Читать интересную книгу Высокий глерд - Гай Орловский

Она повернулась к двери котельной, на лице колебание, а я вышел на веранду и сказал негромко:

— Пуск… Привет, Стелла.

На экране появилось ее лицо, я изумился, не видя привычного пирсинга и даже тату на морде, а она сказала требовательно:

— Убери этот дурацкий ник. Поставь «Катерина», как у меня в паспорте.

— Ну ты даешь, — сказал я обалдело. — Что стряслось?

Она прямо посмотрела с экрана мне в глаза.

— Я на четвертом месяце беременности…

— Поздравляю, — сказал я саркастически.

Она посмотрела исподлобья.

— Тебе уже нравится быть отцом?

Я поинтересовался:

— Что сказал тест ДНК?

— Тебе какая разница? — сказала она с вызовом. — Ты сам говорил, что теперь неважно, кто отец. Люди вообще берут на усыновление детей из других стран! Вообще чернокожих, желтокожих или узкоглазых…

— Я и не отказываюсь от своих слов, — ответил я с достоинством. — Вполне могу усыновить негритенка. Но не сейчас. Я еще не готов к женитьбе.

Она отмахнулась.

— Кому нужна теперь женитьба?.. Просто создадим семью…

— …или ее подобие, — закончил я.

— Ну почему подобие? Все так живут!

— Я, — ответил я с величием, — не все. Я есмь уникальная личность. Живая легенда, так сказать. Я уникален, а остальные как хотят. Со мной исчезнет вся вселенная, а за ними и свинья не хрюкнет. Так что я буду подходить к созданию семьи разборчиво.

Она посмотрела почти с ненавистью.

— Ты что же… отказываешься от меня с ребенком?

— Стелла, — ответил я, — или даже Катерина… давай начистоту. Ты тест на ДНК уже сделала, иначе бы не увиливала. И вообще напирала бы, как Европа с санкциями. Я там и близко не ночевал, так ведь? Более того, ты так и не смогла отыскать среди нашей компашки ни одного с аналоговой ДНК…

— Аналогичной, — поправила она автоматически.

— Вот-вот, — сказал я. — Думаешь, я потерплю, чтобы меня все время поправляли? Что за жизнь будет у моей мужской гордости?

— Ладно, — сказала она нагло, — пусть аналоговой. Или даже ламповой.

Я продолжил, не обращая внимания на ее умничание:

— Значит, залетела где-то по пьяни по дороге с незнакомыми парнями, которых больше не видела. И хотя да, ребенок есть ребенок, даже если он с такими же дегенеративными отклонениями со стороны отца, какие у тебя… но, как уже сказал, я просто не готов к семейным отношениям. Ни с чужим ребенком, ни со своим.

Она вскрикнула торжествующе:

— Расист!.. Ты указываешь на различие!

Я сказал внятно и раздельно:

— Да пиши, что хочешь. Мой дом тоже все снимает и записывает. Повторяю внятно и раздельно для любого суда: я не готов к семейным отношениям. Это мое право.

Она воскликнула:

— А общественное мнение?.. Как ты будешь людям в глаза смотреть?

— Как демократ, — ответил я, — бесстыжими глазами с осознанием своей правоты в такие же бесстыжие глаза. Так что…

— Ну-ну?

Я закончил:

— Лучше поищи мужа среди более податливых. Биологического отца не найдешь, что понятно, разве что тот выложил формулу своего ДНК в общий доступ, но у тебя есть шанс… из сотни тех, с кем вязалась четыре месяца назад, нагнуть с помощью этих вот приемчиков…

Я смотрел дружески и как можно благожелательнее, хотя душа трусливо забилась под стельку моих кроссовок, а моя неисгибаемая воля уже опасно согнулась в сторону того, что можно бы и признать, чего такого, сейчас это в порядке вещей, у женщин прав уже больше, чем у негров, перед которыми весь мир, даже непричастные к колониальному режиму русские и финны извиняются за перегибы во времена средних или каких-то там веков.

Она смотрит пытливо, понимает, что нагнула, вот только достаточно ли, чтобы я сдался, или же в самом деле лучше попробовать другие варианты.

— Другие хуже, — сообщила она. — Ладно, это не твой ребенок, но какая разница?.. Я выбрала тебя в его отцы потому, что ты лучше остальных.

Я изумленно охнул:

— Я?..

Она кивнула.

— Ты не образец, но я же говорю, другие куда хуже. Это значит, ты — лучше их! Разве это не повод для гордости?

— Гм, — сказал я озадаченно.

— Тебе не льстит, что именно тебя я выбрала из всех, с кем тогда развлекалась?

