Читать интересную книгу Доброй ночи, любовь моя - Ингер Фриманссон

Вечером он снова был с ней.

– Натан, я так тебя звала...

Он ответил:

– Я же здесь почти весь день просидел. Смотрел за тобой, тебе было очень плохо.

– Какой сегодня день?

– Среда.

– А вчера вторник был?

– Да, вторник. Ты была очень плоха... но теперь тебе лучше, кризис миновал. Бен принес лекарства. Поедем завтра.

При мысли о поездке у нее перехватило дыхание, она закрыла глаза.

– Бен сказал, завтра станет значительно лучше. Лекарство очень сильное. Но нужно много пить. Тут две бутылки воды, ты обе должна выпить.

Он не позволял ей заснуть. Когда она слишком надолго закрывала глаза, он встряхивал ее и заставлял пить воду. Боль в суставах отступала. Он сидел с ней безотлучно.

– Прости, – прошептала она. – Вы... мы застряли из-за меня...

– Не извиняйся, ты же не нарочно. В такой поездке нужно быть готовым ко всему.

– Да, но остальные...

– Хорошо, что это случилось сейчас, а не в джунглях, правда?

– Ох... Думаешь, у меня хватит сил?

* * *

На следующее утро болезни как не бывало. Только сильная слабость как напоминание, но лихорадка прошла. Натан помог ей принять душ. Из нее все еще текла кровь. Его это не раздражало. Он напевал, насухо вытирая ее.

Они доехали до автобусной станции на машине. Она держала свой рюкзак на коленях. Она очень устала и даже боялась представить, каково это – взвалить его на спину.

Дряхлый автобус забился под завязку. Бен позаботился, чтобы все они сели рядом. Кое-кому из парней пришлось устроиться на неудобных откидных сиденьях. Ей было жаль их до слез.

Группа встретила ее очень тепло.

– Простите меня, пожалуйста, – сказала она смущенно.

– В следующий раз наша очередь, – ответил исландец.

Ей понравилось, как он это сказал.

Хенрик купил для нее пакетик сахарных карамелек.

– Тебе может понадобиться сахарная подпитка, – сказал он и дружески толкнул ее в плечо. – Дома в Ганновере нам всегда дополнительный сахар давали, когда мы болели в детстве.

– Спасибо, – прошептала она. – Как вы все добры ко мне.

Мартина сидела от нее наискосок.

– Тебе лучше? – спросила она.

Жюстина кивнула.

– На меня один раз напало что-то подобное в Перу. Потом еще на глаза перекинулось. Я думала, что ослепну. Представь, тыкаться на ощупь в полной темноте в абсолютно чужой стране.

– И как ты выкрутилась?

– Один мужик, с которым я там познакомилась, достал какой-то порошок. Индейское снадобье. Глаза дико щипало, но примерно через сутки все прошло.

– И как ты только решилась. Ты же могла и вправду ослепнуть!

– Да. Сейчас-то легко говорить. Но иногда человек вынужден рисковать.

– А мне Бен какое-то чудо-лекарство дал.

Мартина фыркнула:

– Да тут полно такого, от чего шведское социальное управление обкакалось бы.

– Да.

– Ты отдыхай. Ехать целый день.

* * *

Автобус вел жирный и угрюмый китаец. Он остановился всего два раза, в первый – для короткого обеда, а во второй – ровно на восемь минут, чтобы пассажиры сгоняли в туалет. Он загибал свои пальцы-сардельки, прижав большие пальцы к ладоням:

– Говорить я, восемь минута. Потом автобус уходяй!

Грязь в туалете была неописуемая, удобства сводились к дыре в полу. Все еще слабая Жюстина чуть не упала. Кроссовки промокли.

* * *

О туалетной бумаге здесь, похоже, даже не слышали.

– И почему у них такие загаженные уборные? – спросила она у Натана в автобусе. – И пахнет там омерзительно, они что, сами не чувствуют?

– Потерпи, в джунглях будет почище, – расхохотался он. – Там сплошной свежий воздух и полно листьев.

– И пиявок, – дополнила Мартина по-английски.

Жюстина не знала такого слова. Чуть погодя она спросила Натана. Он мельком глянул на Мартину и заговорщицки улыбнулся:

– Сама увидишь.

В автобусе Мартина сидела, повернувшись к ним, вытянув ноги в проход. У нее было узкое лицо с тонкими чертами, темные ресницы и брови. От нее исходил слабый запах мыла. Она пару раз сфотографировала их.

Автобус внезапно накренился так, что Мартина чуть не уронила камеру.

– Чертов идиот!

Натан успел ее подхватить.

– Все в порядке?

– Да. Только эта скотина за рулем явно на нас плевать хотела.

– Точно. Но вспомни, сколько еще миль нам нужно проехать, а по темноте ему вряд ли в радость крутить баранку. Черт его знает, работают ли у этой развалюхи фары.

