Читать интересную книгу Кол Будды - Руслан Белов

Был конец дня.

Солнце тянулось к горизонту.

Метрах в пятидесяти разлагались нудисты.

И вдруг любовь, забывшая все на свете, любовь, взорвавшаяся гранатой, и отбросившая все в никуда.

Когда солнце, море и нудисты вернулись на места, Евгений Евгеньевич был счастлив, был богом. Он смотрел в голубое небо и почему-то думал о мосте Святого Лодовико. Голова Наташи лежала у него на груди, и он знал: она счастлива, ей хорошо, потому что он дал ей что-то хорошее.

То, чего у нее никогда не было. Он знал, что она сейчас лежит и смотрит в голубое небо и думает, сможет ли она прожить теперь без всего этого. Подспудно, чисто по-человечески, ему хотелось приподнять голову и посмотреть ей в синие глаза, посмотреть и увидеть, к чему она склоняется. Но он не приподнял головы и не посмотрел, потому что знать будущего ему не хотелось.

Наташа повернула голову, он приподнялся. И они увидели в глазах друг друга совершенно сказочный Present Continuous Tens. Настоящее продолженное время.

- Давай устроим праздничный ужин? - предложила Наташа, пригладив ему брови. - У нас ведь праздник?

- Давай, - обрадовался Смирнов. - Только знаешь, мне сначала надо реализовать одну свою дурную наклонность.

- Какую?

- На каждой стоянке я убираю пляж на сто-двести метров в обе стороны. Ненавижу эти пластиковые бутылки! Они меня оскорбляют.

- А почему ты считаешь это дурной наклонностью?

- Я этим выделяюсь из общей массы и как бы становлюсь над ней. А это многими считается дурной наклонностью. И я, в общем-то, с ними согласен.

- Интересно... Ты, что, надо всем думаешь?

- Ты что имеешь в виду?

- Ну, ты ведь думал, перед тем, как назвать это дурной наклонностью?

- Конечно. Я думал, дурная ли это наклонность или просто у меня анальный тип личности - есть в психоанализе такой интересный тип, не связанный, кстати, с гомосексуализмом. А вообще ты права - если над всем думать, свихнуться можно. Ну ладно, хватит теорий, я пойду, это недолго.

- Ты что, жечь их будешь? Они же коптят? Не хочу копоти!

- Нет, не буду, это опасно. При горении пластика выделяется диоксин. Я буду их плавить вечером, когда ветер будет в Турцию.

Поцеловав Наташу в губы, он нашел изорванный пластиковый мешок и пошел с ним по пляжу. Через двадцать минут он был чист в обе стороны на пятьдесят метров, а в стороне от устья пляжа терпеливо ждали аутодафе опустошенные пластиковые бутылки, изувеченная обувь, и прочая береговая нечисть.

Эдем был почти готов.

29.

Вернувшись в лагерь, он принялся разбирать свой рюкзак. Наташа, готовившая салаты из консервов, с любопытством разглядывала его вещи.

Один за другим на свет появились:

Целлофановая пленка.

Полутора литровая бутылка с вином.

Ласты. В одной из них - "резинка" на восемь крючков.

Маска. Трубка.

Полкило картошки в рваном целлофановом пакете. Помидоры. Кабачок.

Банка говяжьего паштета.

Колечко полукопченой колбасы.

Топорик на деревянной ручке.

Бульонные кубики в пакете.

Книга с паспортом.

Тонкое байковое одеяло. Свитер, джинсы.

Другая бутылка с вином. Литровая. Пакет с бельем и рубашкой.

Белая пластмассовая коробка со всякой всячиной. Аптечка в целлофановом пакете.

Закопченная кастрюлька. Алюминиевая ложка.

Пластмассовая кружка со знаком "Рыб".

- И это все? - удивилась Наташа, когда рюкзак опустел.

- Да нет, вот еще толстовка, - вынул Смирнов зеленый сверток. - Тяжелая и нетеплая. Зачем я ее взял, не знаю...

- А что в нее завернуто? Лук ты порежешь?

- Порежу, конечно. А завернуто в нее вот что.

Смирнов развернул сверток и показал злополучный кол. Наташа смотрела с удивлением.

- А зачем он тебе? Коня же у тебя нет? А, поняла... Ты себя к нему привязываешь! Когда видишь смазливую мордашку...

И Смирнов не удержался. Не смог удержать пластинку, которая сама вылетела из пакета, легла на диск проигрывателя и притянула к себе проигрывающую головку:

- Это амулет. Мой амулет. К нему привязана моя смерть.

- Глупости какие. - Головы не подняла. - Ну и выдумщик. - Хмыкнула. Давай, режь лук, он мне нужен.

Смирнов, достал нож и принялся резать лук на дне кастрюльки, предварительно повозив им по песку, а затем и траве.

"Ну и хорошо, что не стала спрашивать, - думал он, кроша луковицу. Вообще, женщины тем и хороши, что все эти глупости о привязанных смертях им до глубокой безразницы. Не любят они выдумщиков.

