щих войсках Советской Армии, принимал участие в боях армии генерала Москаленко».
Война закончилась для четырнадцатилетнего подростка в танковых частях в Потсдаме.
Мальчишкой присягнув на верность армии именно тогда, когда ей было труднее
всего, поэт до конца жизни не изменил позиции:
«Моя армия – это армия 1941 года - начала 42-го. Еще ближе скажу: моя армия –
отступавшая. Удивительно, я так устроен: болею за команду, которая проигрывает. Они
ближе, понятней…»
ИРИНЕ
В сорок первый,
Весел, шумен,
Я качусь,
На зависть всем,
В двадцать первое июня
На трамвайной «колбасе».
Громыхают перекрестки!
Контролеры не журят...
Гладит ветер
На матроске
Золотые якоря!
И глядят в меня игриво,
Улыбаясь вдрабадан,
Непогибшая Ирина,
Негорящие года.
157
* * *
Только вспыхнет где-то,
Дым метнув степной...
Кажется, что это -
Виденное мной.
В рамы бьет оконные
С ветром снег, сипя.
И солдаты - конные -
Прямо в седлах спят.
Едут не на запад,
А пока назад.
Йода стойкий запах,
Дыма цвет в глазах.
Всех теперь в отряды,
Всех война свела,
И бегу я рядом
До конца села -
Был в солдатских валенках,
Ростом не по мне.
...Я остался маленьким
Где-то на войне.
* * *
Не виноват, что нет тебя,
Мое родное захолустье.
Ты помнишь, я из тех ребят,
О ком темнело небо грустью.
Ты помнишь - плачущих навзрыд!
Пришла беда - ворота настежь.
Я шел в ненастья той поры,
Когда страна была в ненастье
С коротким именем -
Война.
И я -
Под бомбами,
За мамой
Кричал в пространство:
«Отче наш!»
Но отче
Изгнан был из храма.
Ползли не русские кресты.
Глотали танки жизнь и версты...
И потому меня прости,
Когда завидовал я мертвым.
Когда, казалось, сокрушен
Несокрушимый дух России -
Я припадал к земле душой
И болью
Вечно негасимой.
158
БЕЖЕНЦЫ
Деревья
Ветры обмели.
Машинам мокрым голосуя,
Застыли одиночки лип.
Дожди плетутся в даль косую.
Я помню -
Вот такой же день,
Тянулись беженцев обозы
Через разъезженную озимь
В тревогу мокрых деревень.
Под этим небом,
В этом поле
Кому кричать?!
Мы все равны,
Единые судьбой и болью.
Уже кочует полстраны.
И где конец,
И где тепло -
Ответа нет.
Одни вопросы...
И нас уносит под уклон,
Как эшелон
Без паровоза.
* * *
Лунно. Полночь. Луга.
Дремлют кони.
Костерок дымовой на лугу...
Так хочу
Это видеть и помнить,
И прощаясь,
Забыть не могу.
Только взглядом молю, призывая,
Чтобы крик не вспугнул:
«Где же ты?!»
Но в пыли и в дыму Лозовая.
И себя не узнать сквозь бинты.
Подмените меня, замените!
Поезда на горящих путях.
В поднебесье
Разрывы зениток –
Словно белые шапки летят.
Жгут стопы
Раскаленные сходни.
Дальше - поздно.
За насыпью - пост.
И горит меж былым и сегодня
Перебитыми крыльями
Мост.
159
* * *
Мне шел одиннадцатый год,
И не моя вина,
Что не дошел он – что его
Оборвала война.
Слепой, истошный вопль в овсе –
Шли танки с трех сторон,
Давили, били, рвали всех
Без всяких похорон.
На равных
Бой
И крик - ура!
Багряный след в овсе...
И на смерть бил, как били все.
И пропадал - как все:
Стреляю. Плачу. Кровь в зрачок.
Бью в башни, по крестам.
Но под разъездом Казачок –
От пули в бок
Устал.
Устал... Усталости конец –
Убитых братьев зов.
И пил в одиннадцать сырец,
С багровою слезой.
Мне говорят:
«В стихах не плачь!»
И сразу вижу их:
Идет со шмайссером
Палач...
«Их шиссе!»* - не живи!
А я живу. Назло врагу,
Безликости назло.
Где плохо – плачу,
Не могу,
Пред павшими в долгу.
За каждый город и село,
За каждую семью –
В лицо запретчикам смеюсь
За всех, кого смело.
Я вправе говорить за всех,
За всю «братву-славян»!
Кто, ворогу кадык сломя,
Шел под Анадырь
В снег.
Пришел или остался там
Без почестей и дат.
И честь, и память их свята –
Я сам из тех солдат.
……………
* - я стреляю (нем).
160
ИРИНА
Полстолетья кружится
Граната волчком.
Ты упала
На жесткую наледь
Ничком
В сорок третьем,
Весной
Меж гранатой и мной...
* * *
Боль безъязыкой
Не была.
Умеющему слышать – проще:
Когда молчат колокола,
Я слышу звон
Осенней рощи.
Я помню –
В зареве костра
Гортанные чужие речи,
Что миром будет
Править страх,
Сердца и души искалечив.
Так будет длиться –
К году год,
Чтоб сердце праведное
Сжалось,
Любовь
Навечно отомрет,
И предрассудком
Станет жалость...
Но дух мой верил
В высший суд!
Я сам творил
Тот суд посильно,
Чтоб смертный
Приговор отцу
Не подписать
Рукою сына.
ПЕХОТА
…За сто шагов до поворота,
Где Ворскла делает дугу,
Далекой осенью
Пехота
С землей
Смешалась на бегу.
И стала тихой и свободной,
Уйдя в прилужья и поля
Сырой земли
161
С преградой водной
У деревеньки Тополя.
Подбило память серой льдиной:
Я здесь и плакальщик, и гость.
За все-про все –
Надел родимой,
Земли моей
Досталась горсть.
* * *
Для кого и зачем
Из сегодня,
Спотыкаясь
О память и явь,
Я бегу
Под горящую Готню
По разбитым
Осенним полям?
Через смерть,
Через сжавшийся ужас...
Может, где-то
Не все сожжено.
Может, снова кому-то я нужен
С индпакетом,
С краюхой ржаной...
Обгоревшее
Детское счастье!
Батарейный накатистый гул.
Строевые сибирские части
С чернотою
Запекшихся губ.
Отболели
И зажили раны.
И не пахнет
Нагаром в стволе.
Но дымится
Земля под ногами –
Десять лет,
Двадцать лет,
Сорок лет.
* * *
Живых из живых
Вырывали без списков осколки.
И вечностью было –
До третьих дожить кочетов.
Мы шли в неизвестность
На год, на мгновенье, на сколько?
Живые с убитых
Снимали в дорогу кто что.
В большом лиховее
Достаточно малого блага:
162
Ладони в колени,
Свернуться, в скирду завалясь.
И грела живого
Пробитая пулей телага,
Так нынче - уверен –
Не греют тузов соболя.
И снилась не бойня,
Не трасс пулеметных качели:
Мне - кони с цветами в зубах,
Их несла половодьем весна.
О сколько ж их было
В судьбе моей,
Страшных кочевий!
И видевших сны,
И не вставших из вечного сна...
НА ВЕТЕР, НА ОСЕНЬ
На ветер, на осень
Развеяло выстрелов залпы.
Могила и каска –
В октябрьском дожде, как в росе.