– В Гватемале я один раз всю ночь ехала на автобусе, который с этим даже рядом не поставишь. По сравнению с тем – наш люксовая тачка. Мы ехали из Тикалы в Гватемала-Сити, сиденья там буквально каменные, без набивки... задница была как бифштекс, когда мы под утро приехали.

– Написала о поездке?

– Ага. Втюхала эту халтуру в журнал «Путешествия», мне несколько разворотов выделили, а один из снимков даже на обложку попал.

Он потрепал ее по волосам:

– Круто, Мартина. Давай ты и с этой поездкой так же поступишь.

– И что за это мне обломится?

– Ну... Можешь получить плату натурой, если хочешь. Договоримся.

Она кинула на него хитрый взгляд:

– Есть старое хорошее правило: команду не трахать!

Вмешался исландец:

– Мартина, а ведь в Гватемале немного неспокойно?

– Да, иногда меня тормозили военные.

– Мне кажется, глупо так искушать судьбу. Женщина... в одиночку...

– Это еще почему? Разве у девушек нет права на свободу передвижения, как у парней?

– Ты понимаешь, о чем я.

– Меня ни разу никто не пытался изнасиловать, если ты на это намекаешь. Однажды потеряла паспорт. Но в посольстве с этим разобрались.

– Ты весь мир, наверное, объездила? – спросила Жюстина.

– Нет. В Исландии, например, не бывала. И не рвусь.

* * *

К ночи они наконец добрались до места. Было все еще очень жарко. В воздухе мелькали птицы, похожие на ласточек, их отливающие серебром тела рядами покрывали телеграфные провода, крест-накрест висевшие над улицами. Бен страшно обрадовался птахам:

– Здорово, что мы их застали, это перелетные птицы, такое случается всего два раза в год.

– Может, прямо под ними торчать не стоит? – сказал Натан. – Я слышал, от этого неудачи приключаются.

Все рассмеялись.

Они поселились в дешевом и незатейливом постоялом дворе. Жюстина очень устала и сразу рухнула на кровать. В комнате было жарко как в сушилке. Она с удовольствием вымылась бы, все тело зудело, ей казалось, будто она пропитана грязью.

– Как себя чувствуешь? – спросил Натан.

Он уже сходил в душ и теперь, широко расставив ноги, обсыхал под вентилятором. Ноги его покрывал золотистый пушок, он был очень красив, ее потянуло к нему, хотелось, чтобы он обнял ее, покачал, поцеловал. Уверил бы, что ничего страшного не случится, что они навсегда, навсегда вместе.

– Все хорошо, – прошептала она.

– Выглядишь подавленной.

– Ничего страшного. Просто немного устала.

– Давай спустимся и перекусим.

Она покачала головой:

– Я не пойду.

– Совсем без сил?

– Да.

– А мне нужно что-то поесть.

Он ушел. На кровати не было белья, только тонкий цветастый чехол на матрасе. Она чувствовала под собой песчинки, однако, когда попыталась стряхнуть их, выяснилось, что на матрасе ничего нет. Ей хотелось во что-нибудь завернуться – не потому что она мерзла, а потому что привыкла накрываться. Она чувствовала себя голой, беззащитной.

Жюстина слышала, как остальные собираются внизу. Комната была квадратная, с серым цементным полом. Единственная мебель – кровать. За окном набирал силу хор цикад и лягушек.

Она села на кровати. Тело жгло, чесалось везде, где кожа соприкасалась с кожей. Она оделась и вышла в коридор. В торце находилась обшарпанная раковина. Направо – душ и азиатский туалет. Она вошла в душевую и разделась. Там не было крючков, Жюстина перекинула одежду через дверь, и та намокла, когда она принимала душ.

Жюстина прополоскала трусы и лифчик, завернулась в полотенце и пробежала обратно в номер. А если ее увидят? Вряд ли можно разгуливать в одном полотенце по мусульманскому постоялому двору. Возможно, за это полагается публичная порка или вовсе побивают камнями до смерти. Она натянула свежие брюки и майку, разложила мокрую одежду на полу. Влажные волосы приятно холодили голову. Ощутив легкий голод, Жюстина подумала: она явно идет на поправку.

Жюстина на ощупь спустилась по крутой и темной лестнице. Внизу работал телевизор, перед ним сидели два мальчика. Они не обратили на Жюстину внимания. Из-за покрывала выглянула женщина.

– Вы не знаете, где мои друзья? – спросила Жюстина.

И тут же увидела их. Они устроились за сдвинутыми столами на улице. Жюстина замерла в дверях. Никто ее не заметил. Мартина сидела в центре. Она что-то рассказывала. Лица у всех блестели, они внимательно слушали.

Рядом с Мартиной сидел Натан. И так близко, что рука его касалась ее бедра.

Жюстина долго стояла и смотрела на них. Что-то в ней надломилось, она не могла заставить себя подойти, но не было у нее и сил подняться в комнату. В голове билась какофония минувшего дня: гул моторов, голоса, стрекот цикад. Она стояла в дверях, точно статуя, – женщина средних лет, лишенная обаяния, бледная, жирноватая туристка.