Они практичны и имеют в виду только то, что можно подержать в руках.

А может, все же рассказать? Сказать, что женщина бессмертного тоже бессмертна?

И она пробудет со мной не только эти считанные дни до конца отпуска, но и всю оставшуюся жизнь?

Нет, не буду ничего рассказывать. Не буду, потому что уже сам себе кажусь идиотом. Придумал сказку и сам в нее поверил.

Сумасшедший.

А глаза монаха? Как он на меня смотрел! Нет, в этом коле определенно что-то есть. Не зря я его с собой потащил".

- Ты что задумался?

- Да так. Ты мне хочешь что-то сказать?

- Да. Я хотела сказать, что там, не пляже, мне было хорошо. Я бы сказала, что так хорошо, как ни с кем не было, но я еще не вполне уверенна... И хотела бы эту уверенность укрепить.

Взгляд Наташи стал туманным

- Сейчас? Мне помыть руки?

Смирнов озабоченно понюхал пальцы, остро пахшие луком.

- Нет, вечером. Ночью. Вечером мы будем пить, есть, смотреть друг на друга и печалиться.

- Печалиться, что не встретились раньше?

- Да.

- Слушай, ты такая любимая... Я прямо таю, глядя на тебя. Ты такая ясная, умная, живая, красивая и без комплексов совсем. Говоришь, что думаешь... Откуда ты такая?

- "Кто вы такая? Откуда вы? Как вы явились сюда?" - продекламировала Наталья Окуджаву с горькой усмешкой на устах. И продолжила, глядя на море, синевшее в вырезе щели:

- От папы с мамой я. У нас была хорошая семья... Знаешь, она для меня, как для тебя твоя Наташа. Я много раз пыталась создать такую же, - бросила странный взгляд. - Но тщетно.

- А где твои родители?

- Они умерли. Погибли в автокатастрофе по дороге на дачу. И старший брат был с ними. Я тоже хотела ехать, но отец нашел какое-то пустяковое дело, и я осталась. Осталась одна в пятнадцать лет с несносной теткой в роли мачехи... И ее гадким, похотливым мужем. И поняла, что такое родной отец, мать и брат. Знаешь, когда мне плохо, я злюсь на отца. Сильно злюсь. Что не взял с собой. Что оставил жить.

- Слушай, давай не будем об этом. Это все случилось давно, даже словесные соболезнования как-то не складываются, одно душевное сочувствие.

- Да, действительно, давай, не будем. Ужин у нас через полчаса. Не мог бы ты соорудить что-то похожее на стол? Мне так хочется посидеть удобно, как в кафе...

- Две минуты! Убирая берег, я видел две широкие доски, в самый раз пойдут. Кстати, я и стул поломанный нашел, трон тебе устрою, закачаешься!

Через двадцать минут стол был готов, и Наташа выставила на него приготовленные салаты и закуски. Скоро они сидели напротив друг друга, и пили за встречу и предстоящие дни, которые, без сомнения, станут незабываемыми. Наташа пила десертное вино, которое Смирнов, пивший "Анапу", взял для нее в Утрише. Им было весело, они разговорились по душам, и Наташа сказала, что ей не нравится, что он, ее мужчина, пьет дешевое вино.

- Так оно мне нравиться, - пытался оправдаться Смирнов. - Ну, почти нравится. А если честно, я пью по средствам.

- Ты за полчаса заработал почти четыре тысячи!

- Я не могу каждый день паясничать! Я вообще-то, очень даже серьезный человек, ученый, которого многие знают, в том числе и за рубежом. У меня пятьдесят научных публикаций, я...

- И сколько же зарабатывает "очень серьезный" человек с пятьюдесятью научными публикациями? - перебила женщина.

- Около трехсот долларов. Какие-то вы, женщины, не оригинальные в общей массе. Несколько часов знакомства и сразу о деньгах...

- Человек должен жить достойно...

- Это вы, смертные должны жить достойно! - воскликнул Смирнов, задетый женщиной и третью бутылки "Анапы". А я бессмертный, я не тороплюсь заглотать жизнь, как животное, до отрыжки.

- Ты бессмертный? - посмотрела Наташа, потемневшими глаами.

- Мне кажется.

- И когда ты стал бессмертным?

- Давно, в двадцать два года...

- И, став бессмертным, ты постарел на двадцать лет?

- Ты думаешь, мне сорок два?

Редко кто давал Смирнову его годы.

- Ну, сорок два - сорок три...

- Ошибаешься, сильно ошибаешься. Я не хотел оставаться все время двадцатидвухлетним, сама понимаешь. Все юноши мечтают выглядеть зрелыми мужчинами. Но все зрелые мужчины не хотят зреть дальше, вот я решил остановиться. Кстати, очень скоро ты узнаешь, что кое в чем я остался двадцати двух летним.

- Посмотрим, посмотрим. А как ты стал бессмертным?

- Этот кол. Он охраняет меня.

- От чего?

- Ото всего. От смерти, от морщин, от богатства, он отводит от меня нехороших женщин и заставляет работать, как лошадь...