Ему нужно было поговорить с кем угодно, но с человеком без сердца, без сострадания. С человеком, которому безразлично.
– Вы знаете, что случилось? – спросил он.
– Ну, я же читаю газеты.
– В газетах писали не все.
Последовала пауза.
– Продолжайте.
Голос ее звучал жестко, бесчувственно. Идеально.
– Я сидел в кабинете шефа…
– Мне уже скучно. Это долгая история?
Бовуар злобно посмотрел на нее:
– В одиннадцать часов восемнадцать минут позвонили.
Она фыркнула:
– Так точно?
Он встретился с ее взглядом:
– Да.
Перед его мысленным взором снова возник угловой кабинет шефа. Стоял ранний декабрь, и Монреаль за окнами был холодный и серый. Они обсуждали один трудный случай в Гаспе, когда секретарша шефа открыла дверь. Звонил инспектор из Сент-Агата, там случилась стрельба. Один агент был ранен, другой пропал.
Но на самом деле он не пропал, он был на телефоне и просил соединить его с Гамашем.
События после этого разворачивались быстро, и в то же время им казалось, что это длится вечность. Прибывали агенты, группы быстрого реагирования были приведены в боевую готовность. Спутники, съемка, анализ. Отслеживание. Все было задействовано. Не прошло и нескольких минут, как в большом офисе началась бешеная деятельность, видимая сквозь окна в кабинете старшего инспектора. Все совершалось по протоколу, прописанному старшим инспектором Гамашем.
Но в его кабинете царили тишина. И спокойствие.
– Извините. Извините меня, – сказал агент Морен, когда его соединили с шефом.
– Это не твоя вина. Ты не ранен? – спросил Гамаш.
Теперь Бовуар говорил по другой линии. По причинам, которые ему пока были не ясны, они не смогли определить номер, И человек, который удерживал Морена и стрелял в другого агента, казалось, был невозмутим. Он передал трубку обратно молодому агенту, но прежде прояснил кое-что.
Он не собирался ни убивать Морена, ни отпускать его. Он просто оставит молодого агента связанным.
– Спасибо, – сказал Гамаш.
За стеклом Бовуар видел, как агенты работают за компьютерами, делают записи, слушают, устанавливают место звонка. Он почти что видел пальцы, летающие над клавиатурой.
Еще несколько секунд – и они будут знать, где находится агент Морен. Но Бовуар испытывал беспокойство. Почему на это уходит столько времени? Это должно делаться мгновенно.
– Вы сядете мне на хвост, я знаю, что сядете, – сказал фермер. – Поэтому я сделаю так, чтобы у вас отпало это желание.
– Ничего подобного я делать не собираюсь, – солгал Гамаш.
– Может быть, – сказал человек с густым деревенским акцентом. – Но я не собираюсь рисковать.
Что-то шевельнулось в Бовуаре, и он посмотрел на Гамаша. Шеф стоял, глядя перед собой сосредоточенно, прислушиваясь, думая.
– Что вы сделали? – спросил Гамаш жестким, непреклонным голосом.
Последовала пауза.
– Я связал вашего агента и прикрепил к нему кое-что.
– Что?
– Я эту штуку сам сделал.
Голос человека звучал оправдательно, слабо, он пытался объясниться. Это был испуганный голос, а значит, непредсказуемый, что могло привести к самым страшным последствиям. Худший тип преступника, берущего заложников. С такими трудно иметь дело. Они в любой момент могут впасть в панику. Разум покидает их, и они ведут себя исходя не из здравого смысла, а из страха.
– И что это такое? – спросил Гамаш.
Бовуар понимал, что делает шеф. Он пытался стать сильным центром, к которому может тяготеть слабый, испуганный человек. Чем-то надежным, твердым, предсказуемым. Властным.
– Это из удобрения. Я не хотел, но отделаться от вас я смогу только так.
Разбирать голос становилось все труднее и труднее. Сочетание акцента и слов, приглушенных отчаянием.
