— Тьфу ты! — Я открыла глаза и выпрямилась. — Ладно. Слушаю. Что такое так необходимо мне сообщить, что вам даже смерть не помешала?
— М-да… — Она окинула меня долгим взглядом. — Даже не верится, что это ты. Но никто другой мое послание прочитать не смог бы.
— Так, может, ошибочка вышла? Я никаких посланий в глаза не видела.
— Читать не только глазами можно, но и душой, — назидательно проговорила женщина. — Когда букв и в помине нет, а слова чужие в уме возникают.
— Это уже «шизофрения» называется, — буркнула я.
— Ну уж не знаю, как в твоем времени заговоры окрестили. Только на моей памяти у них название раз пять менялось.
— Не важно, — буркнула я, капитулируя. Ясно, что пока непонятная тетка не выскажется, мне из вывертов собственного подсознания не выбраться. — Давайте уже к делу. Не хочу, чтобы меня Васька в библиотеке нашел. У него какое-то нездоровое пристрастие к воде: опять в луже очухаюсь.
— Васька? — переспросила женщина, внезапно улыбнувшись. — И как он?
— Кот? — опешила я. — Нормально. Полон чувства собственной важности, уверен в абсолютной неотразимости. В общем, вполне нормальный кот, только говорящий.
— И как у тебя с ним отношения складываются? — продолжила допытываться она. — Не ради забавы спрашиваю. Надо так.
Я кое-как подавила очередной приступ злости: в бесполезности споров у меня уже был случай убедиться. Да и первоначальный шок от появления очередной говорливой родственницы уже прошел, сменившись пока еще слабым голосом разума: «Одну бабку уже упокоила без разговоров, и куда тебя это привело?»
— Нормально складываются. Шуточки у него, конечно, могли бы быть и посмешнее. А так человек хороший. То есть кот хороший, разумеется.
— Хороший человек, это точно, — задумчиво повторила женщина, усаживаясь напротив меня. — А что из прошлой жизни вспомнила?
— В каком смысле? — снова опешила я. — Ничего.
— Да нет. Что-то да вспомнила, иначе заговор на свитке тебя бы сюда не привел…
— Вы уж извините, но я ничего не понимаю.
— Что, и сны тебе в последнее время странные не снились? — прищурилась женщина.
— Да мне в последнее время только такие и снятся. Вы вот, например, сейчас снитесь. Это считается?
— Считается, да только это уже конец, а мы с тобой пока с началом не разобрались.
— Слушайте… Вы меня сюда притащили, чтобы загадки загадывать? — снова начала злиться я.
— Ты не серчай, не серчай, — попеняла тетка. — Я же не просто так спрашиваю. Думаю, как тебе новости… точнее, «старости» сообщить так, чтобы не напугать еще больше.
— Ваши недомолвки уже напугали меня похлеще всех новостей. Пардон, «старостей», — скривилась я.
— Да? Странно. Я в твои годы больше всего боялась ответственность за чужую жизнь на свои плечи брать. Но, раз ты такая бесстрашная, изволь…
— Стоп! Какую еще чужую жизнь?!
— А, — усмехнулась женщина. — Все ж сначала начнем?
— Пожалуй, — пошла на попятный я.
— Изволь… Здравствуй, потомок. Зовут меня Яга, и я твоя нраира… уж и не знаю сколько раз прабабка.
Я почувствовала, как медленно отвисает челюсть, и поспешно захлопнула рот. Вот тебе и «предок»…
— Здрасте…
— Снятся тебе сны непонятные, странные, — нараспев продолжила Яга. — И пугают и притягивают так, что вырваться ты из них не можешь.
— Снятся…
— Ну вот. Не сны это, а жизнь твоя прошлая, прожитая. А может, и не одна…
— Чего? Это я в прошлой жизни мужиком была?!
— А? — сбилась с былинного напева женщина и уставилась на меня.
Настал мой черед любоваться, как она ловит отвисающую челюсть.
— Ага, — не отказала себе в удовольствии съязвить я. — Бегала по лесам, девок деревенских по лугам обжимала… Потом, правда, на полянке застряла. И, судя по тому, что жизнь «прошлая», там и померла с голоду.
— Девок… Поляна… — Яга вскинула на меня загоревшийся одновременно и пониманием и беспокойством взгляд. — Тебе Рос привиделся?!
— И не один раз, — подтвердила я. — Вы что, серьезно?! Он — это я?!
— Нет! Конечно, нет!
