— Я не враг Лирании, и мне жаль солдат, они не виноваты, что ты стоишь во главе.
— Ты — предатель!
— Я не враг Лирании! Но тебя в город я пустить не могу!
На стенах послышался гул недоумения, он нарастал, как громовые раскаты.
— Схватить предателя! — командовал Сергиас из-под стены.
Эолисский гарнизон стоял без движения, лишь отдельные солдаты, уверенные в том, что сам министр обороны ошибаться не может, тихо спускались со стен. Сергиас отдал приказ ломать ворота, Микаэлос — защищать город. Среди солдат крепло недоумение, как можно защищаться от собственной армии. Верные Микаэлосу солдаты пусть неохотно, но все же выполнили приказ. Эолисские гарнизоны раскололись на тех, кто послушал Микаэлоса и на тех, кто остался верен графу Доресу. на стенах Эолиса закипела борьба. Микаэлос и сам участвовал в ней, но спустя минут двадцать сопротивление остатков его армии было сломлено, Владыку схватили, и ворота были открыты. Войска вошли в город, братья Дорес, сопровождая какую-то черную карету, направились в ратушу.
Войска разместили по домам мирных жителей. Ближе к вечеру мирных жителей погнали к Ратуше. Немногие, кто смог спрятаться, сидели по укрытиям. Почти весь Эолис согнали к ратуше, где наскоро был сооружен помост.
На помост вывели связанного Микаэлоса, Сергиас сказал прочувствованную речь о любви к Лирании и предателях. Из речи следовало, что Микаэлос предатель каких мало, и по законам военного времени его следует казнить здесь и сейчас. Немногие отметили, что в речи Эолис три раза упоминался, как "гнездо предателей" и "гангрена на чистом теле Лирании", еще Сергиас что-то говорил о том, что вскоре город предстанет обновленным и чистым.
Без лишних слов Микаэлоса уложили головой на плаху.
— Ты что-то хочешь сказать, Владыка? — спросил Сергиас.
— Хочу, — тихо ответил Микаэлос, — но не вам. Вашему брату.
Сергиас знаком подозвал Жореса.
Микаэлос что-то шепнул на ухо Жоресу. У того глаза налились кровью, он выхватил меч из рук брата и ударил им по шее Владыки. Кровь забрызгала все вокруг. Жорес, забыв обо всем, мочалил тело врага, пока голова не покатилась с плахи на помост.
Жители Эолиса рыдали, Владыку в городе любили, кто-то отворачивался, детей прятали, чтобы те не видели происходящего, среди жителей поднялось волнение.
— Очистить город! — раздалась команда Сергиаса.
В толпу ворвались пехотинцы, псари спустили злых собак, с крыш на жителей обрушились стрелы. Эолисские войны вступились за мирных жителей, но их смяли. Через час на площади из живых остались только солдаты, раненых добивали, обыскивали дома, всех, кого удавалось найти, лишали жизни. Однако кому-то все-таки удалось вырваться из города на лошади, правда, гонца серьезно ранил лучник гвардии, поэтому догонять доходягу никто не стал. В темноте в Эолисе зажглись огни. Воины уставшие разбредались по захваченным домам. Но почти никто не спал в ту ночь, каждый воин оплакивал убитых им людей, "Таков был приказ" — оправдывались одни, "Лучше бы я умер на поле брани" — скорбели другие.
Жорес сидел в одном из кабаков и методично напивался, Сергиас нашел его совершенно случайно.
— Что стряслось, брат? Все идет, как по маслу — сказал Сергиас.
Жорес молчал, он был угрюм и зол.
— Сергиас, — хрипло начал Жорес, — почему мы умираем только один раз?
Младший брат смотрел на старшего почти с ужасом.
— С какой радостью я убил бы этого мерзавца еще раз и еще раз, и еще раз…
— О чем ты, брат?
— Микаэлос, — прошипел Жорес.
— Я ничего не понимаю. Последний раз ты так напивался, когда Жозефу провожал в монастырь…
Ответом был тяжелый, полный злобы и муки взгляд.
Сергиас срочно проматывал в голове всю ту историю с дочерью своего старшего брата. В Лирании внебрачные дети не подвергались каким-либо гонениям, но и не имели особых прав на то, чтобы общаться с отцом и претендовать на наследство. Девочек и мальчиков, родившихся в случайной связи, называли "маминькиными птенцами". Жозефа была, как раз такой "маменькиной" девочкой, однако Жорес души в ней не чаял, когда девица повзрослела, он перевез ее к себе. Мать Жозефы была не против, хоть и предпочитала не общаться с ее отцом. В тот год, в Лиранию из десятилетнего плена вернулся Микаэлос и тут же был представлен ко двору, а за особые заслуги был назначен Владыкой Эолиса. После отъезда Владыки в город по стране поползли слухи о том, что Микаэлос берет какие-то взятки, проводит какие-то странные ревизии. История была темной и запутанной, однако, Микаэлосу удалось снять с себя все обвинения. Увидев как-то при дворе Владыку, Жозефа потеряла голову, она сама познакомилась с ним, ни сколько не смущаясь, ни своего статуса, ни положения, девица увивалась за ним. Владыка никаких знаков внимания ей не оказывал. Жорес не одобрял сердечных увлечений своей дочки, но молчал.
Утром, в день отъезда Микаэлоса, Жозефа вместо ожидаемой печали была радостна и светилась от счастья. Отец поинтересовался у Жозефы, в чем причина ее настроения, на что девица (от отца у нее не было никаких секретов) ответила, что провела ночь не с кем-то, а именно с Владыкой Микаэлосом. Удивлению Жореса не было предела, он бросился искать Владыку, но тот уже уехал. Наскоро собравшись, он и Жозефа помчались в погоню, Микаэлоса нагнали очень быстро. Высказав все свои претензии, Жорес встретил ледяную и глухую стену непонимания. Владыка все отрицал. С Жозефой случилась истерика, она кричала, бросалась Микаэлосу на грудь, тот успокаивал бедняжку, но отрицал, что между ними что-то было. Более того, нашлись свидетели, которые видели в это же время Владыку совсем в другом месте.
Владыка согласился на проведение небольшого расследования, которое так ничего и не объяснило. Однако Микаэлос уезжал в спешке, ссылаясь на срочные дела. С тех пор Жозефа перестала говорить с кем-либо, включая отца, а спустя месяц изъявила желание уйти в монастырь. Монастырская жизнь, хоть и не была популярна — в Лирании был всего один монастырь — желающие уединиться на время, а то и на всю жизнь, всегда находились. В этот монастырь уходили как мужчины, так и женщины, и частенько возвращались оттуда уже любящими парами и жили долго и счастливо. Жоресу было трудно расставаться с дочерью, но он отправил ее в монастырь, и в тот вечер напился так, же как сегодня, и все кричал, что отомстит Владыке за свою обиду.
— Он признался, — сказал Жорес, — это мерзавец узнал меня, и перед смертью все-таки вспомнил ее. Бедняжка до сих пор там, она просила не писать и вообще оставить ее, как будто она умерла, но я наводил справки: она до сих пор страдает! Он признался, что это был он. Я не стерпел и убил его, но… я убил бы его еще раз.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});