Вопрос власти и народа в России поставлен давным-давно. В реформах ли императора Александра I, Столыпина ли; в том, как реорганизовывался один комитет в другой, как собиралась Государственная дума… Примеров тому масса, опыт богатейший. Все «сегодняшние» вопросы о власти возникали всегда, и надо не искать ответа только в сиюминутных ситуациях, а надо знать то, как это происходило.
Потому что, хотя изменились люди, погибла во многом культура, разрушена церковь, вывернут наизнанку уклад жизни, но где-то там, глубоко, в генетической сфере, все равно остался этот народ, у которого в истории не последние лишь десятки лет, а века, столетия большой созидательной работы… (II, 25)
(1992)
Константин Леонтьев когда-то тонко заметил, что «власть должна быть красивой…».
Для многих людей старшего поколения красота, эстетика власти были воплощены в образе вождя народов. Не их вина, а беда, что они почитали ее за красоту истинную. Если возможны некоторые параллели, то это примерно то же, что любование базарным китчем (лебеди и т. п.), и даже предпочтение его искусству подлинному.
Трагедия этого периода нашей истории в искажении чувства прекрасного и подмене здоровой монархической идеи большевистским китчем… (II, 24)
(1998)
Куда же двигаться?
Да ничего не нужно придумывать или выписывать откуда-то издалека. Почитайте хотя бы гениального русского философа и государственника Ивана Ильина. «Не ясно ли, – писал он еще в 1949 году, – что для спасения множества виновных людей и множества невинных людей от лютой нужды и гибели необходима будет единая сильная государственная власть, доктринальная по объему полномочий и государственно-национально настроенная по существу».
И думать о такой власти нужно сейчас, пока крайние слева или крайние справа не использовали накопившуюся у народа тоску по порядку в своих (опять в своих!) интересах. (I, 73)
(2001)
Я надеюсь, теплится все-таки во мне надежда, что наконец к власти ее жрецы отнесутся как к Божьему промыслу.
Предвижу, что даю повод для иронии. Но как православный человек действительно считаю: власть – это
Божий промысл. Недаром в каждой литургии каждое воскресенье во всех православных церквах России звучит просьба к Господу Богу: помочь власти и воинству; власти, над нами поставленной, и воинству, нас оберегающему. Не от рабства же русский человек просит за власть: он хочет, чтобы Бог помог этой власти быть честной и справедливой по отношению к тем, над кем она поставлена.
Если смотреть на власть как на Божий промысл, невозможно тупо и пошло просто использовать ее для того, чтобы мягче спать и слаще есть самому.
Как говорил Платон: во власти должны быть лучшие… (I, 81)
(2009)
Пришла пора определяться: кто мы, куда мы идем, зачем мы, с кем мы? Потому что неопределенность для России с ее масштабами, просторами, часовыми поясами – это самое страшное и опасное, причем не только для самой России…
Я считаю, что безвластие для России и последствия безвластия в России намного более жестокие и кровавые, чем последствия любой (пусть меня осудят), любой, пусть даже самой худшей власти. (XII, 15)
Вертикаль власти
(2001)
Думаю, что сегодня принципиально важно прийти к сочетанию вертикали власти и децентрализации социальной жизни.
Когда-то власть соединила в центре страны и культуру и быт: театр – это Москва, кино – Москва, колбаса – опять же в столице…
Затем рассыпалась централизация власти.
Поэтому важна децентрализация культурно-социальной жизни, когда культивируются понятия «малая родина», «свой говор», «свои традиции»… а власть централизуется, укрепляется ее вертикаль.
Взятые сами по себе, централизация власти (в худшем случае) приводит к диктату, а децентрализация власти – к хаосу.
Но хуже хаоса в России быть ничего не может.
От диктатуры в России плохо русским, а от хаоса будет плохо всем. (I, 83)
(2010)
Ну хорошо, убрали вертикаль власти. Что будет здесь, в России?
Интервьюер: Неизвестно.
Неизвестно? А я тебе скажу. В России результаты отсутствия власти тысячекратно страшнее и кровавее, чем результаты любой самой жестокой диктатуры.
Намного страшнее. И самое страшное, что этот хаос везде.
Когда есть диктатор, одни его обожают, а другие его ненавидят, но ты его хотя бы видишь, знаешь. А безвластие – этот коллективная безответственность, она всегда в России заканчивалась великой кровью.
Но сейчас-то тоже в некотором смысле хаос.
Давай все-таки соизмерять тот хаос, который есть при этой вертикали власти, с тем хаосом, который будет, если ее не будет.
Это разные вещи. (II, 64)
Преемственность власти (2001)
Сегодня я размышляю о том: почему должна быть преемственность власти в России?
Вот четыре года строится какая-то страна, и президент такой-то ее создает. Через четыре года новые выборы, и приходит к власти человек с негативной информацией на предшественника и начинает поворачивать страну в другую сторону…
А что делать тем, которые приняли присягу? Что вообще могут значить четыре года для такой страны, как Россия?!
Тут не может прижиться опыт другой страны. Здесь вступает в силу теория больших чисел – вы летите восемь часов над страной, где говорят на одном и том же языке люди, воспитанные в одной культурной среде.
Когда я говорю о преемственности, недаром вспоминаю российских императоров, отвечавших за страну, понимавших, что эта страна достанется человеку, который им дорог.
Царь не оставлял преемнику разруху. Любой человек, который оказывается волей Божией на высшем посту страны, обязан думать о том, кто придет ему на смену. (I, 83)
Противостояние властей
(1998)
В России три раза было лобовое противостояние властей.
В 1917 – Дума против Императора. В 1991 – ГКЧП против Верховного Совета. В 1993 – Президент против Верховного Совета.
Во всех случаях это кончалось вооруженным столкновением.
Причем столкновение было лишь в одной точке – в столице, а волны шли по всей России. Два раза при этом менялся режим и разваливалась страна. А в 1993 году хоть до этого и не дошло, но рубец на лице власти остался глубокий.
Кто от этого выиграл?
«Победителей» Февральской революции сдуло через несколько месяцев… «Победители» 1991-го, где они?
Где Бурбулис, Хасбулатов, Кобец, Станкевич? (I, 73)
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});