Повернувшись спиной к королевскому посланцу, принц, сложив позади руки, продолжил прогулку вдоль берега медленно текущей реки, в чьих водах отражались кусты роз и последние лучи заходящего солнца.
Фридрих Вильгельм III остался доволен достигнутыми фон Шильденом результатами. Послушание сына ободряло, но в вопросах любви силы человеческие не беспредельны, и он счел нелишним принять некоторые меры предосторожности.
— В этих условиях, — сказал он своему эмиссару, — я не хочу, да и не могу запрещать принцу Вильгельму встречаться с княжной Элизой. Но вы, фон Шильден, лично проследите: пусть один из моих адъютантов постоянно находится — при сыне, когда тот посещает дворец Радзивиллов. Чувства этой девушки нам неизвестны, и не стоит потакать дьяволу!
Чувства Элизы — да они ангельски просты: два года уже обожает Вильгельма, и несмотря на юный возраст, прекрасно знает, что не полюбит никого другого. После недавнего первого своего выхода в свет красавица полька так мыслила свою жизнь: это непрерывная череда праздников, где она танцует с Вильгельмом, выезжает на охоту, сопровождая его, аплодирует ему на парадах — и сладкие мгновения наедине с ним, обожание Вильгельма в полном спокойствии… И вовсе не нужно, чтобы он признавался в любви, она ее видит, эту любовь. Взаимная их нежность навеки отражена на небе — пусть служит образцом для всех влюбленных на земле. Точно как любовь Ромео и Джульетты… только с надеждой на счастливый конец!
По правде говоря, когда она глядела в зеркало, собственное отражение вселяло большие надежды на успех: бело–розовое личико хрупкой, прелестной девушки — блеск и очарование черт невольно наводили на мысль о саксонском фарфоре… Она умна и хорошо воспитана, любит музыку и играет на музыкальных инструментах. У нее добрая душа, а единственные явные недостатки — легкомыслие, вполне простительное в этом возрасте, и ясная предрасположенность к подначкам. И посему ей нравилось «приводить в ярость» Вильгельма, когда тот приходил в дом ее родителей с продолжительными визитами — в это время оба вели себя как дети. Но Элиза и Вильгельм могли и часами молчать, когда им случалось гулять рядом по саду, — ни единого слова, но общение их так красноречиво…
Увы, после вмешательства фон Шильдена — об этом девушка, разумеется, ничего не знала — эти приятные отношения сильно изменились. Началось с того, что во время рождественского поста Вильгельм ни разу не появился во дворце Радзивиллов. Более того, получив приглашение на прием, прислал короткую протокольную записку: сообщил о невозможности своего участия — его полку приказано выехать на маневры. Записка адресована матери Элизы, а она, бедное дитя, напрасно прождала письма от друга. Потом стало еще хуже!
В один прекрасный день Вильгельм все–таки явился. Полная счастья, Элиза, как всегда, кинулась ему навстречу, едва заслышав топот его коня во дворе, с криками:
— Вильгельм! Дорогой мой принц! Наконец–то вы приехали! Как я рада!
Порыв ее угас на последней ступени великолепной мраморной лестницы; он не бросился навстречу с протянутыми вперед руками, как делал обычно милый Вильгельм, а застыл, словно по команде «Смирно!», и медленно переломил надвое свое большое тело в протокольном поклоне. Стоявший за его спиной старый генерал–его тень, произвел то же самое.
— Рад снова видеть вас, Элиза! Не могла бы княгиня, ваша мать, принять меня?
Девушка, глубоко пораженная, не нашла в себе сил ответить. Почему здесь этот старый генерал, зачем Вильгельм привел его с собой. Принц словно понял этот молчаливый вопрос и слегка обернулся к своему ментору.
— Едва не забыл представить вам генерала фон Гершфельда — король, мой отец, специально приставил его присматривать за мной.
Единственный раз Элизе изменило чувство юмора: за каким чертом Вильгельму нужно, чтобы за ним присматривали, когда он хочет встретиться с ней?!
— Мама дома, — проговорила она наконец ровным голосом. — Я сообщу ей о вашем визите.
И скрывая слезы, прошла в вестибюль дворца, сопровождаемая Вильгельмом и старым генералом.
Никогда ни один визит к княгине Радзивилл не проходил столь мрачно, как посещение Вильгельма в сопровождении старого
генерала. Княгиня посмотрела на молодых людей поочередно: на лице Элизы явно горе, принц буквально проглотил саблю. Девушка чувствовала настоящее отчаяние: никогда еще не испытывала такого ощущения беспомощности, одиночества, душевной тоски… Ее дорогого Вильгельма словно подменили!
Чтобы избавиться от хлынувшей потоками тревоги, решила отвлечься и встала.
— Забыла вам сказать, дорогой Вильгельм, у нас появились новые пони, совершенно великолепные. Не хотите ли взглянуть?
Принц тут же вскочил на ноги, словно подброшенный пружиной, сохраняя при этом чопорное выражение лица.
— Буду рад. Готов следовать за вами, княжна.
Но радость Элизы от того, что ей наконец удалось вытащить его из салона, оказалась кратковременной. Старый генерал почти одновременно с Вильгельмом встал и последовал за ним. Надежды девушки остаться хотя бы на мгновение наедине с любимым развеялись как дым. Куда ушли недавние милые разговоры… как заговорить сердцу под хмурым взглядом старого кривоногого служаки?!
Она приободрилась при мысли, что в королевском дворце вскоре предстоит бал: обычно Вильгельм после обязательных «рабочих», танцев на все остальные приглашал только ее.
Увы, пусть перед выездом из дворца Радзивиллов зеркало подтвердило ей, что она очаровательна, — дорогой Вильгельм пригласил ее на танец всего лишь раз, а когда по окончании танца повел ее в буфет, освежиться напитками, девушке пришлось констатировать, что генерал фон Гершфельд как тень следует за ними. Вернувшись домой после этого ужасного бала, она, бедное дитя, упала на постель и зарыдала.
— Он меня больше не любит!.. — бормотала Элиза в паузах между рыданиями. — Он даже не смотрит на меня! Может, я ошибалась? Может, он меня никогда и не любил?.. О, Вильгельм, Вильгельм!.. За что?
Будь она более опытной, непременно заметила бы явную грусть на лице принца, а возможно, и горестные взгляды, которые он бросал на нее тайком. Но она сама невинность, еще и страдала легкой близорукости.
А несчастный Вильгельм нес свой крест. Элизу он обожал — теперь так сильно, как никогда. Ему пришлось приложить все силы, чтобы держать себя в руках в ее присутствии и соблюдать линию поведения, которую сам себе предписал. Но это становилось все труднее, страдания — все 6олее невыносимыми, и молодой человек спрашивал себя, как долго сумеет стоически выносить эту пытку.