Читать интересную книгу Пётр и Павел. 1957 год - Сергей Десницкий

Так, благоденствуя под надёжной охраной Антона, он пережил в коммуне суровую голодную зиму двадцатого года. А весной, когда потянуло с юга влажным теплом и длинные острые сосульки стали ронять в рыхлый грязный снег крупные прозрачные капли, Сизый вызвал своего ординарца на откровенный разговор и предложил из "Второго Интернационала" бежать. Тот, не задумываясь, согласился.

Три недели они тайком ото всех сушили сухари, а в начале апреля поздней безлунной ночью, когда снег сошёл и установилась относительно сухая дорога, бежали из колонии. За ними, как водится, была устроена погоня, но недаром Антона уважало начальство. Он придумал и осуществил очень простой, но довольно хитроумый план. Вместо того, чтобы постараться в первую же ночь как можно дальше убежать от погони, беглецы целую неделю сидели в двух шагах от ворот коммуны. Убежищем им служила старая заброшенная лачуга полевого сторожа. Вот для чего сушили они сухари и три недели обходились без хлеба.

Когда страсти, вызванные их побегом из колонии, улеглись, отважная двоица выбралась из своего убежища и устремилась к своей самой заветной цели – в Москву!

Добирались они в столицу преимущественно на крышах товарняков и, хотя путешествие это длилось больше месяца и сопряжено было со многими опасностями и приключениями, но в конце мая беглецы ступили, наконец-то, на брусчатку Каланчёвской площади, у трёх вокзалов.

Радости их не было предела.

Однако долго радоваться не пришлось, так как нужно было заботиться о хлебе насущном, и Антон взялся за дело.

Из таких же, как и они, безпризорников он в две недели сколотил крепкую шайку. Их было шестеро, и назывались они "форточники". Шныряя по улицам, они искали окно на первом этаже с открытой форточкой. Москвичи, несмотря на свой столичный гонор, довольно безпечны и частенько уходят из дому, не заботясь о безопасности своих жилищ. Так вот, найдя такое окно и убедившись, что в квартире никого нет, шайка Сизого приступала к "работе". Трое тут же становились на "атасе", двое подсаживали Володьку, а он, как самый маленький, пролезал в открытую форточку и либо открывал Антону входную дверь изнутри, либо через окно передавал своим товарищам всё самое ценное, что находил в доме незадачливых хозяев.

"Работа" эта приносила им довольно приличный доход. В роскоши они, конечно, не купались, но жили безбедно. Во всяком случае, не думая о куске хлеба с маслом. И такая безоблачная жизнь продолжалась почти всё лето.

Однако, сколько верёвочке ни виться, а кончик у неё всегда есть.

Однажды в конце августа Владимира по обыкновению затолкали через форточку в очередную квартиру, а там его приняли в свои объятья весёлые ребята из МУРа. Они давно охотились за шайкой Сизого и устроили в доме процветающего дантиста засаду.

Старших во главе с Антоном судили и отправили на четыре года в исправительно-трудовую колонию, а самого младшего, поскольку тому только-только исполнилось семь лет, и он никак не подпадал под уголовный кодекс, повезли в очередную сиротскую коммуну, кажется, имени Розы Люксембург.

Безродный перезимовал у этой загадочной Люксембургской Розы, а весной, используя свой "форточный опыт", убежал от неё и вернулся в Москву. Прежние связи среди преступных малолеток у него сохранились, и очень скоро он прибился к новой шайке под водительсвом Хмыря-беззубого. У коренастого, совершенно рыжего Хмыря на самом деле были во рту всего два передних зуба, остальные ему выбили в какой-то жуткой драке. Он гнусавил, шепелявил и вообще выглядел весьма непрезентабельно. Но в данном случае внешность главаря не имела для Володьки никакого значения, так как "голод не тётка" и "хочешь жить – умей вертеться"! Эти две азбучные истины Хмырь накрепко вбил в светловолосую голову нового члена шайки. Затем научил его гнусавить и велел отрастить ногти на правой руке.

Банда Хмыря занималась тем, что нападала на одиноких хорошеньких дамочек. Выставив напоказ длинные грязные ногти и гнусавя, что есть силы, одетые в жалкие лохмотья пацаны свирепо угрожали: "Отдавай сумочку, стерва, а не то сифилисом заражу!" Дамочки, как правило, страшно пугались и, отшвырнув сумочку от себя подальше, с криками: "Милиция!.. На помощь!.. Милиция!.." – пускались наутёк.

