— Псих! Ты что, окончательно сошел с ума?! — Заорал я, хватаясь за лошадиную шею. Конь только презрительно фыркнул и, развернувшись, понесся обратно. Я бросил поводья (а смысл, если этот сумасшедший конь поступает так, как хочет он, а не я) и вцепился обеими руками в гриву, вырывая из нее клоки волос, молясь, чтобы Психу не пришла в голову идея снова меня подбросить. Тогда я точно костей не досчитаюсь!
Наконец, Псих подбежал к Элли, который, усевшись на землю с только-только пробивающейся травкой, с косой ухмылкой наблюдал за нами. Я с тихим стоном соскользнул со спины коня и улегся на землю. Псих уткнулся носом в мою макушку и фыркнул, взъерошивая волосы, а потом с гордым видом потопал в загон.
— Может, объяснишь мне, что с моим конем? — Задал я вопрос, впрочем, не особо надеясь на то, что Элли мне ответит.
— А что с ним? — Эльф перевел на меня задумчивый взгляд желтых глаз.
— Почему он ни с того, ни с сего начинает подбрасывать меня? Что с ним такое? — Не думаю, что для лошадей подобное поведение является нормой… Или в этом мире все лошади с подобными причудами?
— Этот конь всегда был немного ненормальным, — Элли вытянулся рядом со мной, подложив руки под голову. — А ты еще и усилил это, дав ему такое… оригинальное имя. Не волнуйся, конь, связанный контрактом, не может каким-либо образом навредить своему всаднику. Я думаю, что таким способом он выражает свои эмоции.
Мда-а-а… Значит, эта колбаса неощипанная чуть не угробила меня только потому, что захотела показать свои «чуйства»? Однако… Впрочем, здесь я сам виноват. Что с психа взять? Да еще и буйного, судя по всему…
Все оставшееся до ужина время я, стараясь не слушать язвительные высказывания эльфа, пытался поладить со своим конем. Получалось плохо. Когда эта зверюга невоспитанная окатила меня грязью из лужи, я стерпел. Когда меня чуть не лягнули, я заскрежетал зубами, но стерпел и это. Но когда Псих попытался отгрызть кончик моей косы…
Нет, будь моя воля, я бы постригся под бобрик, но этому мешали два существенных фактора.
Во-первых, сколько бы я, пока была такая возможность, не стригся, волосы упорно отрастали до прежней длины. Так что самый кончик моей косы как раз достигал середины голени. Хорошо еще, что ниже они не росли! Вот только я так и не понял, за что же мне такое наказание? Не иначе, за то, что я когда-то хотел иметь длинные волосы. Вот теперь и мучаюсь! Поскольку для того, чтобы укладывать волосы магией, нужно было гораздо больше силы, чем можно было использовать в ошейнике, я обзавелся сразу тремя личными парикмахерами, роль которых играли близнецы. Сам же я теперь мечтал лишь об одном: найти такое заклинание, которое блокирует рост волос, и постричься налысо!
А во-вторых, хозяйка, придя в восторг от моей шевелюры, что-то намудрила, и теперь, стоило мне даже немного подкоротить волосы, как они мало того, что тут же отрастали, так еще и начинали нещадно болеть! Хотя, казалось бы, как могут болеть волосы? Но это было.
Как мне было сказано: «Это для того, чтобы ты не вздумал обрезать такую красоту». Интересно, хозяйка на мне опыты ставит или в игрушки играет? Если с первым я более-менее смирился, то со вторым категорически не согласен! Я же не кукла!
И вот теперь эта кляча, не обращая внимания на мои крики, подцепила кончик косы и начала меланхолично его жевать! Зашипев наполовину от бешенства, наполовину от боли, я рывком выдернул косу из пасти наглой скотины и, вцепившись ей когтями левой руки в загривок, отчеканил, глядя Психу в глаза:
— Слушай меня, ты, кляча невоспитанная! Или ты прекращаешь издеваться и начинаешь меня слушаться, или я пущу тебя на конскую колбасу! Тебе яс-с-сно? — Сорвался я на шипение.
Псих, дернувшись, внимательно уставился на меня своими лиловыми глазами, всем своим видом изображая невинно обиженного. В ответ я оскалился, крепче сжимая руку. Один из когтей проткнул коню шкуру, и тонкий ручеек крови потек по моей руке. Псих дернулся, тяжело вздохнул и покорно склонил голову. Вот так-то! А то будет надо мной всякая колбаса издеваться!
Попросив Элли залечить ранку от моего когтя («- И когда ты научишься не резать своими когтями все подряд? — Когда сам к ним привыкну!»), я решил разобраться с устройством седла. Ремешки, ремешки… ой, веревочка… Вроде, она ничего не держит. А если ее разрезать?
— Неудачная идея, — вздохнул я, глядя, как седло рассыпается на составные части.
Эльф хмыкнул, глядя на результаты моего самоуправства, и, подойдя поближе, начал объяснять мне устройство лошадиной упряжи.
* * *
В день отъезда к нам в казарму на рассвете зашла хозяйка. Как оказалось, пришла она затем, чтобы скрыть наши ошейники. А как же! По уже не раз отработанной легенде, мы — отряд наемников, традиционно представляющий хозяйку на гладиаторских боях. А если кто-нибудь заметит рабские ошейники — все, хозяйку проклянут так, что мало ей не покажется.
Еще дамочка что-то намудрила с ошейниками сильфов, чтобы тот разноцветный туман, который был у этих мелких созданий за спинами, начал казаться другим — свободным — обитателям этого мира крыльями. Сам я никаких изменений не видел в упор, но, как оказалось, ошейник отлично разрушает иллюзии подобного рода, «наложенные с помощью артефактов подчинения». Сам я с трудом понял, что это за артефакты такие и что за иллюзии особого рода. Старею, видимо, раз подобные прописные истины, известные любому любителю фэнтези, уже вылетели из моей головы…
А потом начались сборы в дорогу, в процессе которых я понял, что сорок гладиаторов разной расы вполне способны устроить небольшой Армагеддон. Близнецы в поисках чего-то там носились по всей долине, что-то нечленораздельно вопя, за ними, не отставая, бегал русоволосый сильф (Вася! Вообще-то, полное имя сильфа было Авассирианисс, но я упорно сокращал столь зубодробительное именование до милого моему слуху Васи. Сильф скрипел зубами, но терпел) и требовал отдать ему его вещи. Какие именно, я так и не понял. То ли рубашку, то ли любимый ножик, то ли вообще — заначку…
Эльфы дружно окопались в оружейной и явно не собирались вылезать в ближайшее время. Оттуда то и дело доносились вопли на мотив: «Это моя игрушка!». Как дети, ей-богу. Клыкастые, глазастые, остроухие дети природы… И, как всем маленьким детям, жестокости — невольной жестокости — им не занимать. Ну кто еще в ответ на безобидную шалость в виде перца в морсе подложит в постель ядовитую колючку? Счастье еще, что яд был не смертельным, и все обошлось лихорадкой и грандиозным скандалом с надиранием ушей, устроенным Элли своему собрату…
Гроуд вдруг решил, что его секира недостаточно острая, и теперь пытался пробиться в оружейную за точильными камнями, откуда его раз за разом выпихивали разбушевавшиеся клыкастые. В конце концов, в очередной раз шмякнувшись в пыль, гном яростно взревел и, подскочив, понесся на таран оружейной. Высадив дверь (а жаль, дверка была толстая, хорошая… теперь же эти щепки годятся только на растопку), гном скрылся в недрах здания, откуда практически сразу же донеслись громогласные матерные вопли, причем на нескольких языках одновременно.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});