— Так точно, все командующие это уже оценили, — ответил Деникин. Отчего зашумели все присутствующие офицеры, кроме обоих адмиралов.
— Хорошо, а что с моральным состоянием солдат и офицеров?
— Разрешите говорить всю правду?
— Да, говорите, как есть.
— Дело в том, что солдаты заняли позицию обмана и лицемерия. Полковые комитеты и все остальные, получая в руки красное знамя, клянутся отдать за него жизнь. Но как только следует команда атаковать, они начинают митинговать и отказываются наступать. Благодаря вашему решению отозвать военных комиссаров, в армии снова установилось единоначалие. Но есть ещё одна проблема — полковые комитеты, даже если среди них есть и положительные элементы, то это, скорее, редкость, чем правило.
Большинство из них обнаружило страшное стремление к власти. Так, например, фронтовой комитет требует передачи правительственной власти комитетам на местах. Они требуют, чтобы все меры воздействия налагались не только на солдат, но и их начальников, невзирая на субординацию. А если быть точнее, то вопреки ей. Но позвольте, какая у солдата ответственность, а какая у офицера?!
— Я понимаю, что ещё? — подбодрил Керенский генерала Деникина, невольно замолчавшего.
— Солдатские комитеты приобрели такие права, что они уже смещают начальников. Так в 1 Сибирском корпусе комитет сместил начальника корпуса, его начальника штаба и командира 1 стрелковой дивизии. Я не допустил этого. Но генерал, не буду называть его фамилии, в самых расстроенных чувствах пришёл ко мне и попросил его отстранить, потому как он не может вынести этого наглого и безответственного решения. Многие офицеры растеряны, они не понимают, как до этого единая армия начала распадаться буквально за месяц.
Людей буквально подменили. Вчерашние герои, сейчас они могут вести себя абсолютно по-скотски. Я прошу прощения перед вами и другими офицерами, но хочу донести до вас степень морального разложения солдата, которую спровоцировал Приказ № 1. Один из солдат, который стоял на посту и охранял полковое знамя, увидев мимо проходящего генерала, громко испортил воздух, сделав это специально.
На замечание генерала он дал абсолютно наглый ответ: «Сейчас все равны и у нас свобода!» Я понимаю, что поменялось многое, но оскотиниться до такой степени, это просто возмутительно. Не говоря о том, что офицерам угрожают, их оскорбляют, их убивают. Генерала Носкова, героя, георгиевского кавалера, потерявшего руку в одном из сражений, убили. Его вызвали для объяснений две роты и закололи штыками, как какие-то изверги, когда он сделал им замечание.
В последнее время, благодаря поиску и уничтожению большевистских и эсеровских агитаторов, на что вы дали указание, в войсках понемногу восстанавливается дисциплина. Количество братаний резко уменьшилось. Но теперь за дело взялись меньшевики и анархисты, а также некоторые более мелкие и неизвестные нам партии. Особую роль в этом явлении играют евреи, что служат на офицерских должностях.
Они всячески пропагандируют солдат и натравливают их на других офицеров, да и не только они. Есть среди офицеров и русские, и поляки, а особенно малороссы, усиленно навязывающие солдатам желание покинуть войска и вернуться домой. Это также недопустимо, но, не имея власти, мы не можем пресечь подобные разговоры и подобные действия. У нас же революция прошла и всё можно!
Деникин ещё долго говорил, а Керенский всё мрачнел и мрачнел. Он, конечно, знал, что всё плохо, но не до такой же степени! Оказывается, его шаги уже начали приносить долгожданный эффект, но предпринятых усилий было всё же недостаточно.
— Я понял вас, спасибо, прошу садиться. А что скажут нам морские офицеры? Прошу вас, товарищ адмирал Колчак, охарактеризовать положение дел на Черноморском флоте.
Адмирал Колчак встал, одёрнул китель и решительно вышел к карте. Взяв в руки указку, он кратко охарактеризовал действия, что вёл в ходе войны Черноморский флот.
— Спасибо! — Керенский уткнулся в свою бумаженцию, на которой набросал тезисно несколько вопросов, которые хотел узнать, боясь их забыть в ходе проведения совещания.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Так, а что вы скажете о потоплении новейшего линкора «Императрица Мария» в 1916 году? Насколько я знаю, он взорвался прямо на рейде и непонятно почему. Что скажете, адмирал?
