возвращения с Бердичевской казачьей конференции мне некоторое время пришлось ужасно скучать на окончательно закисших позициях вдоль Стохода. В дополнение ко всему я вынужден был отказаться от поездки на две недели в отпуск в Киев, которую планировал на август. Я скопил на эту поездку немного денег и с нетерпением ждал возможности приятно провести время в Киеве с девушкой, которую знал много лет. Вместо этого я проиграл все свои сбережения и жалованье за пару месяцев в карты и остался сидеть в размокшем окопе. Больше я никогда не играл на деньги.
Еще одним следствием моего проигрыша стал тот факт, что я смог взять отпуск только в конце октября – да и то только потому, что вовсю экономил и поехал не в Киев, а домой. Я прибыл в Царское Село как раз перед началом решительных событий в Петрограде – всего в пятнадцати милях к северу.
Часть вторая
Гражданская война в России, 1918–1920 гг
Глава 4
«Десять дней, которые потрясли мир» – какими их видел я
Большевики захватывают власть в Петрограде
Вернувшись в октябре 1917 г. домой, в отпуск, я обнаружил, что обстановка в Царском Селе заметно изменилась в сравнении с тем, каким я оставил город восемью месяцами раньше, накануне революции. Мы по-прежнему снимали тот же маленький домик – № 6 по Захаржевской улице в районе Царского Села, известном как София. Мама продолжала работать старшей сестрой милосердия все в том же лазарете; сам лазарет, однако, перевели в другое здание и называли теперь «лазарет № 3». Императрицам и великим княжнам после революции февраля 1917 г. запретили там работать, а в начале августа их сослали в Сибирь, в город Тобольск[39].
В то время у нас гостила мамина подруга Лидия Федоровна Краснова – жена генерала Петра Краснова, которому суждено было сыграть в надвигавшихся событиях очень значительную роль.
Когда я приехал, в доме царило беспокойство. Все вокруг полнилось ожиданием каких-то событий, которые должны были вот-вот начаться. Росло ощущение, что дальше так продолжаться не может.
Правительство Керенского уже не пользовалось поддержкой сколько-нибудь существенных групп населения, а роль премьера в деле Корнилова лишила его даже поддержки большей части тех офицеров, кто еще пытался сдержать в своих частях анархию.
Задолго до этого запасные гарнизоны в Петрограде и других городах потеряли всякое подобие дисциплины. Солдаты проводили время на политических митингах, голосовали за резолюции и ходили по улицам с демонстрациями в поддержку самых разных политических требований. На офицеров, пытавшихся восстановить в своих частях хоть какой-то воинский порядок, тут же вешали ярлыки контрреволюционеров и, в лучшем случае, вынуждали уйти. Нередки были и убийства.
В данных обстоятельствах продолжение войны с Германией стало невозможным. Хаос в тылу разлагающе действовал и на фронтовые части. В этой связи генерал Петр Краснов писал, имея в виду запасные тыловые гарнизоны: «…необходимо как можно скорее заключить мир, распустить и отправить обратно по деревням эти массы народа, лишившиеся рассудка…»
Мало кто на Западе понимает даже теперь, насколько близоруки были западные союзники, когда настаивали, помня только о своих интересах, чтобы Россия любой ценой продолжала войну, – несмотря на ужасные жертвы, которые она принесла общему делу. Близорукость обернулась катастрофой. Джордж Ф. Кеннан единственный из известных мне американцев, кто сумел, по всей видимости, понять это (см. предисловие). То, что Россия не вышла из войны, сделало внутреннюю победу большевизма в ней неизбежной.
Последней отчаянной попыткой остановить развал армии стал так называемый Корниловский мятеж 27 августа (9 сентября) 1917 г. Генерал Корнилов не был ни монархистом, ни контрреволюционером. Сын простого сибирского казака и киргизки (или бурятки), он унаследовал от матери отчасти монгольские черты лица и гордился своим низким происхождением. Как талантливый и храбрый солдат, он понимал, что ни одна армия не сможет функционировать в условиях, с которыми мирилось правительство Керенского. В качестве вновь назначенного главнокомандующего генерал Корнилов потребовал возвращения офицерам рычагов дисциплинарного воздействия и направил III кавалерийский корпус в Петроград с приказом о роспуске городского Совета – где родился губительный «Приказ № 1» – и разоружении неуправляемых запасных частей местных гарнизонов. Есть некоторые указания на то, что Керенский поначалу был согласен с этими действиями, но затем изменил свое мнение и объявил генерала Корнилова мятежником. Железнодорожные рабочие отказались вести эшелоны 3-го кавалерийского корпуса, и вся операция провалилась. Командир корпуса генерал Крымов покончил с собой, а генерал Корнилов был арестован. Начиная с этого момента ничто уже не могло сдержать большевиков с их пропагандой сепаратного мира.
К концу октября 1917 г., когда я прибыл в Царское Село, повсюду уже ходили слухи о неминуемом и скором вооруженном захвате власти в Петрограде большевиками. В это же время в Петрограде в отпуске с фронта из казачьего полка находился один из моих одноклассников по Императорскому училищу правоведения. Мы с ним объединили усилия и решили попытаться выяснить, где и кому мы можем предложить свою добровольную помощь в борьбе с красными, если они попытаются устроить восстание. Мы обошли весь город и были поражены тем, что обнаружили. Везде шли разговоры о неминуемом большевистском восстании, но нигде не предпринималось ничего серьезного, чтобы подготовиться и достойно встретить его, – деморализация была всеобщей и полной. Единственным местом, где нас немного обнадежили, оказался офис Союза казачьих войск.
Однажды вечером друг позвонил мне из Петрограда; похоже было, что события вот-вот начнутся. Я уехал из Царского Села на первом же поезде и заехал за другом к нему на квартиру; оттуда мы вместе направились в Союз казачьих войск, но контора его оказалась закрыта. Кто-то сказал нам, что центр организованного сопротивления – в Зимнем дворце, так что мы двинулись туда пешком вдоль Невского проспекта, главной артерии Петрограда. На полпути нас остановили красногвардейцы – вооруженная милиция из рабочих; они выстроились цепочкой поперек улицы и никого не пропускали. Нам сказали, что дальше нас не пропустят до тех пор, пока не будет подавлено сопротивление сторонников Керенского в Зимнем дворце. К этому моменту вечер уже наступил, было темно. Чтобы не привлекать к себе лишнего внимания, мы купили билеты в оперетту, которая, как обычно, давала представление здесь же рядом, на одной из боковых улиц. Каждые несколько минут один из нас подходил к двери и выяснял обстановку. Время от времени слышалась беспорядочная стрельба. Затем все стихло. Еще через некоторое время красногвардейцы ушли с Невского; возобновилось движение. Режим Керенского в Зимнем дворце защищали только женский