Фух…
— Но вот то, что ты его видела, это странно… Очень странно. А что еще ты видела вот такого, будто из прошлого?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Девушку видела. Птаха! Так он ее назвал, — задумалась я, вспоминая ночной кошмар. — Она сначала с ним гуляла, потом он в рысь превратился. Потом видела ее мертвой, там еще звери дрались. Вас видела в этой вот избушке. Дядьку бородатого. И в подвале у вас кто-то выл… — Я невольно покосилась на прикрытый сейчас половиком люк в подпол.
Яга проследила за моим взглядом и нахмурилась еще больше:
— Не могла ты тот вой слышать… Разве что… Долго ты тут задержалась. Эх… знать бы раньше!
— Да объясните вы по-человечески! — взорвалась я. — Что это за девушка? Кто выл у вас в подвале?! И почему этот парень, Рось, сидит на какой-то поляне и ровным счетом ничего о себе не помнит, кроме того, что он плохой?!
— А погода? Погода там какая?! — Яга вскочила и заметалась по горнице из угла в угол.
— Погода? — ошалела я. — Солнце светит…
Она громко выдохнула и буквально упала обратно на лавку.
— Правда, Рось говорил, что это только когда я прихожу. А так дождь и холодно. Я видела. Вроде…
— Рос… Его зовут Рос… Господи, девонька… Что же я наделала, — схватилась за голову Яга и вдруг тихо заплакала.
С минуту я в полном отупении хлопала глазами. Но в этих слезах, медленно стекавших по пальцам и падавших на кипенно-белую скатерть, было столько тоски, что даже мне стало не по себе. Я встала и, обойдя стол, присела рядом с Ягой, осторожно погладив ее по плечу:
— Эй… Может, не все так плохо? Это же всего лишь сон?
— Очень длинный страшный сон… Только Рос об этом не знает, — качнула головой она. — Для него все по-настоящему: каждая минута… каждый год… или столетие… Ты сколько лет Ключ?
— Лет? Я еще и месяц не отметила.
— Уже легче. Мать твою как звали? А бабку? Были Ключи среди них?
— Нет, — качнула головой я. — Да вы и сами знаете. Бабка моя — Марфа. Ваша дочь. А Ключом я стала после Мавры. — Я назвала дату своего исторического похода за наследством, будь оно неладно.
— Вот оно что… — протянула Яга. — Триста…
— Что?
— Триста лет он там. Быстро ты вернулась. Да для него каждый день за сто лет идет, коли все так, как ты сказываешь. В общем, расскажу я тебе быль одну страшную. А ты уж рассудишь, что прабабка натворила, благо али пытку. Видела ты во сне свою жизнь прежнюю. И что увидала ее, едва Ключом став, признак хороший.
— Почему это?
— Потом объясню. Ты слушай. Было время, в одной из жизней стала я Ключом по матери своей. В тихие годы Врата под мою руку перешли. Жила я в свое удовольствие. И дочку прижила, Марфушу. То ли я ее разбаловала от любви чрезмерной, то ли отцовское что в ней проснулось, а стала она девицей жестокой да заносчивой. Да материнское сердце глаза слепит. Не углядела я в ней злого. И к Вратам с собой брала, рассказывала ей все, что сама знала. Только про жизни прошлые, что каждый Ключ с собой в новую берет, не сказывала. Ни к чему ей то было.
— Почему?
— Потому что Врата наследницу Ключу сразу по рождении отмечают. И имя ее в свиток пишут. Какое при рождении дадено, то и запишется. А коли имя сменится али наследница умрет, то и запись поменяется. Понятно? Знала я, что не быть Марфе Ключом. Оттого и таскала ее за собой к Вратам да к озеру, чтобы показать, что не дар это бесценный, а ярмо тяжелое.
— Понятно…
— Тебе понятно. А она не поняла ничего, — с сожалением покачала головой Яга. — Родилась у меня вторая дочь. От мужа дорогого да любимого. И Врата ее наследницей признали. Глупость я сделала, Марфе о том сразу же и рассказала. А она обиду затаила. Дочь я сестре своей, знахарке деревенской, на воспитание передала. Чтобы успела девочка пожить жизнью живой, прежде чем к Вратам отправляться. Так в нашей семье спокон веку заведено было. Парень у нее завелся. Рос этот. Мужа моего брат названый. Я только обрадовалась. У оборотней век долгий, не Ключам чета, но и не человек-однодневка.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})