Горбоносый Колчак задвигал желваками, обдумывая ответ.
— Был взрыв в носовой части корабля. Причиной взрыва послужило возгорание пороха с последующим подрывом снарядов, сложенных в пороховом погребе.
— То есть, вы отрицаете сам факт диверсии?
— Да, по моему мнению, его не было.
— Что же, я вас услышал. А вот адмирал Григорович в ходе расследования установил, что данный взрыв послужил причиной халатности и был скорее всего сделан адской машинкой, установленной в погребе. Причина халатности ясна. Ключи от пороховых погребов хранились не только под охраной часового в шкафчике, но и у хозяина погребов. А также отсутствовал люк в погреб, что дало возможность скрытного проникновения внутрь кого угодно, переодетого рабочим или матросом. Что скажете?
— Эти выводы ошибочны. Было возгорание, сдетонировали снаряды и последовал взрыв. Это был мой флагман, я знаю, о чём говорю.
— Понятно, а какое настроение у матросов?
— Исключительно боевое.
— Хорошо, прошу вас садиться.
Керенский взял трубку телефона и позвонил кому-то.
— Ротмистр, вы готовы. Да?! Тогда я вас жду у себя.
Положив трубку обратно, Керенский посмотрел на адмирала Максимова.
— Ну, что же, а теперь прошу сделать доклад командующего Балтийским флотом.
Максимов кашлянул, встал и вышел к карте, у которой за минуту до него стоял Колчак.
— Прошу вас, начинайте.
В этот момент в дверь громко постучали.
— Войдите.
В кабинет вошёл ротмистр Попель, а с ним два унтер-офицера, вооружённые карабинами.
— Мы готовы, кого прикажете арестовать?
— Товарищи! — обратился сразу ко всем Керенский. Мною вскрыт очередной заговор на флоте. Адмирал Колчак в связи с уголовным делом об измене Отечеству арестован. Прошу вас сдать кортик. Ротмистр, господина адмирала в «Кресты».
Все застыли, ротмистр шагнул к Колчаку, тот выпрямился.
— Прошу вас, господин адмирал, следовать за мною.
— Я протестую, — сказал генерал Алексеев.
— Против чего? — поинтересовался у него Керенский, — против измены?
— Это не доказано. Иначе, как произволом, арест адмирала Колчака назвать нельзя.
— Действительно, то-то я смотрю, отречение императора было написано карандашом, да на клочке бумаги. Не иначе, тоже был чей-то произвол. Как вы считаете, господин генерал?
Алексеев сник, все остальные молчали, адмирал Максимов побледнел. Колчак шагнул вперёд.
— Я не виновен.
— Возможно, революционный трибунал разберётся, уведите адмирала.
Два унтера стали бок о бок с адмиралом и после того, как он сдал свой кортик, увели его
— Ну что же, господа, нас ждёт адмирал Максимов, не будем его томить. Прошу вас, докладывайте.
Сбиваясь и путаясь, Максимов стал представлять доклад о положении дел на флоте. Доложив, по его мнению, всё, он замолчал.
— Скажите, вот вас назначили общим голосованием матросы Балтийского флота, а в связи с чем вы им приглянулись? За какие заслуги это произошло, я вот не в курсе и хотел бы узнать об этом лично от вас? И очень прошу вас сделать это поподробнее. Ведь от этого зависит ваша судьба…
— Эээ. Я не могу вам так прямо сказать. Видимо, у них были на это причины. Я всегда хорошо относился к солдатам, не бил, не унижал их, в ответ они и приняли такое решение, — сильно нервничая, ответил Максимов.
— А вот я знаю, почему. Во-первых, вы всячески этому способствовали, проводя среди них агитацию за себя любимого, не чураясь ничем. То, что вы одним из первых нацепили красный бант, ровным счётом не доказывает того, что теперь вы достойны стать командующим флотом. Вон, генерал Брусилов тоже никогда не симпатизировал, по его словам, революции, а когда она случилась, вдруг стал её ярым поклонником. Ведь так, господин генерал?