Потемкин знал, что со всеми придворными партиями справиться невозможно, и потому стал «учтив предо всеми», как писала графиня Румянцева, — особенно перед Паниным. Панин казался «более довольным», чем до появления Потемкина; но говорили также, что Потемкин, «имеющий вообще репутацию лукавого и злого человека», может «воспользоваться добротой Панина».[195]
С помощью Панина Потемкин надеялся нейтрализовать великого князя цесаревича Павла, который жаждал роли, соответствующей его положению. Павел не любил Орлова, но нового фаворита возненавидел еще больше, сразу почувствовав, что тот обеспечит его изоляцию. Нанося визит матери, Павел столкнулся с Потемкиным и, поборник прусской военной дисциплины, выказал недовольство его нарядом. «Батинька, В[еликий] К[нязь] ко мне ходит по вторникам и по пятницам от 9 до 11 часов. Изволь сие держать в памяти вашей».[196] Хорошо еще, что Павел не застал Потемкина в незапахнутом халате, с платком на голове.
Панин попытался склонить раздраженного цесаревича на сторону «умного» фаворита.[197] В результате Потемкин использовал Панина, который думал, что использует Потемкина.
Сначала Потемкин сконцентрировал свои усилия на уральском мятеже. 22 марта генерал Александр Бибиков разбил 9-тысячную армию Пугачева, снял осаду Оренбурга, Уфы и Яицкого городка и выгнал самозванца из его «столицы» Берды. Фаворит предложил своего троюродного брата, Павла Сергеевича Потемкина, на пост главы Тайной комиссии, которая учреждалась в Казани для изыскания причин мятежа (подозревали козни французов и турок) и наказания преступников. Екатерина приказала Захару Чернышеву вызвать Павла Потемкина с турецкого фронта.
Павел Сергеевич был истинным представителем культуры своего века: бравый воин, тонкий придворный, поэт и полиглот, первый переводчик Руссо на русский язык. Как только он прибыл в Петербург, Екатерина отправила его к Бибикову.[198] Теперь, когда Бибиков был близок к поимке Пугачева, а Павел Потемкин спешил помочь ему покончить с неприятными деталями, влюбленные сосредоточились на русско-турецкой войне.
«Что значит, матушка, артикулы, которые подчеркнуты линейками?» — читаем каракули Потемкина на проекте мирного соглашения. Ниже — объяснение Екатерины: «Значит, что прибавлены и на них надстоять не будут, буде спор бы об них был». Призванный в советники императрицы, он немедленно начал работать вместе с ней над инструкциями для фельдмаршала Румянцева. Сначала наблюдатели решили, что он пытается низвергнуть своего бывшего начальника. Легенда утверждает, что Потемкин всю жизнь завидовал тем, кто имел несчастье равняться с ним талантом. Это не так. «Говорили, что он не хорош с Румянцевым, — сообщал Сольмс Фридриху, — но теперь я узнал, что, напротив того, он дружен с ним и защищает его от тех упреков, которые ему делают здесь». Жена фельдмаршала также с удивлением отмечает:
«Григорий Александрович столько много тебе служит во всяком случае и, пожалуй, поблагодари его. Вчерась он мне говорил, чтобы ты к нему обо всем писал прямо».[199]
Чтобы подтолкнуть турок к столу переговоров, требовался какой-то энергичный ход, но для запланированной переправы через Дунай истощенная армия Румянцева нуждалась в подкреплении.
В конце марта 1774 года Потемкин убедил Екатерину «дать полную мочь П.А. Румянцеву, и тем, — по ее собственному выражению, — кончилась война».[200] Румянцев получил полномочия провести переговоры на месте согласно инструкциям, данным ему Екатериной и Потемкиным, но без необходимости сноситься с Петербургом. 10 апреля фельдмаршалу послали новые мирные условия, отредактированные Потемкиным. Но тут умер султан Мустафа III.
На турецкий престол вступил его брат Абдул-Хамид. Французы — а возможно, и двуличные пруссаки — подстрекали Порту к продолжению войны: Фридрих, хотя и завладев изрядным куском Польши, продолжал завидовать русским завоеваниям на юге. Переговоры надо было снова завоевывать. Румянцев приготовился переходить Дунай.
Первым шагом Потемкина к власти стало вступление в члены Государственного совета, консультативного военного кабинета, созданного Екатериной еще в 1768 году. Возвышение фаворита описывали как быстрое и легкое, но на самом деле благосклонность императрицы отнюдь не гарантировала ему власти. Потемкин считал, что он готов заседать в Совете, однако немногие были того же мнения. Кроме того, все члены Совета имели чин первого или второго класса по табели о рангах, а Потемкин — лишь третий.
«Я не член Совета, — говорил он французскому дипломату де Дистроффу. — Почему же вы не сделаетесь им? — Этого не желают, но я заставлю».[201] Такая откровенность удивила француза. Почти всех дипломатов он шокировал своими откровенными репликами «в сторону». Послы понимали, что, проведя всего несколько месяцев в алькове императрицы, Потемкин жаждет скорее получить реальную власть и не терпит промедлений.
Когда двор переехал на лето 1774 года в Царское Село, Екатерина все еще отказывалась назначить его в Совет. «В субботу, когда я сидел за столом рядом с ним и с императрицей, — записал Дистрофф, — я увидел, что он не только не разговаривает с ней, но даже не отвечает на ее вопросы. Она была вне себя, и все мы в большом смущении. Молчание нарушил шталмейстер [Лев Нарышкин], но и тому не удалось оживить беседу. Встав из-за стола, императрица удалилась и потом вернулась с заплаканным лицом».[202] Добился ли Потемкин своего?
«Миленький, — писала Екатерина 5 мая, — как ты мне анамесь говорил, чтоб я тебя с чем-нибудь послала в Совет сегодня, то я заготовила записку, которую надлежит вручить Кн[язю] Вяземскому. И так, естьли итти захочешь, то будь готов в двенадцать часов или около того. А записку и с докладом Казанской Комиссии при сем прилагаю». Это кажется разовым поручением, но фактически она приглашала Потемкина принять участие в Совете. Вручив записку генерал-прокурору, Потемкин уселся за главный стол — и остался за ним навсегда. «Ни в одной другой стране, — сообщал Ганнинг в Лондон на следующий день, — фавориты не возвышаются так быстро. К величайшему удивлению членов Совета, генерал Потемкин занял место среди них».[203]
Примерно в это время Казанская Тайная комиссия открыла «заговор»: план убийства Екатерины в Царском Селе. Пойманный пугачевец признался на допросе, что посланы убийцы. Екатерина не принимала этих сведений всерьез: «Я думаю, что гора родит мышь».[204] Но Потемкин обеспокоился и запросил у Вяземского подробности дела.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});