконец ему не начало казаться, что он пленник мгновения.
Конец ознакомительного фрагмента.
Примечания
1
приспособление для письма.
2
Предсказатели будущего по внутренностям животных (первоначально у этрусков, затем у римлян).
3
сверхъестественная сила, полинез.
4
демон женского пола, вступающий в связь с мужчинами.
5
астрономический инструмент, демонстрирующий движение планет, механическая модель планетной системы; иногда планетарий.
6
Преддверь, или «выход предусмотрительности», – запасной выход, защищенный силовым щитом.