Читать интересную книгу Тимбукту - Пол Остер

— Надо немного отвлечься, — говорила Полли. — Не исключено, что это поможет. Черт побери, Пег, пора разобраться в чувствах. К тому же у меня задержка уже десять дней и, если это то, что я думаю, решать надо быстро.

Затем после короткой паузы:

— Нет. Я ему еще ничего не говорила. Но эту поездку придумал он, и я пытаюсь увидеть в этом добрый знак.

Последовала еще одна пауза, а затем Мистер Зельц услышал фразу, из которой наконец понял, что такое «семейный отпуск».

— Мы поместим его в собачью гостиницу. Говорят, здесь, милях в десяти, есть одна очень славная. Спасибо, что напомнила, Пег. Я, пожалуй, прямо сейчас этим и займусь. Там бывает трудно найти свободное место под Рождество.

Мистер Зельц стоял и ждал, пока она закончит фразу, уставившись на нее одним из тех печальных и стоических взглядов, которыми собаки смотрят на людей вот уже сорок тысяч лет.

— Не переживай, Пусик-Пампусик, — сказала Полли, вешая трубку. — Это же всего две недели. Ты не успеешь и соскучиться, как мы вернемся. — Затем наклонилась и обняла его: — Все равно я буду скучать по тебе больше, чем ты по мне. Я тебя обожаю, старина, и просто жить без тебя не могу.

Ну ладно, если они вернутся, все не так уж плохо. Это, разумеется, не означало, что он не предпочел бы поехать вместе с ними. Он, конечно, не мечтал сидеть взаперти в гостиничном номере во Флориде или путешествовать в багажном отсеке самолета — для него это было делом принципа. Может быть, Мистер Зельц был слегка избалован вниманием, но ему всегда казалось, что собачье счастье не только в том, что тебя любят. Оно в том, что без тебя не могут обойтись.

Печально, но что поделаешь, мир на этом не кончался. Мистер Зельц понимал, что как только он оправится от первого разочарования, то смирится с неизбежным и отбудет свой тюремный срок покорно и с достоинством — в конце концов, ему случалось оказываться и в худших переделках. Но не прошло и трех дней после этого известия, как он впервые почувствовал болезненные судороги в кишечнике. Через две с половиной недели болезнь захватила все его туловище и конечности и проникла даже в горло. Злые духи терзали его изнутри. Мистер Зельц был уверен, что все это — по вине доктора Бернсайда. Лекарь слишком увлеченно глазел на ноги Полли, чтобы обследовать его тщательно. Очевидно, он упустил что-то важное, не посмотрел его кровь под правильным микроскопом или что-нибудь в этом роде. Симптомы были слишком невнятными, чтобы сделать определенные выводы; внешние проявления: рвота, понос, паралич и прочее — отсутствовали, но Мистер Зельц чувствовал себя все хуже и хуже. Вместо того чтобы относиться ко всей этой истории с семейным отпуском наплевательски, он все больше и больше переживал и тревожился, строил тысячи предположений, и то, что поначалу казалось не более чем маленьким камешком на дороге, быстро превратилось в огромную гору.

Дело не в том, что собачья гостиница представлялась ему таким уж плохим местом: Мистер Зельц прекрасно понимал свою неправоту, и когда Алиса и Дик отвезли его туда утром семнадцатого декабря, он вынужден был признать, что Полли хорошо позаботилась о нем. «Собачья гавань» ничем не напоминала «Синг-Синг», или «Чертов остров», или какой-нибудь другой концентрационный лагерь для брошенных и несчастных животных. Расположенный в сельской местности на участке в двадцать четыре акра, который некогда являлся частью большой табачной плантации, этот четырехзвездочный собачий отель способен был удовлетворить прихоти самых избалованных домашних любимцев. Уютные спальные вольеры располагались вдоль восточной и западной стен просторного амбара из красного кирпича. Их было шестьдесят — отдельный вольер для каждого постояльца, причем гораздо более просторный, чем конура Мистера Зельца. Их не только чистили ежедневно: каждый вольер был снабжен мягкой, свежевыстиранной подстилкой и резиновой игрушкой для жевания в виде косточки, кошки, мышки — в зависимости от вкусов клиента. Сразу же за задней дверью амбара находился огороженный круговой участок в два акра, который служил для дневных прогулок. По желанию предоставлялось диетическое питание и раз в неделю — бесплатное купание.

Но все это не имело никакого значения, по крайней мере для Мистера Зельца. Окружавшая его роскошь не производила на него впечатления, ничто не вызывало у него ни малейшего интереса, и даже после того как его представили владельцам и служащим отеля — все как один были заядлыми собачниками, — у него так и не возникло желания остаться. Это, разумеется, не остановило Дика и Алису: они все равно уехали. Мистеру Зельцу хотелось выть от того, как подло они поступили, даже несмотря на то что он видел в глазах Алисы, когда та прощалась с ним, слезы любви и горя. На свой грубоватый лад грустил, оставляя Мистера Зельца, даже Дик. Наконец фургон Джонсов промчался по грязному проселку и скрылся за главным зданием. Провожая его глазами, Мистер Зельц впервые начал понимать, в какую историю он попал. Дело было не в том, что у него на душе кошки скребли, и даже не в страхе. Что-то неприятное творилось с ним самим, зрело внутри и готово было вот-вот прорваться и лопнуть. Голова болела, желудок пылал, и слабость охватила колени, так что стоять он почти не мог. Ему дали еду, но его тошнило от одной мысли о ней. Ему предложили кость, но он отвернулся. Он хотел только пить, но когда принесли воду, он сделал два глотка и больше не стал.

Клетка его располагалась между скулящим десятилетним бульдогом и приторной золотистой лабрадоршей. Обычно такая крупная сука немедленно провоцировала у него ожесточенный нюхательный рефлекс, но в тот вечер он лишь мельком отметил ее присутствие и тут же, рухнув на подстилку, впал в беспамятство. Находясь в бессознательном состоянии, он увидел во сне Вилли; это случалось с ним и раньше, но если прежде хозяин являлся с отеческим поучением или ободрением, то теперь он предстал перед Мистером Зельцем в гневе. Возможно, дело было в лихорадке, сжигавшей внутренности пса, а может, что-то случилось с хозяином в Тимбукту и теперь Мистеру Зельцу явился не тот Вилли, которого он знал и живым, и мертвым последние без мала восемь лет, а другой — мстительный и саркастический, Вилли-демон, Вилли, начисто лишенный доброты и сострадания. Бедный Мистер Зельц так перепугался, что не удержался и в первый раз за всю свою взрослую жизнь сходил под себя.

Хуже всего было то, что фальшивый Вилли выглядел точь-в-точь как настоящий и одет был в тот же самый поношенный костюм Санта Клауса, который Мистер Зельц видел на хозяине каждое Рождество в течение семи лет. Но самое страшное заключалось в том, что действие во сне происходило не в одном из знакомых мест, вроде вагона подземки, а прямо здесь и сейчас, вот в этой клетке, где находился Мистер Зельц. Пес закрыл глаза, а потом открыл их: Вилли сидел перед ним в углу, прислонившись спиной к прутьям.