— Льстит, — признался я. — Да, льстит… Но не настолько, чтобы я назвал твоего ребенка своим и зажил с тобой семейной жизнью. Так что, дорогая, можешь обращаться во все инстанции, где найдешь полную поддержку, но я тоже ее найду… хотя бы в обществе защиты мужчин и животных.

— Дурак, — сказала она сердито, — неужели ты не хочешь подержать на руках младенца?

— Ты тоже не хотела, — напомнил я.

— Не хотела, — подтвердила она. — А потом вот вдруг… Или не вдруг, но теперь хочу. Могла бы подождать еще три года, обещают запустить линию искусственных маток, в колбах будут выращивать детей из наших яйцеклеток и ваших сперматозоидов… Но почему-то очень уж восхотелось по-старинному, самой.

— Атавизм, — сказал я авторитетно, — а ты была такая продвинутая.

— Не знаю, — ответила она, — но во мне пробудилось древнее материнское чувство.

— А вот мое отцовское еще не пробудилось, — отрезал я. — Пока я только массовый сеятель, как понимаешь, а не выращиватель каждого колоска в отдельности.

— Хорошо, — сказала она, — но ты подумай! Хорошо подумай и представь себе. Возможно, и в тебе пробудится то, чему пора пробудиться.

— Подумаю, — ответил я. — Будь здорова!

Я отрубил связь и в два клика занес ее номер в черный список, чтобы не могла связаться со мной даже с чужого мобильника или терминала.

В дом вернулся, напевая для бодрости:

— Я вернусь домой на закате дня. Напою жену, обниму коня…

Королева вышла из котельной, злая, как кобрища, услышала, поморщилась.

— Ну и нравы у вас…

— У нас демократия, — согласился я. — Конь тоже человек, у него теперь все конституционные права, может выставлять свои кандидатуру в мэры или президенты… К счастью, своим правом не пользуется.

Она спросила с недоверием:

— У вас кони…

— Не только кони, — объяснил я, — а и все живое!.. Нельзя же одним права дать, а другим нет! Это будет расизм и дискриминация, что недопустимо в нашем глупеющем обществе при умнеющих людях… Как там полоска?

Она отрезала зло:

— У вас другая магия! Моя не может ускорить этого зеленого червяка.

— Правда? — изумился я. — Тогда сядьте, отдохните, вы же умственно перетрудились, у вас от усилий спина наверняка болит. Позвольте подложить вам подушечку…

Она поинтересовалась холодно:

— Зачем?

Я пожал плечами.

— Не знаю. Слышал с детства, что принцессам нужно подкладывать под перины горошину, королей опахивают… э-э… опахалами, не знаю, что это, а королевам подкладывают подушечки… под спины или под жопы?

— Дикие у вас люди, — произнесла она с оскорбительным равнодушием, — но, к сожалению, я не могу повести и вас к правильной жизни.

Но подушечку, вырвав из моей руки, все же подложила под поясницу, тем самым подтвердив расхожую теорию насчет того, чем женщины думают.

Глава 13

Странный холодок коснулся моей души, если она у меня есть, как будто неясное предчувствие неприятностей.

Королева взглянула на меня и умолкла на полуслове. Я поднялся, холодок нарастает, я повертел головой по сторонам, а королева спросила тихо:

— Ты из Чувствующих?

Я буркнул:

— А это еще что такое?..

— Есть, — ответила она шепотом, — чувствующие опасность. По-настоящему, а не так, как многим кажется, что чувствуют…

— Не знаю, — ответил я тихо, — когда я был в Зачарованном лесу… что-то произошло. А еще три луны… Меня выжало, как мокрую тряпку. Хорошо, альвы помогли, а то бы сдох. Вроде бы начал предчувствовать… э-э… неприятности.

Она покачала головой, не отводя от меня пристального взгляда.

— Все равно странно…

— У вас под тремя солнцами и лунами, — объяснил я, — выжили только те, у кого чувствительность к ним притупилась. А я из другого мира, я чувствительный! Толстокоже-чувствительный. У вас же тоже рождаются чувствительные, что либо мрут, либо становятся магами…

Я снова прислушался, она спросила быстро:

— Что чувствуешь?

— Опасность, — ответил я медленно, — только далеко. И… она не приближается. Хотя нет, прибли… нет, не приближается, просто смещается по кругу!.. По большому кругу.

Я запнулся, королева не спускает с меня взгляда и, судя по ее лицу, тоже поняла. Некто враждебный обходит по периметру землю, где находится мой очень скромный замок.

После долгой паузы она спросила, не выдержав королевского молчания:

— Ну?

— Ничего, — ответил я шепотом. — То ли унесло… ветром, наверное, то ли лег спать прямо у оградки. Почти ничего не чувствую…