– Взрыв произойдет через двадцать четыре часа. В одиннадцать часов восемнадцать минут завтра утром.
Бовуар записал это, хотя не сомневался: он этого не забудет. И он был прав.
Он услышал, как шеф резко вздохнул, потом помолчал, пытаясь обуздать ярость.
– Это ошибка, – сказал он ровным голосом. – Вы должны обезвредить бомбу. Вы только ухудшаете собственное положение.
– Ухудшаю? Как его еще можно ухудшить? Тот другой агент мертв. Я убил полицейского.
– Мы этого не знаем.
– Я знаю.
– Тогда вы знаете, что мы рано или поздно найдем вас. Вы же не хотите всю жизнь провести в бегах? Все время спрашивая себя, не стоим ли мы уже за дверью.
В трубке на некоторое время замолчали.
– Сдайтесь, – сказал Гамаш низким, спокойным, рассудительным голосом. Умный друг с хорошим предложением. – Я обещаю, что вам не будет причинено никакого вреда. Скажите, где вас встретить.
Бовуар смотрел на шефа, а шеф смотрел на стену, на громадную карту Квебека. Оба посылали мысленные сигналы человеку увидеть резон в этом предложении.
– Не могу. Мне пора. Счастливо оставаться.
– Стойте, – выпалил Гамаш, потом с огромным трудом взял себя в руки. – Стойте. Подождите. Не делайте этого. Если убежите – будете потом жалеть всю жизнь. Если вы причините вред Полю Морену, вы об этом горько пожалеете.
Его голос был едва ли громче шепота, но даже у Бовуара мурашки побежали по коже от угрозы в голосе Гамаша.
– У меня нет выбора. И еще одно.
– Что?
За пределами офиса отдела по расследованию убийств приводилось в действие более современное оборудование. Бовуар увидел старшего суперинтенданта Франкёра – тот шел к кабинету Гамаша. Гамаш тоже увидел его и повернулся к нему спиной, целиком сосредоточившись на голосе в трубке.
– Я не хочу, чтобы вы преследовали меня.
Дверь открылась, и вошел старший суперинтендант Франкёр, на его красивом благородном лице застыло решительное выражение. Гамаш так и не повернулся к нему. Инспектор Бовуар взял Франкёра под локоть:
– Вам нужно выйти, сэр.
– Нет, мне нужно поговорить со старшим инспектором.
Они вышли за дверь.
– Шеф говорит с человеком, который взял заложника.
– С убийцей. Агент Биссонет умер от раны пять минут назад.
Он сунул правую руку в карман пиджака. Это был знак, который все знали, знак того, что старший суперинтендант ужасно разгневан. Офис, в котором только что кипела активность, погрузился в тишину, в нем звучали только два голоса, громких, отчетливых. Голоса старшего инспектора и убийцы, выведенные на динамики.
– Я принимаю командование на себя, – сказал Франкёр и снова направился к двери, но Бовуар встал перед ним:
– Вы можете принимать командование на себя, я не могу вас остановить, но это кабинет старшего инспектора, и ему сейчас необходима приватная обстановка.
Они уставились друг на друга, и в этот момент раздался голос Гамаша.
– Вы должны прекратить это, – сказал Гамаш. – Сдавайтесь.
– Не могу. Я убил копа. – Теперь голос этого человека звучал почти истерически.
– Тем больше у вас оснований сдаться мне. Я вам гарантирую безопасность. – Голос убедительный, рассудительный.
– Я должен бежать.
– Тогда почему же вы не ушли? Почему позвонили мне?
– Потому что мне пришлось.
Наступило молчание. Бовуар теперь видел лицо шефа в профиль. Его глаза были прищурены, брови насуплены.
– Что вы сделали? – чуть не прошептал Гамаш.
Гамаш собрал дневники и, оставив записку со своим адресом и номером телефона на столе Рено, вышел на улицу и направился к дому.
Время перевалило за полночь, а гуляки все не успокаивались. Он слышал чуть поодаль гудение пластиковых рожков и неразборчивые крики.