Эта "работа", конечно, была грязнее "форточной" и не приносила прежней азартной радости, но почти целый год Владимир верой и правдой служил Хмырю, и, без сомнения, опять попался бы в руки милиции, и вновь отправился бы в очередную коммуну, если бы не встретился на его жизненном пути совершенно необыкновенный человек Леопольд Карлович Вайс.

Этот стройный поджарый человек с гривой седых волос, покрывавших его нордический череп, очень гордился своей родословной. Он утверждал, что является прямым потомком обрусевших немцев из Лотарингии, попавших в Россию ещё в допетровские времена. Вот только в отличие от своих славных предков, гражданин Вайс занимался не вполне законным промыслом и был известен в милиции и воровских кругах под кличками "Немец" и "Немой". Попросту говоря, Леопольд Карловичем был вором-карманником высшей квалификации. Как сочеталось его старинное дворянское звание со столь низким промыслом, он сам объяснить даже не пытался, но профессию свою очень любил и гордился славой непревзойдённого специалиста среди ведущих карманников страны.

Однако в то время, когда повстречался ему белоголовый отчаянный паренёк с небесно-голубыми глазами, гражданин Вайс отошёл от дел – проклятая глаукома заставила его отказаться от практической работы, и занимался он теперь лишь тем, что за умеренную плату давал уроки мастерства зелёной, неопытной молодёжи, ещё только начинающей свой путь в воровском деле.

Леопольд Карлович очень привязался к Володьке. Стал звать его на немецкий манер "Вольдемар", поселил в своей восьмиметровой комнатушке в коммуналке на Сретенке, а главное, передал начинающему коллеге главный секрет ремесла.

В пору расцвета своей карьеры Вайс "работал" под маской глухонемого. Выбрав "объект", а это был, как правило, человек из разряда состоятельных, солидных мужчин, Леопольд Карлович подходил к жертве и, протягивая записочку с заранее написанным адресом, просил указать ему дорогу. При этом очень натурально мычал и жестикулировал, изображая глухонемого. Импозантная внешность, тонкий аромат французского одеколона и холёные руки, за которыми Леопольд Карлович тщательно следил, внушали его собеседнику безграничное доверие, и тот начинал охотно втолковывать несчастному калеке, как пройти или проехать по указанному на листке адресу. Красавец немой, естественно, не сразу понимал, что ему говорили, отчего объяснение затягивалось, через минуту-другую оба переходили на язык жестов, в воздухе начинали безпорядочно мелькать руки, слышались одни междометия, но, наконец, всё разъяснялось, и довольные друг другом собеседники расходились каждый в свою сторону. При этом "немой" уносил с собой не только приятные воспоминания о трогательной встрече с милым доверчивым человеком, но также портмоне, карманные часы, а случалось, даже обручальное кольцо или массивный золотой перстень с пухлой руки наивного буржуя.

Чтобы овладеть таким фантастическим мастерством, конечно, требовалось время, а главное – талант, который у юного Вольдемара, несомненно, был. Азбуку жестов он освоил необыкновенно быстро. Мычать, еле выговаривая обрывки слов, труда для него не составило, потому что актерскими способностями Володька тоже обладал, и даже в избытке. Хуже обстояло дело с руками. Парнишке никак не удавалось молниеносно извлечь из кармана своего учителя увесистый кошелёк. Тот в самый неподходящий момент либо выскальзывал из слабых мальчишеских пальцев, либо предательски застревал где-то в глубине кармана и никак не хотел вылезать наружу.

Но недаром говорится: 'Терпение и труд всё перетрут!" Вольдемарушка грыз гранит воровской науки до седьмого пота, без каникул и выходных, и такое усердие дало знать о себе. Примерно через полтора года после начала обучения профессор решил вывести ученика "в люди". Местом для практических занятий он выбрал площадь у трёх вокзалов. Тут кишмя кишел человеческий муравейник, в котором легко было затеряться при случае и где чаще, чем в других местах, попадались ошалевшие приезжие, оглушённые столичным шумом и суетой.

Правда, первый опыт чуть было не закончился плачевно. Заметив на своей законной территории новое лицо, старые карманники поначалу решили проучить его как следует, но, увидев, под чьим прикрытием "работает" белоголовый паренёк, тут же ретировались. В результате новичок так ловко обработал упитанного нэпмана, что тот не заметил, как лишился серебряных часов на массивной, опять же серебряной, цепочке и кошелька, в котором денег было немного, но в данном случае учителя волновала не прибыль, а практический результат, а он превзошёл все его ожидания.